Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первые месяцы 1973 г. по мере того, как волна спроса на нефть продолжала подниматься, у независимых переработчиков возникли трудности с поставками сырой нефти, а на горизонте уже маячила нехватка бензина с наступлением летнего сезона, когда на дорогах резко увеличивается число автомобилей. В апреле Никсон впервые выступил с президентским посланием по вопросам энергетики, в котором сделал чреватое важными последствиями заявление: он отменяет систему квот. Внутренняя добыча, даже защищенная квотами, уже не поспевала за волчьим аппетитом Америки. В ответ на политическое давление Капитолийского холма администрация Никсона немедленно довела до конца свое решение об отмене квот, введя «добровольную» систему распределения, которая должна была обеспечивать поставки нефти независимым переработчикам и сбытовикам. Эти два решения, последовавшие одно за другим, отчетливо показывали, насколько изменилась обстановка: квоты имели целью регулирование поставок и их ограничение в мире избытка. Теперь же, в условиях дефицита, задачей новой системы стало распределение всех имеющихся ресурсов.
«Волк уже здесь»
С появлением вопросов энергоснабжения в политической повестке дня один из главных нефтяных экспертов Госдепартамента, Джеймс Эйкинс, высокий угрюмый сотрудник дипломатической службы, был откомандирован для работы в аппарат Белого дома. Еще недавно, работая в Госдепартаменте, он руководил секретным исследованием по вопросам нефти, на основе которого сделал вывод, что мировая нефтяная отрасль переживает «последние дни выгодной для покупателя конъюнктуры». И далее, что «к 1975 г., а возможно и ранее, мы придем к устойчивому рынку, где конъюнктура будет выгодна для продавцов, и любой из крупнейших поставщиков сможет создать кризис поставок, прекратив продажу нефти». Наступило время, говорил он, «положить конец „нескончаемым“ исследованиям проблемы энергоснабжения» и перейти к действиям. Соединенные Штаты должны сократить темпы роста потребления, повысить добычу у себя дома и перейти к импорту по возможности из «надежных источников». Эти меры, говорил он, «будут настолько же непопулярны, насколько дороги». Однако что касается непопулярности и дороговизны, вопрос этот изучен не был, поскольку ни одна из этих мер не получила одобрения. На деле же, с быстрым ростом импорта, происходило совершенно обратное.
В апреле 1973 г. в тот самый месяц, когда Никсон отменил квоты, Эйкинс, теперь уже в ранге сотрудника аппарата Белого дома, снова попытался противодействовать борьбе с надвигавшимся кризисом. Он подготовил секретный доклад с целым рядом предложений, среди которых были широкое использование угля, создание синтетического топлива, более жесткие меры экономии (включая высокий налог на бензин) и резкое повышение ассигнований на исследования и разработки с тем, чтобы выйти из зависимости от углеводородов. К его идеям отнеслись с недоверием. «Экономия не входит в кодекс нравственности республиканской партии», – безапелляционно заявил ему главный советник по внутренним вопросам в аппарате Белого дома Джон Эрлихман. В том же месяце Эйкинс публично высказал свою тревогу, опубликовав в Foreign Affairs статью, заголовок которой говорил об основных экономических и политических тенденциях: «Нефтяной кризис: на этот раз волк уже здесь». Статья была прочитана очень многими. Но она носила крайне противоречивый характер, а аргументы Эйкинса были весьма далеки от того, чтобы их можно было принять или хотя бы согласиться с ними. Так, одновременно со статьей Эйкинса журнал Foreign Policy – недавно появившийся самонадеянный конкурент Foreign Affairs – опубликовал очерк «Реальна ли нехватка нефти?». В статье со всей определенностью утверждалось, что нереальна. Объявляя о том, что «мировой энергетический кризис, т. е. нехватка нефти, является сущим вымыслом», автор очерка как бы подталкивал читателей к мысли, что сам Эйкинс входит в группу политических интриганов, объединяющую сотрудников Госдепартамента, экспортеров нефти и ряд компаний. Тем не менее набатный колокол прозвучал. Но ни в Соединенных Штатах, ни в промышленно развитых странах не последовало какой-либо особой реакции или, что следует подчеркнуть, какого-либо определенного взаимодействия, которое было необходимо для более согласованных упреждающих мер[510].
Теперь, сняв импортные барьеры, Соединенные Штаты стали вполне созревшим и весьма прожорливым участником мирового нефтяного рынка. Они присоединились к другим потребителям, обращаясь с настойчивыми требованиями к Ближнему Востоку. Другого выбора, кроме как ликвидировать квоты, практически не было. Но их отмена привела к серьезному росту спроса на и без того охваченном лихорадкой рынке. Компании покупали любую нефть, которая им попадалась. «Несмотря на весь объем имевшейся у нас нефти, – вспоминал впоследствии президент отделения Gulf Oil по поставкам и торговле, – я считал, что мы должны были продолжать ее покупать. Нам нужна была диверсификация». К лету 1973 г. импорт Соединенных Штатов составлял ежедневно уже 6,2 млн баррелей по сравнению с 3,2 млн в 1970 г. и 4,5 млн в 1972 г. Независимые переработчики также бросились на мировые рынки, расширяя группу поддавшихся панике безумных покупателей, набавляя цену на все попадавшиеся под руку ресурсы. Отраслевой журнал Petroleum Intelligence Weekly в августе 1973 г. сообщил, что «близкая к панике скупка нефти американскими и европейскими независимыми, а также японскими компаниями вызвала скачок цен».
В условиях превышения спроса над предложением рыночные цены взлетели выше официальных объявленных. Это было кардинальное изменение, обусловленное концом 20-летнего избытка. В течение длительного периода рыночные цены, складываясь под влиянием хронического избытка предложения, были ниже объявленных, что обостряло отношения между компаниями и правительствами. Но теперь произошла радикальная смена позиций, и страны-экспортеры, безусловно, не намеревались допускать, чтобы разница между объявленной и рыночной ценами уходила в карманы компаний.
Экспортеры, рассчитывая увеличить свою долю растущих цен, сразу же потребовали пересмотра условий участия и выкупа. Самой агрессивной была Ливия. В четвертую годовщину переворота Каддафи – 1 сентября 1973 г. – она национализировала 51 % еще не взятых под контроль активов компаний. В ответ последовало предостережение Никсона: «Нефть при отсутствии сбыта, как много лет назад убедился мистер Моссадык, не приносит стране большой пользы». Но это жесткое предупреждение осталось без внимания. Каддафи отделяли от Моссадыка не просто какие-то 20 лет, а коренные изменения конъюнктуры рынка. Когда Моссадык национализировал Англо-иранскую компанию, в других странах Ближнего Востока шло бурное освоение новых месторождений. Но теперь, в 1973 г., дополнительных объемов нефтедобычи не было. Рынок существовал, но он не был насыщен. И у Ливии отсутствовали проблемы с продажей экологически более чистой нефти с низким содержанием серы.
Радикально настроенные члены ОПЕК – Ирак, Алжир и Ливия – потребовали пересмотра двух считавшихся неприкосновенными документов – тегеранского и триполийского соглашений. В конце весны и начале лета 1973 г. такую же позицию заняли и другие экспортеры, видя рост цен на рынке. Они ссылались на рост инфляции и девальвацию доллара, но главным аргументом было, конечно же, повышение цен. Между 1970 и 1973 гг. рыночная цена на сырую нефть увеличилась вдвое. Доходы экспортеров росли
