Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Политика Великобритании в отношении Ирана ужесточилась в октябре 1951 г., когда лейбористское правительство сменили консерваторы во главе с Уинстоном Черчиллем, которому было уже 77 лет, т. е. он был старше Моссадыка на пять лет. Черчилль не скрывал своего возраста и часто жаловался на «старые мозги, которые уже не работают так, как прежде». Но у него был четкий взгляд на иранскую национализацию: правительство лейбористов было слишком нерешительным и слабым. Будь он у власти, говорил он Трумэну, «возможно, немного постреляли бы», но Великобританию «из Ирана не вышибли бы». По иронии судьбы, будучи первым лордом Адмиралтейства, Черчилль 37 лет назад выкупил у Англо-персидской компании, как она тогда называлась, правительственную долю. Он оставался в политике так долго, что теперь, вернувшись, вновь возглавил правительство в момент самого тяжелого кризиса компании за всю ее историю. Он будет защищать компанию как сможет.
Министром иностранных дел стал сэр Энтони Иден, который тоже был связан с этим вопросом. В Оксфорде после Первой мировой войны Иден изучал восточные языки, был лучшим знатоком персидского языка среди студентов и поклонником изящной персидской литературы. Иден не растерял свои персидские связи. Как заместитель министра иностранных дел, он сыграл ведущую роль в разрешении кризиса в 1933 г., связанного с экспроприацией Англо-персидской компании, предпринятой Реза-шахом. Восемь лет спустя, в 1941 г., став министром иностранных дел, Иден с беспокойством следил за заигрываниями Реза-шаха с нацистами. Поэтому он принял активнейшее участие в обсуждении решения об интервенции и свержении шаха. Иден любил Персию и часто туда ездил. Вновь став министром иностранных дел в 1951 г., он все еще цитировал пословицы по-персидски. На этот раз он столкнулся с более глубоким кризисом в результате национализации и изгнания британцев из Абадана. «Наш авторитет на всем Ближнем Востоке сильно подорван», – сказал он.
Кризис поставил перед Иденом и болезненную проблему личного порядка. Значительная часть его капиталовложений была связана с Англо-иранской компанией, цена на акции которой резко упала. После долгого размышления он решил, что, несмотря на то что значительная доля акций принадлежит правительству и поскольку нет специальных правил или законов, ему не подобает иметь акции компании. Он продал их по самым низким ценам, потеряв единственный шанс обеспечить себе финансовое благополучие. В конечном счете это решение ему дорого обошлось, в том числе потерей загородного дома.
Когда консерваторы вернулись к власти, коренные разногласия между Лондоном и Вашингтоном приняли еще более четкие очертания. Американцы боялись, что, если Моссадык падет, на его место придут коммунисты, поэтому лучше попытаться работать с ним, как бы это ни раздражало, чем против него. Британцы, напротив, считали, что после падения правительства Моссадыка к власти, возможно, придет более разумное правительство, и чем скорее это произойдет, тем лучше. Уступки в Иране, безнаказанность Моссадыка неизбежно создадут прецедент по всему миру, что приведет к эпидемии национализации и экспроприации. Великобритания не может позволить себе рисковать другими капиталовложениями за рубежом. «Мы должны заявить США на самом высоком уровне, – заявил сэр Дональд Фергюссон, заместитель министра топлива и энергетики, – даже если предположить, что они правы и Моссадыка надо поддерживать, чтобы спасти Персию от коммунизма, придется выбирать между спасением Персии и гибелью нашей страны». В британском правительстве шли бесконечные споры о том, что делать и кто виноват, сама Англо-иранская компания и ее реакционность вызывали нетерпимость и злость. Даже Иден жаловался, что председатель компании сэр Уильям Фрейзер витает в «заоблачной стране дураков»[414].
Осенью 1951 г., через несколько недель после эвакуации британцев из Абадана, Моссадык поехал в США защищать Иран в ООН. Он отправился к Трумэну и Ачесону доказывать свою правоту и просить экономической помощи. Американское правительство хотело стабильности в Иране, но не было готово ради этого выручать Моссадыка. Когда Моссадык начал объяснять Трумэну и Ачесону, что он «говорит от имени очень бедной страны, где только пустыня, песок…», Ачесон прервал: «…И нефть, совсем как в Техасе!» Премьер-министр получил минимальную экономическую помощь.
Но помощник государственного секретаря Джордж Макги после 80 часов переговоров с Моссадыком пришел к выводу, что есть возможность выработать основы соглашения. Нефтеперерабатывающий комплекс в Абадане приобретет Royal Dutch/Shell (поскольку это голландская, а не британская компания), а специальный контракт с Англо-иранской компанией обеспечит равное распределение прибыли (принцип «50 на 50»). Но Моссадык настаивал на дополнительном условии: никто из британских специалистов не будет работать в Иране. Ачесону предстояло лично проверить реакцию Энтони Идена на это предложение во время официального завтрака в Париже. В Государственном департаменте с нетерпением ждали звонка Ачесона. Он позвонил Макги и сообщил, что дополнительное условие Моссадыка разъярило Идена, который счел его унизительным, и он безапелляционно отверг предложение. Макги, питавший большие надежды, был потрясен. Его усилия разрешить иранский нефтяной кризис оказались тщетными. «Для меня это было почти концом света», – сказал он. Не было ясно, разделял ли Моссадык его отчаяние, и вообще хотел ли он хоть какого-то соглашения. «Разве вы не понимаете, что, возвращаясь в Иран с пустыми руками, – говорил Моссадык одному американцу перед отлетом из США, – я оказываюсь сильнее, чем если бы я вернулся с соглашением, которое еще надо всучить моим фанатикам?»
Все же администрация Трумэна надеялась на достижение соглашения с Мосси. В Государственном департаменте и министерстве иностранных дел Великобритании возникли предложения создать консорциум компаний, который принял бы на себя управление иранской нефтяной промышленностью. Появился даже оригинальный план, по которому Всемирный банк в качестве попечителя взял бы под свой контроль нефтяные операции Ирана до достижения окончательного соглашения. Но все попытки разбивались о нежелание Ирана идти на компромиссы, смягчающие последствия национализации и ослабляющие его контроль или ведущие к укреплению роли Англо-иранской компании.
Кризис продолжался. Наступил 1952 г. Правительство Моссадыка не могло продавать нефть, денег не хватало, экономическая ситуация ухудшалась. Но это, казалось, не имело значения. Главным было то, что Моссадык оставался популярным национальным лидером, достигшим исторической цели: он выгнал иностранцев и вернул национальное богатство. Он заявил, что, по его мнению, пусть нефть остается в земле, для блага будущих поколений. Посол США в Тегеране заметил глубокую антипатию Моссадыка к шаху, которую приписывал тайному презрению представителя старой аристократической фамилии к «слабовольному сынку самозванца-тирана». Моссадык, будучи приверженцем конституции, прибегал к неконституционным методам правления, включая использование городских масс в своих политических целях. Он также брал на себя диктаторские функции. «Я всегда считал
