Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер

Придя в себя, он вернулся ко мне; черты лица его сделались холодны и незыблемы, как антарктические горы.

Вдвоем мы направились к стоянке, где он оставил машину.

– Спросить можно? – поинтересовался я.

Он кивнул.

– Белые вампиры получают ожоги, только когда пытаются кормиться тем, кого коснулась истинная любовь.

– Все не так просто, – негромко произнес Томас. – Скорее это зависит от того, как сильно руководит твоими действиями Голод при этом прикосновении.

Я хмыкнул:

– Но ведь при кормежке Голод берет власть.

Томас медленно кивнул.

– Тогда зачем Мэдлин пыталась кормиться Жюстиной? Не могла же она не понимать, что это причинит ей боль?

– По той же причине, по которой это делаю я, – ответил Томас. – Она ничего не может с собой поделать. Это рефлекс.

– Не понимаю, – нахмурился я.

Он молчал так долго, что я решил было, что он не ответит. Но он все-таки заговорил.

– Мы с Жюстиной вместе уже много лет. И она… она много для меня значит. Когда я рядом с ней, я ни о чем другом не могу думать. Только о ней. А когда я до нее дотрагиваюсь, все мое существо требует, чтобы я от нее не отрывался.

– И твой Голод – не исключение, – пробормотал я.

Он кивнул:

– В этом мы сходимся, я и мой демон. Поэтому я не могу коснуться Жюстины без того, чтобы… чтобы не выпустить его поближе к поверхности – ты, наверное, так назвал бы это.

– И он обжигается, – кивнул я.

– Мэдлин – противоположный конец спектра. Она полагает, что может кормиться на ком захочет и когда захочет. Людей она не замечает. Она видит только пищу. Голод управляет ею всецело. – Он горько улыбнулся. – В общем, для нее это рефлекс, как и для меня.

– У тебя все по-другому. Для нее так со всеми. Не только с Жюстиной.

Он пожал плечами:

– Мне плевать на всех остальных. Меня волнует только Жюстина.

– Ты не такой, как все, – повторил я.

Томас повернулся ко мне; лицо его застыло словно лед.

– Заткнись, Гарри.

– Но…

Он понизил голос до хрипа:

– Заткнись. Ну?

Все это немного пугало.

Некоторое время он продолжал пристально смотреть на меня, потом тряхнул головой и медленно выдохнул.

– Сейчас подгоню машину. Подожди здесь.

– Конечно, – кивнул я.

Он удалился от меня бесшумной походкой, сунув руки в карманы и низко опустив голову. Все до единой женщины, мимо которых он проходил, и некоторые мужчины оглядывались на него. Он не обращал на них никакого внимания.

На меня, впрочем, тоже оглядывались, но только потому, что я стоял на тротуаре перед полудюжиной самых престижных ночных заведений Чикаго в разгар жаркой летней ночи, облаченный в длинный кожаный плащ, с покрытым резными рунами посохом в руках. Взгляды, бросаемые на Томаса, говорили «ого!». Взгляды, бросаемые на меня, говорили «ну и ну…».

Что-то мне плохо верится, чтобы в отношении меня это изменилось.

Пока я ждал, мои инстинкты снова забили тревогу. Кто-то опять следил за мной – я ощущал это загривком. Мои инстинкты редко меня подводят, поэтому я не стал отмахиваться от них, а изготовил свой браслет-оберег и медленно, как бы невзначай огляделся по сторонам. Я не заметил никого, но когда мой взгляд скользил по переулку на противоположной стороне улицы, там промелькнуло какое-то мерцание. На мгновение я сосредоточил взгляд на этом месте и разобрал неясную человеческую фигуру.

А потом мерцание разом сменилось очертаниями Анастасии Люччо. Она подняла руку и махнула, подзывая к себе.

Ох.

Я короткими перебежками, вписываясь в интервалы между проезжающими машинами, пересек улицу, и мы отступили на несколько шагов в темный переулок.

– Привет, Стейси, – сказал я.

Она повернулась ко мне, и в одной руке ее, как по волшебству, возникла шпага, а в другой – пистолет. Острие шпаги застыло в угрожающей близости от моего лица, и мне пришлось отдернуть голову. В результате я оступился и привалился спиной к стене.

Анастасия выгнула бровь; губы ее, обычно мягкие и чувственные, сжались в жесткую линию.

– Надеюсь, ты все-таки настоящий Гарри Дрезден, а имя мое сократил таким гадким образом только для того, чтобы проверить, настоящая ли я Анастасия, – она сделала особое ударение на имени, – Люччо.

– Ну… да, Анастасия, – произнес я, стараясь не шевелиться. – Впрочем, я понял, что это действительно ты, по одной твоей реакции.

Она отодвинула острие шпаги от моего горла и опустила пистолет. Напряжение, сковывавшее ее, заметно ослабло; она сделала глубокий вдох и убрала