его поручения, и тогда надзирателям приходилось их переубеждать. Сократил свои расходы Фельон всего лишь на пять с небольшим процентов, что означало, что его траты вместо обычных трех тысяч в день стали равны двум тысячам восьмистам франков. Многие циркачи оказались подавлены. Апатия и страх охватили всех. Даже Омар, который мало чего по-настоящему боялся, оказался напуган. Только он не за свою жизнь опасался, ее ему было не жалко ради правого дела. Он переживал за Марин, которая, вопреки запрету отца, ходила по всем «кварталам» и шатрам, стараясь оказать помощь либо же просто поддержать и развеселить. Особенно любила она посещать уродцев, для которых была лучом света в мрачном мире, а также детей, для которых была самым лучшим другом. И если дети явно не могли никак ей навредить, то уродцы, которых продолжали поить сырой водой, и которые буквально жили в грязи, имели большие шансы стать переносчиками инфекции. Но сколько бы Омар ни старался ее отговаривать, Марин оставалась непреклонна в своей позиции. Двоякое чувство. Омару с другой стороны нравилась столь полная отдача Марин заботе о людях. Она, не будучи сотрудником цирка, давно уже стала для всех родной и близкой. Фамилию ее за эти два дня даже никто не вспомнил, потому что надобности не было. Только два надзирателя, повсюду сопровождавших Марин, напоминали о ее статусе и происхождении. Иногда ей удавалось ускользать из виду, казалось бы, всевидящих стражей порядка и убегать куда-нибудь или к кому-нибудь. Чаще всего она убегала к Катрин, с которой беспричинно болтала, помогала с новыми костюмами, рассказывала смешные истории, а также начала вязать себе берет, в котором намеревалась гулять по Парижу. Марин даже пообещала забрать Катрин с собой. Та вовсю отказывалась, считая столицу городом грязи и пошлости. Данный вывод она сделала, прочитав в одном из журналов статью про Булонский лес, в котором частенько находят утешение мужчины всех возрастов. Но Марин отчаянно старалась переубедить подругу, что Париж – это город-сказка, ставший при императоре Луи-Наполеоне чудеснейшим городом на Земле. На это Катрин угодливо отвечала, что любой город – чудеснейший на Земле, когда его посещает цирк «Парадиз». Обычно на этом моменте девушки начинали громко хохотать, после чего продолжали работу. Омар же за два дня сумел обзавестись новыми знакомствами, а также укрепить уже имеющиеся. Быть пешкой в чьей-либо игре ему не особо хотелось, а потому он упросил Лабушера познакомить его с месье Лазаром Буффле, руководителем «квартала» умельцев и всевозможных дел мастеров. Именно месье Буффле контролировал цирковой тир, а также цирковую кузницу и оружейную мастерскую, поскольку кузница использовалась больше как аттракцион для посетителей, желающих окунуться в Средневековье. Если кратко описать его, то Буффле выглядел как очень зажиточный французский чиновник, с усами, но без бороды, с большим горбатым носом, большим лбом, тонкими губами; не высокий, но и не низкий, с очень низким командным голосом, что особо подметил для себя Омар. Редко покидал свой «квартал», потому как считал, что всегда должен быть на своем месте. Водил дружбу с Альфонсом Лорнау и с Жеронимом Лабушером. Когда в цирке объявился комиссар Обье, между первым и Буффле возникли очень противоречивые отношения, поскольку последний считал его очень подозрительным и таинственным. Как позже Альфонс рассказал Омару, Буффле раньше служил в регулярной армии, участвовал даже в завоевании Алжира, дослужился до майора, потом служил в центральной комендатуре колонии, а лет шесть назад был отправлен на пенсию, с которой яро не согласился и посмел ударить маршала де Мак-Магона, только назначенного генерал-губернатором, который, собственно, на пенсию его и отправил. За это его подвергли гражданской казни и сослали в метрополию, в Бордо, где его повстречал Эмиль Луа, служивший тогда заместителем управляющего делами и набиравший для Великого тура цирка подходящих людей. Бывший военный отлично смог вписаться в среду тотальной автократии, царившей в «Парадизе». Поначалу Буффле был начальником цирковой охраны и почти с нуля создал корпус надзирателей. Они, конечно, существовали и до этого почти девять лет, однако еще никогда прежде их служба не была столь всеобъемлющей, а полномочия столь обширными и абсолютными. Именно Буффле уговорил Сеньера де-факто легализовать масштабные публичные порки в Большом шапито. Однако, когда Буффле осознал, во что превратил цирк, место бесконечного веселья, – в настоящий военный лагерь, он сразу же подал в отставку и был назначен руководителем того «квартала», коим руководит и по сей день. К слову, все вышеперечисленные «реформы» он осуществил за девять месяцев, сначала зачав, а потом и воспроизведя на свет дитя ужаса под названием «Надзиратель». Только вот об этом никто в цирке, кроме Сеньера и Луа, тогда не знал, как и сейчас никто не знает. Лишь Альфонсу он поведал обо всем однажды, и тот не стал больше никому рассказывать. И вот, Омар с ним познакомился. Они друг другу понравились и даже смогли найти общие темы для беседы.
Вторым важным человеком, с кем Омар завел знакомство, стал цирковой капельмейстер Иоганн фон Ромм, о котором вам уже приходилось слышать. О фон Ромме сказать много чего было нельзя, просто потому, что о нем мало кто вообще что-либо знал, кроме того, что уже больше десяти лет он возглавлял оркестр и хор, а также происходил из Шлезвига. Ни подробности биографии, ни даже возраст никому известны не были. Потребность в знакомстве с ним была весьма неспешная и даже лишняя, однако Омару захотелось узнать его ближе, потому как фон Ромм представлял ту категорию циркачей, которые всецело поддерживали Хозяина и отказывались считать его безгрешным. Может, из страха, может – из искренней любви. Все члены Апельсинового клуба давно прекратили попытки вразумить его, но Омар все же захотел хотя бы послушать его доводы. Послушал. Сделал выводы точно такие же, как и Моррейн с Лабушером. На этом и забудем. На некоторое время.
Об остальном же следует упомянуть, что всего за два дня сотрудники цирка вмиг почувствовали себя обедневшими. Словно жизнь отныне стала только лишь ухудшаться. Веры в справедливого Хозяина почти уже не было. Так и подошли мы в нашем рассказе к 24 марта. День это был чрезвычайно жаркий, безоблачный. Солнце жгло головы людей, прогоняя их с улиц. Жуткая жажда охватила весь Невер и весь цирк. От этого люди вынуждены были в огромных количествах поглощать воду, не заморачиваясь о ее кипячении. Следствием этого, не трудно догадаться, стало нарастание заболевших холерой. 23 марта двое заразившихся были выявлены и в цирке. Как сообщил Скотт, это оказались охранники, сторожившие «квартал» уродов. Их поместили в лазарет
