И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

– Вы не беспокойтесь, сударь, – продолжил Обье, оглядываясь вокруг, – я ничего вам не сделаю. Я пока еще нахожусь на стороне закона, так что просто так вас не накажу. Просто не за что, хе-хе. Но, обратите внимание на то, как тьма приближающейся ночи вас раскрыла. Точно так же она раскрывает всех людей в этом мире. Но что меня не перестает удивлять в этом цирке, так это парадоксальная забывчивость абсолютной массы ваших обитателей, коих, как мне удалось выяснить, насчитывается порядка тысячи семисот человек. Вот только вдумайтесь – ваш любимый управляющий только отдал Господу душу, как вы уже думаете над тем, чтобы эту должность снова кто-нибудь другой занял. Вы забыли. И эта черта присуща почему-то всем вам. Но мне нравится наблюдать за вашим двуличием.

– Двуличием? – возмутился Иштван.

– Именно, – согласился Обье. – Я мог бы назвать это каким-нибудь «эффектом Януса» или «принципом оборотня», но зачем усложнять себе самому жизнь нелепыми и весьма противоречивыми фразеологизмами? Можно просто сказать – двуличие – и все поймут, что имеется в виду. Лично я имею в виду ту замечательную способность вашего цирка, что вы лестно зовете «Раем», а его директора «Хозяином», перевоплощаться из чрезвычайно веселого, задорного, радостного и поистине величественного заведения, посещая которое, люди получают одно только удовольствие, днем, либо же когда ворота его открыты для посторонних людей, – в настоящую обитель страха и смерти, где буквально от каждого шатра несет гнилью и кровью, ночью, либо же когда ворота закрыты для чужаков. И при этом у вас еще и священник имеется, ха-ха-ха! Вы читали Рабле? Вот он хорошо описывает гротеск. Я тоже вижу здесь гротеск – гротеск контраста. И он мне нравится, честно признаюсь. Не представляю, что будет, когда вы доберетесь до Парижа… Мне же будет так скучно…

– Я полагаю, вы любите пофилософствовать, комиссар, – недоверчиво сказал Иштван. – Только вопрос – меня вы зачем с собой взяли?

Обье усмехнулся.

– В одиночку философствовать не так интересно, – оправдывался он. – Написал бы книгу, да только времени совершенно нет. Вот и приходится разыскивать таких, как вы, сударь, и гулять с вами, чтобы вы испугались, ха-ха-ха!

– Вы что, шутите что ли?

– Нисколько. Я отвлек вас от неприятной ситуации, в которой вы оказались. К тому же, когда вы вот так, в простой обстановке, а еще и в такой прекрасной компании сможете прогуляться по пустому вечернему цирку? Я же подарил вам такую возможность. И вы ею воспользовались!

– И что же, я теперь могу идти? – спросил Иштван.

– Как знаете, я бы на вашем месте еще подышал свежим воздухом, – ответил Обье. – Вашим шатры сделаны так, что, находясь внутри них, ощущаешь себя в квартире в тринадцатом округе Парижа. А это, признаться, не самый лучший округ столицы.

Иштван будто потерял ориентацию в пространстве. Он и хотел поскорее отправиться к себе, но что-то держало его около Обье. Сам комиссар вызывал у него теперь еще больше вопросов. О доверии речи даже не шло. Иштвану было не по себе рядом с ним.

– Да кто вы такой? – вырвалось из уст Иштвана, от чего он сам ошалел.

Обье, услыхав вопрос, что обычно задают людям крайне подозрительным и странным (а он себя к таковым не причислял), громко и некрасиво расхохотался, немного даже смутив Иштвана. Пока комиссар хохотал, он огляделся по сторонам, высматривая, нет ли кого поблизости, потому что оставаться наедине с ним было уже крайне неудобно. Приступ комиссара прервал только жуткий крик ворона, пролетевшего над ними. Успокоившись, Обье произнес строго:

– Мне всегда казался данный вопрос очень смешным, потому что у каждого на него свой ответ и, как минимум, несколько десятков вариантов этого ответа, что остаются неиспользованными и растворяются в водовороте мысли. Давайте расходится, сударь, вам предстоит рано вставать, завтра понедельник все-таки. Доброго вечера!

На этом Обье слегка поклонился и, взяв трость под мышку, скорым шагом последовал по направлению к шатрам руководства цирка. Иштван, все еще ошарашенный всей случившейся историей, проводил комиссара взглядом, после чего поспешил к себе, чтобы как можно быстрее броситься на кровать и забыться глубоким сном. Так закончилось воскресенье…

На следующее утро, то есть в понедельник, Алекс Моррейн по обыкновению завтракал у себя в шатре. Поднимался он рано, часам к семи, а потому успевал отправить слугу на кухню с особыми пожеланиями. Пожелания эти учитывались только в том случае, если вместе со слугой была отправлена некоторая сумма в качестве справедливой благодарности поварам, обычно по сотне франков на каждого, а также шеф-повару сверху еще не менее полусотни. Этот понедельник не стал из ряда вон выходящим днем. Английское происхождение Моррейна выдавалось не только его честолюбием, но также и любовью к плотным завтракам. Традиционный английский завтрак состоял как минимум из пяти блюд, не считая напитка. Сам Алекс происходил из Корнуолла, а потому вносил региональные изменения в состав всего полного набора блюд. В частности, помимо традиционных для всех британских островов и территорий жареных яиц, бекона, сосисок, жареного хлеба и жареных грибов, в завтрак а-ля Корнуолл также входили: жареный картофель, местные картофельные котлеты, рецепт приготовления которых Алекс любезно предоставил поварам, и засоленную в бочке сельдь. Все перечисленные блюда вполне можно было приготовить в условиях бродячего цирка, так что Моррейну не приходилось мучиться, как он считал, неполноценным континентальным завтраком. На самом деле англичане действительно считали континентальный завтрак, а более всего именно французский, слишком уж бедным. Обычно французы тратили на завтрак не более десяти минут – съедали круассан или бутерброд и запивали чашкой кофе без молока. А потому Алексу было хорошо. Он допивал свой кофе с молоком, как к нему зашел посыльный.

– Да, я тебя слушаю, – сказал Алекс, делая глоток и громко прихлебывая.

Посыльный поклонился и произнес неуверенно:

– Месье Моррейн, я прибыл от месье Фельона с требованием донести до вас его волю.

– Да? Хм, и что велит мне месье Фельон? – самодовольно спросил Моррейн и взял в рот шоколадную конфету, явно показывая свое пренебрежение как самим посыльным, так и решением Фельона, которое тот должен был передать.

– Месье Фельон переводит вас на службу в цирковой поезд, – сказал посыльный. – С сегодняшнего дня вы назначаетесь врачом персонала «Горы» и переходите по непосредственное начало начальника поезда месье Роже.

От этих слов Моррейн едва не поперхнулся. Откашлявшись, он протер прослезившиеся глаза и удивленно уставился на дрожавшего посыльного.

– Ты понял, что сейчас сказал, дружок? – спросил его Моррейн, отодвигая поднос