И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

поезд (что далось с некоторым трудом, учитывая длину состава), Роже направил его по второй железной дороге, ведущей не напрямую к Лиону (потому что так круто развернуть «Гору» не удалось), а через город Лон-ле-Сонье, находившийся параллельно Луану, в котором цирк провел зимнюю стоянку в этом году. Маневр этот занял в общей сложности пять дней, и только на шестой день поезд добрался до Лиона, где необходимо было пополнить запасы угля, чтобы потом продолжить путь уже до Невера. Вопросами снабжения для поезда занимался исключительно его начальник, то есть Роже, однако ему необходимо было получить деньги из казны. Расписку о выдаче суммы на тридцать тысяч франков Франк и Фельон подписали быстро, но уголь, приобретенный Роже второпях, оказался дороже обычного, а также меньше по запасам. У «Горы» было два основных тендера, а также два запасных, находившихся в хвосте состава. И углем заполнить требовалось все четыре тендера, иначе оставался риск остаться без топлива. Для этого Фельон, несмотря на отговоры Роже, лично занялся этим вопросом и отправился в город. Разумеется, по пути он также забрал у портного свой новый костюм с сапфировыми пуговицами. В качестве подарка портной также сшил особые лацканы из черного шелка, переливавшегося замечательным светом. Ну а с углем дело обстояло куда хуже. Из-за сильных дождей многие запасы намокли, оттого и подорожал он в цене. Сухого угля осталось не так много, а очереди из покупателей выстроились большие. Кто-то хотел приобрести угля для домашних каминов, кто-то, так же, как и Фельон с Роже, для поезда, кто-то даже для речного парома. В общем, спрос был огромен, а предложение рассчитано от силы на двоих покупателей. Потому стало понятно, что уголь достанется тому, кто больше заплатит. Фельон, прекрасно осознавая, что из сроков выбиваться нельзя и ждать, пока высохнет остальной уголь – тоже, показал продавцу вначале расписку на тридцать тысяч, подписанную еще в поезде. А когда владелец другого поезда предложил пятьдесят тысяч, очевидно, почти все свои деньги, Фельон, переглянувшись с Роже и увидев, как у того горят глаза, попросил перо у продавца и пририсовал перед тройкой единицу, тем самым увеличив первоначальную сумму на сто тысяч франков. От такой суммы продавец чуть было не подавился собственной слюной. Вопрос о том, кому достанется весь сухой уголь, был решен. Через полчаса восемь подвод с углем приехали к «Горе». Деньги продавцу были выплачены частично сразу же, а частично должны были только спустя две недели, когда соответствующую сумму привезут из Парижского банка, в котором держались основные активы цирка. Для этого расписка и была выдана.

Выгрузив уголь тендеры, обслуга поезда приступила к подготовке к отъезду. Главный машинист «Горы», Доминик Шарбон, лично проверил исправность каждого вагона, после чего доложил обо всех приготовлениях Полю Роже, который, в свою очередь, доложил Хозяину. Когда было дано добро на отправление, «Гора» потихоньку стала разгоняться. Путь в Невер предстоял неблизкий. По подсчетам Роже – чуть меньше недели. За это время Фельон успел ощутить себя полноправным руководителем цирка. В вагоне, что он занял, переставили мебель, убрали молельный уголок, занимавший много места, по мнению нового обитателя, а также сменили несколько элементов декора. К примеру, поменяли шторы и занавески на более плотные, другого цвета. Все картины, висевшие на стенах вагона, были сразу же сняты и заменены теми, что висели у Фельона. Чего-то сильно отталкивающего в снятых картинах не было, дело было в том, что Фельон ненавидел Буайяра, и потому старался избавиться от всего, что могло бы о нем напоминать. А картины изображали виды родной покойному Бургундии, долину Луары, предместья Парижа и пр. произведения пейзажистов. У дверей, ведущих дальше к голове, то есть к вагонам семьи Сеньеров, висел портрет самого Буайяра. Фельон же повесил изображения животных – львов, тигров, волков. Портрет Буайяра он изначально планировал заменить своим, однако, подумав немного, повесил вместо него портрет Хозяина, чем заслужил его похвалу. На рабочем столе, при предыдущем владельце очень аскетично обставленном, теперь, помимо позолоченной лампы, стоявшей здесь и до этого, также стояли: мраморное пресс-папье, удерживавшее стопку бумаг, золотые настольные часы, резная карандашница из того же мрамора, опять же мраморный единый набор из чернильницы, подставки для пера, перекидного календаря и пресс-бювара. Зачем-то еще деревянные песочные часы стояли на конце стола. Кресло, невероятно удобное, Фельон оставил от Буайяра. «Умел же старик отдыхать, а!» – подумал Фельона, впервые погрузившись в огромное, также позолоченное кресло в стиле Людовика XV, напоминавшее больше королевский трон, нежели просто роскошный стул.

Однако и про работу забывать было нельзя. На второй день пути из Лиона Фельон вызвал к себе Алекса Моррейна на разговор. Когда Моррейн пришел, то увидел, что Фельон надел тот самый костюм, что сшил для него лучший портной на юге страны. Причем оказалось, что с сапфировыми вставками были не только пуговицы сюртука, но и пуговицы жилета, только несколько поменьше. На мизинце и безымянном пальце левой руки и на среднем пальце правой руки Фельона сияли перстни. Он сидел за столом и подписывал какие-то документы.

– Месье, к вам прибыл Александр Моррейн, – обратился к начальнику его помощник. – Изволите принять?

Вопрос весьма странный, видимо, чисто протокольный, потому как Моррейн уже стоял в дверях и ждал, когда ему позволят пройти дальше.

– Пусть проходит, – безразлично произнес Фельон, не отрываясь от документов. – Ну а ты выйди пока, подыши свежим воздухом снаружи.

Последняя фраза была адресована помощнику. Тот все понял и, откланявшись, удалился. Моррейн прошел вперед и сел на стул, стоявший напротив стола.

– Позвольте сначала поздравить вас с назначением на высокие посты, месье, – едва сдерживаясь от панибратства, сказал Алекс. – Я, а также небезызвестный вам клуб, убежден, что, находясь на вершине цирковой иерархии, вы сможете реализовать все намеченные вами планы и осуществите задуманное.

Фельон подписал последний документ, после чего отложил перо в сторону и снял пенсне, натиравшее переносицу. Он недовольно посмотрел на Моррейна, от чего тот немного смутился.

– Я вызвал тебя, Алекс, не для того, чтобы ты здесь любезностями бросался в мой адрес, – проворчал Фельон. – Я тебя предупреждать должен – если ты не прекратишь бессмысленную болтовню, направленную на разложение цирковых устоев и всего коллектива, а также если не прекратишь сеять всеобщий раздор – мне придется принять самые жесткие меры! Так и знай!

– Ты что же, велишь мне закрыть Апельсиновый клуб? Ты же сам в нем состоишь! – усмешливо сказал Алекс.

– Думай, что говоришь, Моррейн! – Фельон даже покраснел от напряжения. – Не смей так фамильярно ко мне обращаться, знай