Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер

удается. А в том случае, когда избежать их невозможно, доступная Архиву мощность, как правило, гарантирует его выживание. Ранняя смерть носительниц Архива чрезвычайно редка.

– Продолжайте, – буркнул я.

– Когда Архив передается… Гарри, попробуйте представить себе, что вы живете собственной жизнью со всеми ее триумфами и трагедиями – и вдруг обнаруживаете у себя второй комплект воспоминаний, по части реальности ни в чем не уступающих вашим собственным. Второй набор переживаний, увлечений, побед, поражений. А потом третий. И четвертый. И пятый. И так далее, почти до бесконечности. Идеальная память, хранящая все воспоминания всех Архивов, живших до вас. Пять тысяч лет, сохраненных вместе.

Я уставился на нее:

– Адские погремушки! Это же…

– Сводит с ума, – договорила Люччо. – Да. Как правило, так и случается. Вот вам причина, по которой исторические записи, касающиеся прорицательниц и пророчиц, рисуют их сумасшедшими. Пифии и многие, многие другие были в жизни Архивом, и они использовали обширные знания прошлого для того, чтобы предсказать наиболее вероятное будущее. Так вот, в качестве защиты от подобного отношения Архивы начали дистанцироваться от остальных людей. В эмоциональном отношении. Они рассудили, что, если смогут перестать добавлять к грузу знаний опыт собственных переживаний, собственных страстей, это положительно скажется на их функционировании. Так оно и оказалось. Архив не случайно держится эмоционально отстраненно: иначе страсти, предубеждения, ненависть и зависть тысяч жизней могут сконцентрироваться в одном носителе. В нормальной ситуации собственный житейский опыт будущей носительницы Архива служит хорошей изоляцией от чужих эмоций и воспоминаний, солидной основой для противопоставления себя им.

До меня вдруг дошло.

– Но у Ивы его нет.

– У Ивы его нет, – согласилась Люччо. – Ее бабушка погибла в результате глупого несчастного случая – если не ошибаюсь, автокатастрофы. Ее матери исполнилось тогда семнадцать лет, она была влюблена и ждала ребенка. Она возненавидела мать за то, что та погибла и обрекла ее на проклятие носить Архив, когда она хотела жить собственной жизнью, – и она возненавидела ребенка за то, что той предстояла свободная жизнь. Мать Ивы покончила с собой, чтобы не становиться носительницей Архива.

Мне сделалось немного дурно.

– И Ива это знает.

– Знает. Знает и чувствует. Она родилась, абсолютно точно зная, как ее мать относилась к ней.

– Оттуда вам известно о ее… – Я нахмурился, размышляя. – Кинкейд, – предположил я. – Девушка была влюблена в Кинкейда.

– Нет, – мотнула головой Люччо. – Но Кинкейд работал тогда на бабку Ивы, и девушка делилась с ним своими переживаниями.

– Черт, как все запутано, – заметил я.

– Ива всю свою жизнь оставалась отрешенной, – продолжала Люччо. – Если она начнет вовлекать в свои обязанности как Архива – даже просто в свою жизнь – эмоции, переживания, это чревато серьезным риском. Переживания, страсти могут захлестнуть ее, а справляться с ними она не умеет – ей просто неоткуда знать как.

– Вы боитесь, она может выйти из-под контроля.

– Архив создавался как сугубо нейтральная сила. Как хранилище знаний. Что, если уникальные обстоятельства, в которых оказалась Ива, помогут ей игнорировать эти ограничения? Представьте себе результаты, к которым могут привести гнев, горечь и желание отомстить за все те жизни, помноженные на мощь Архива и непосредственность двенадцатилетнего ребенка.

– Даже пробовать не хочется, – тихо признался я.

– Вот и мне тоже, – кивнула Люччо. – Это было бы настоящим кошмаром. Все эти знания, лишенные сдерживающего их рассудка. У некроманта Кеммлера имелся подобный дух, своего рода миниатюрная версия Архива. Не такой мощный, конечно, но он служил многим поколениям чародеев, набираясь от них знаний, и те вещи, на которые он был способен, устрашали. – Она покачала головой.

Я отхлебнул чая, иначе мой судорожный глоток мог вызвать у нее подозрения. Она говорила о Бобе. И она не ошибалась, говоря о том, на что Боб способен. Когда я как-то раз высвободил личность, в которую он превращался у некоторых из его прежних владельцев, он едва не убил меня.

– Разумеется, Стражи уничтожили его, – добавила она.

Вовсе нет. Джастин Дю Морне, бывший Страж, не стал уничтожать череп. Он тайком вынес его из лаборатории Кеммлера и хранил у себя – пока я не сжег его и, в свою очередь, не забрал череп себе.

– Слишком много силы и слишком мало контроля – вот что представлял собой этот мини-архив Кеммлера. И вполне вероятно, что Архив может превратиться в аналогичную угрозу, только гораздо больших масштабов. Я знаю, вы переживаете за девочку, Гарри. Но я обязана предупредить вас. Возможно, вы оказываете ей плохую услугу, изображая из себя ее друга.

– Кто изображает? – возмутился я. – И где она?

– Мы держали ее спящей, – ответила Люччо, – до вашего или Кинкейда возвращения.

– Я понял, – заявил я. – Вы считаете, я не должен сближаться с ней. Но вы беспокоитесь о том, что может случиться, когда вы разбудите ее, а она проснется в страхе и смятении.

Щеки Люччо порозовели, и она отвернулась.

– У меня нет готовых ответов, Дрезден. Я просто беспокоюсь.

Я вздохнул.

– Как бы то ни было, – сказал я, – пустите меня повидаться с ней.

Люччо отвела меня в Мёрфину гостевую спальню. Ива казалась ужасно маленькой в двуспальной кровати. Я присел на край кровати, а Люччо, наклонившись, осторожно положила ладонь Иве