Возвращение Мюнхгаузена. Воспоминания о будущем - Сигизмунд Доминикович Кржижановский

…погашенный рассказ о непогашенной луне… – Тираж «Нового мира» (1926, № 5), где была опубликована «Повесть непогашенной луны» Б. Пильняка, был изъят и уничтожен; лишь малая его часть успела уйти к подписчикам (и сразу стала библиографической редкостью), а на Пильняка обрушилась вся официальная советская печать.

Конфессионале (ит. confessionale) – исповедальня.

…немецкий сборник чудес и легенд, который Средневековье приписывало некоему святому Никто. – Достоверных сведений о таком сборнике найти не удалось, однако счесть его очередным «фантазмом» Мюнхгаузена мешают некоторые его «отзвуки» в немецкой литературе, например упоминаемый Брехтом «святой Никогда».

Еще Лукреций Кар спрашивал: если пращник, ставший у края мира… – Тит Лукреций Кар (ок. 96–55 до н. э.) – римский поэт и философ, автор поэмы-трактата «О природе вещей»; Мюнхгаузен приписывает Лукрецию «философский троп» греческого философа Секста Эмпирика, о чем автор, несомненно, знает, так что едва ли стоит здесь говорить об «обмолвке» персонажа (или автора), скорее – это намек на «параллельное место в Трактате Лукреция (Книга I): «Кроме того, коль признать, что пространство вселенной конечно, То если б кто-нибудь вдруг, разбежавшись в стремительном беге, Крайних пределов достиг и оттуда, напрягши все силы. Бросил с размаху копье, то, – как ты считаешь, – оно бы Вдаль полетело, стремясь неуклонно к намеченной цели, Или же что-нибудь там на пути ему помешало» (перевод Ф. Петровского).

…пока я не наткнулся на страну, о которой нельзя солгать. – С Россией XVIII в. барон, как известно, управлялся блестяще; здесь – финал прочерченного во II–V главах поединка-сопоставления «творца фантазмов» и «кремлевского мечтателя».

…он, подымающий над меридианной сетью кровавые зубцы… – Ассоциация с уже получившими к десятилетию Октября распространение изображениями Московского кремля на фоне земного шара – символ «мировой революции».

Леуфер – нем. Läufer – шахматный слон.

…об игре глухого Бетховена на клавикордах, из-под молоточков которых вывинчены струны… – Ср. безусловно известное Кржижановскому стихотворение Г. Шенгели «Бетховен» (1922): «…Он входит, он видит: в углу, в кисее паутины Пылятся его же (опять они здесь) клавесины, Давно не играл! На прилавок отброшена шляпа, И в желтые клавиши падает львиная лапа».

Бирхалле – нем. Bierhalle – пивной зал.

Шпигельайер – нем. Splegelei – яичница-глазунья.

Кюммель – тминная водка.

Адам Смит (1723–1790) – шотландский экономист и философ.

Воспоминания о будущем

История создания повести практически неизвестна. Автор ни разу не упоминает о ней (кроме «автобиблиографий»), нигде не комментирует, ни слова о замысле. Кроме разве что очевидно имеющих отношение к его размышлениям над этим сюжетом нескольких строк, разбросанных по «Записным тетрадям»: «Время, загнанное в часы, на цепи, как пес (в жилетном кармане)», или: «Стрелка, отшатнувшаяся от будущего и пошедшая против часовой стрелки (мыслить против часовой стрелки)…»

Редкий случай: судя по всему, Кржижановский писал эту вещь, не отвлекаясь, большую часть 1929 г. Начатые тогда же «Чужая тема» и «Красный снег» были завершены лишь год спустя. Разгром ГАХН Академии художественных наук со многими деятелями которой писатель был хорошо знаком (Вольфила, в которой он дебютировал по приезде в Москву, была разогнана еще раньше), массовые ссылки, «чистки» Москвы от «сомнительных элементов» – вот атмосфера, в которой возникала самая жесткая из его повестей, «жесткий вакуум», предсказанный писателем еще в 1925 г. («Автобиография трупа»). Видимо, памятуя о судьбе своего героя, Кржижановский никогда публично не читал «Воспоминаний о будущем» – ни целиком, ни отдельных глав. Нет сведений и о попытках публикации.

К теме путешествий во времени писатель обращался и раньше, в частности в «Возвращении Мюнхгаузена». Но если там это было вполне традиционным литературным приемом, то здесь, в скрытой полемике с автором «Машины времени» Гepбертом Уэллсом, Кржижановский использует и развивает новейшие философские размышления о природе времени (впервые обратившись к ним опять-таки несколькими годами ранее – в повести «Странствующее „Странно“»), свободно оперирует современнейшими научными теориями, математическими и физическими открытиями, создавая собственную – художественную – «неевклидову геометрию» пространства-времени.

Любопытно, что путешествие героя повести Кржижановский доводит до 1957 г., – сорокалетнее (числя от 1917-го) странствование в пустыне времен, тщетная попытка исхода в обетованную эпоху.

Остается добавить, что к теме путешествий во времени Кржижановский еще раз (и последний) вернулся четыре года спустя, в завершение недолгого своего сотрудничества в кино. Написал, верней сказать, надиктовал и отдал в киностудию десяток страниц, озаглавленных «Доу и Роу», с пояснением-подзаголовком: «Больше чем заявка, меньше чем либретто» (так тогда именовались сценарии). О путешествии героя в далекое прошлое и его приключениях там – и по возвращении в свое «настоящее». Кинодеятелей сие не заинтересовало, на чем сотрудничество Кржижановского с ними и завершилось. А текст сохранился в его архиве. И пока что не опубликован…

Оседлав отцовское колено… – Первая часть повести – редчайшее исключение в прозе Кржижановского: его персонажи обычно являются читателю уже вполне сложившимися, взрослыми, об их прошлом ничего (или почти ничего) не известно, это «люди-темы» («Клуб убийц букв», глава V) – без детства и его переживаний, вне связи с родителями, с годами учения, с одноклассниками и сверстниками, здесь, рисуя становление своего героя, автор последователен и подробен, потому что его происхождение есть происхождение идеи всей жизни, зарождающейся в сказке и игре, т. е. в реальности детского мироощущения.

Я слушаю вас, господин Макс Штерер. – Можно предположить, что имя героя возникает, так сказать, на ассоциативном пересечении двух популярнейших в России первой четверти XX в. имен немецких философов: антропософа Рудольфа Штейнера (1861–1925), чьи мысли о природе времени, его «проницаемости» и «обратимости» отчасти родственны идеям героя, и основателя анархического индивидуализма Макса Штирнера (1806–1856).

…примыкал к горчичным плантам… – Т. е. плантациям.

Что за цум тайфель? – Здесь: что за черт? (Нем. zum Teufel – к черту.)

Контемпляция – наблюдение, зрительное погружение при отключении всей воли.

Батавские слезки – сильно закаленные отвердевшие капли стекла, получаемые при резком охлаждении расплавленного стекла, капающего в масло или в воду; при отламывании кончика мгновенно рассыпаются на мельчайшие осколки.

Пятикласснику Штереру, придумавшему в одну из бессонных ночей опровержение основных тезисов мемуара… – Ср. проблемы пятиклассника Кржижановского, столкнувшегося с «основными тезисами» Канта («Фрагменты о Шекспире» (1939), глава «Шекспир и пятиклассник»).

…он был очень одинок уже в годы ранней юности. – Состояние, очевидно хорошо знакомое автору: ни у самого Кржижановского, ни в мемуарах о нем нет ни одного упоминания о детстве и юности, о гимназических и университетских годах, о друзьях-одноклассниках или приятелях-сокурсниках.

…Ихиль Тапчан, короче Ихя… – Зная отношение Кржижановского к именам своих героев, как правило, можно разобраться в неслучайности их выбора; так и здесь – уменьшительное сокращение «аукается» с родным языком Штерера (ich – нем. «я»). Возникает нечто вроде философской антиномии – одиночество, совершенно замкнутое в себе (я – Ich – Ихя), и такое, которое стремится прорвать границу, вырваться в пространство времени (в не-я). Стоит, по-моему, обратить внимание и на то, что у немецкого мальчика единственный друг – мальчик еврейский: близость эта откликается и в родстве их родных языков – немецкого и идиш: с. 279 халабуда – будка, сторожка (временное жилище), талес – молитвенное покрывало у евреев; зная о еврейских обычаях понаслышке и «вприглядку», дразнящие Ихю одноклассники путают значения слов, но нетрудно догадаться, что они имеют в виду еврейский похоронный обряд – с «временным жилищем» покойника на носилках (в отличие от православной «домовины») и саваном (т. е. тахрихим).

«Машина времени» – роман Г. Уэллса, вышедший в 1895 г. и очень скоро переведенный на русский и немецкий (на любом из них могли его читать оба мальчика); таким образом, можно определить, что герой – ровесник автора: время учения Кржижановского в гимназии приходится на те же годы.

Флинтглас – оптическое стекло.

Я беру свое отовсюду. – Парафраз французской поговорки: «Гений берет свое везде, где находит».

…в дальнейшем попыток к дружбе за Штерером не числится. – Но «числится» попытка прорыва сквозь время в любом направлении, в том числе и к своему потерянному «второму „я“».

…переболел в эти годы черной философической оспой шопенгауэризма. – Т. е. пессимизмом, погруженностью в прошлое, в былое, неспособностью полно и цельно воспринимать настоящее, быть в нем; такое состояние в те годы связывалось с именем немецкого философа Артура Шопенгауэра (1788–1860).

Если предположить столь обширное поле сознания… – Здесь, в сущности, описывается характерная