Возвращение Мюнхгаузена. Воспоминания о будущем - Сигизмунд Доминикович Кржижановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Челышев – сведений обнаружить не удалось.
…пестрые жолнерские флажки. – Желнеры (жолнеры) – в польской армии «регулировщики» (или «линейные»), обозначающие флажками линию построения войск; эти цветные флажки были прикреплены к головному убору, на затылке.
Это он, назвавшись Grand Peut-Etre’oм, перешутил шутника Рабле, пригласив его «на после смерти». – Источник аллюзии не найден.
Бережки – так называлась в ХVI – начале XX в. местность на правом берегу реки Москвы в районе современного Бородинского моста.
…игра в cottabos… – Персонаж неточно излагает условия этой римской игры: гости выплескивали остатки вина в чашку, плавающую в воде, «выигрывал» тот, после чьих капель чашка тонула.
…научно доказано, что попытка распутать ассоциативные нити… – Такого мнения держалась современная Кржижановскому психология; однако развитие психоанализа (в частности, работы К. Г. Юнга) показало, что эти «попытки», предпринятые по определенным методикам, все же позволяют если не «изъять чужеродный… образ», то, во всяком случае, значительно ослабить его действие.
Квадратурин
Комната, четырехстенная замкнутость, «квадратура» – иллюзия дома, обжитого пространства, противостоящая бездомью, «минус-пространству» (В. Н. Топоров), не только «среда обитания» персонажей Кржижановского, но и – часто – тема их размышлений, «составляющая» мировоззрения: подлестничная каморка Макса Штерера («Воспоминания о будущем»), комната, неожиданно достающаяся приезжему журналисту Штамму – вместе с исповедью предыдущего жильца («Автобиография трупа»), комната-мир уменьшившегося до пылинки героя («Странствующее „Странно“») и т. п. «Квартирный вопрос» в пореволюционном самочувствии и мироощущении действительно оказался одним из существеннейших. Этой «площади» достаточно, чтобы не умереть, но мало, чтобы жить, потому люди пребывают как бы в промежуточном, «безопорном» состоянии. Превалирует чувство «неуюта», хорошо знакомое Кржижановскому (озаглавившему этим словом начатый в конце 1920-х годов и незавершенный роман). Вероятно, именно этот «затиск» привел его в последние пять лет жизни к агорафобии – острой боязни открытого пространства. Описание «квадратуры» героя новеллы Сутулина очень похоже на «жилищные условия» самого писателя. Бальзаковский мотив («Шагреневая кожа») – «перевернутым» – введен в это жизненное пространство: сжимать его уже некуда, но можно расширить – в никуда…
– Вот именно: спичечная коробка. – Эта расхожая метафора «реализуется» в дальнейшем: герой вынужден ориентироваться в своем жилье при помощи спичек, в финале последняя спичка уже не может высветить разросшегося короба.
Он встал и попробовал зашагать из угла в угол… – Ср.: «Квадратура моей комнаты – 10 кв. аршин…» («Штемпель: Москва». «Письмо первое»).
…с piano на mf, с mf на f: ff… – Т. е. с нарастающей громкостью (до forte-fortissimo).
«…вытеснится этакое из тюбика, расквадратится…» – Напрашивается ассоциация с многочисленными мемуарами пореволюционных лет, выказывающими подобное самочувствие и мироощущение человека, желавшего прорыва из «затиска», жестко ограничивающего движение и дыхание, потому приветствовавшего революционные перемены Февраля, но морально сокрушенного тем, чем обернулось осуществление желанного, цепной реакцией, геометрической прогрессией того, что «вытеснилось из тюбика».
Комиссия по перемеру. – Эти комиссии в 1920-х годах занимались так называемым «уплотнением», т. е. выявлением «лишней жилплощади», куда можно вселить нуждающихся; их непосредственная «заслуга» – возникновение и упрочение такой специфической особенности советского быта, как коммунальные квартиры; понимая неизбежность «уплотнения», многие владельцы (уже «бывшие», ибо жилье было национализировано) больших квартир сами отдавали «лишние» комнаты – тем, кого им рекомендовали друзья и добрые знакомые, дабы избежать соседства уж вовсе нестерпимого; именно так получили свои комнаты и Кржижановский (Арбат, 44), которого престарелой графской чете недавних хозяев этого особняка представила Л. Б. Северцова, жена биолога А. Н. Северцова, и А. Бовшек (Земледельческий, 3). Эпизод с визитом комиссии перекликается с соответствующим фрагментом повести М. Булгакова «Собачье сердце», и, вероятно, не случайно: Булгаков бывал в гостях у Кржижановского и его жены на Земледельческом в ту пору, когда работал, в частности, и над этой повестью, а Анна Бовшек, в первые по возвращении в Москву месяцы 1922-го жившая у сестры Евгении и ее мужа В. Тезавровского (оба – режиссеры МХТ) в доме Станиславского в Леонтьевском переулке, была затем – при их помощи – вселена в «уплотненную» квартиру… известного московского врача Сергея Ивановича Преображенского, «однофамильца» булгаковского героя.
Но ведь вы должны были уехать. – Судя по времени года и прочим приметам, не отдыхать и не в командировку: речь, разумеется, об эмиграции.
Книжная закладка
Впервые это заглавие встречается у Кржижановского в тетради стихотворений (1918–1919 гг.), под ним – стихи: «В словах, что спят под переплетами, Всегда хитрит-мудрит тоска: В узоры букв она замотана, В созвучий скользкие шелка…» От стихов в новелле – по ассоциации – только «блекло-голубой» шелк закладки, однако, судя по всему, замысел прозы возник именно тогда, достаточно – в подтверждение – сказать, что некоторые вставные новеллы, рассказываемые героем, уже существовали в начале 1920-х годов, они накапливались в памяти, но не записывались, т. е. представлялись автору частями более крупной вещи. В новелле обнаруживается нечто пророческое: во второй половине сороковых годов бросивший писать и уже тяжело больной Кржижановский нередко – ради развлечения – тем и занимался, что развивал перед немногими бывавшими у него с Бовшек гостями свои философские концепции и мировоззренческие идеи либо рассказывал новеллы, которых никогда не напишет. Среди его слушателей было несколько студентов Литературного института; не лишено оснований предположение: некоторые из услышанных тем были ими впоследствии использованы – и тем самым, кстати, спасены от забвения, – во всяком случае, один из них, ныне покойный, в шестидесятых годах небезвестный автор, уже в студенческие годы, т. е. именно в конце сороковых, славился среди сокурсников умением придумывать увлекательные фабулы… Но все это – тема для отдельного исследования (если, конечно, когда-нибудь дойдет и до него).
«Книжная закладка» относится к вещам, наиболее охотно и часто исполнявшимся писателем на своих выступлениях. Опубликовать ее Кржижановский впервые попытался в 1928 г. – в составе книги «Собиратель щелей», затем – в одном из журналов. По его мнению, такая публикация (либо – «Автобиография трупа», «Клуб убийц букв» или «Возвращение Мюнхгаузена», короче – появление крупной вещи) могла привлечь к нему внимание публики и критики, так сказать, решить его писательскую судьбу. Однако попытки не удались.
Стоит обратить внимание на несомненную связь «Книжной закладки» с написанным годом раньше «Клубом убийц букв». Эти сочинения – словно бы два варианта одной темы – вынужденный и добровольный отказ от «литературы», уход в «страну чистых замыслов».
Замечу, к слову, что «Книжная закладка» стала в 1991 г. заглавным произведением первой книги Кржижановского, изданной по-французски («Le Marque-page»). Вторая изданная в Париже (1993) его книга – «Клуб убийц букв» («Le club des tueurs de lettres»).
Титулблат. – См. комментарий к с. 68.
…Спинозовой «Этики»… – Имеется в виду основной трактат Бенедикта (Баруха) Спинозы.
«Vita nuova» – «Новая жизнь» (1290) Данте Алигьери.
…сквозь память прогрохотали литературные порожняки последних лет. – Ср.: «Все эти претенциозные крашеные обложки делают свое дело так: берут пустоту и одевают ее, ну, хотя бы в кожаную куртку» («Штемпель: Москва» (1925)); тема литературы-поезда возникнет здесь еще раз – перед пятой («кладбищенской») вставной новеллой.
Никола Явленный – церковь на углу Арбата и Серебряного переулка, поблизости от дома, где жил Кржижановский; не сохранилась.
…на Никитский… – Т. е. Никитский (Гоголевский) бульвар, далее – через Никитские Ворота; действие второй главы, таким образом, происходит на Тверском бульваре.
У меня это называется «Взбесившаяся башня». – Ср. эпизод из второй главы «Возвращения Мюнхгаузена» (о взбунтовавшемся соборе Св. Павла, отправившемся «в Савлы»), а также фрагмент в очерке-послесловии – о перекличках с Кржижановским современных художников, не подозревавших о его существовании.
…вселили под ее… острое темя вибрации и эфирные сигналы планеты. – Эйфелева башня задумана и построена в качестве всемирного радиомаяка.
Бризантные снаряды – осколочно-фугасные артиллерийские снаряды с взрывным дистанционным действием.
…ему уже грезятся красные маки знамен… – Эта демонстративно-банальная метафора в 1927 г. встречается в прозе Кржижановского дважды (еще – в «Возвращении Мюнхгаузена»): именно тогда в Большом театре с шумным и официально-раздутым успехом состоялась премьера балета Рейнгольда Глиэра (1874/1875–1956) «Красный мак»; Кржижановский был знаком с Глиэром еще в бытность того директором Киевской консерватории (1913–1920), при нем начинал вести свой курс в семинаре А.