Дьюма-Ки - Стивен Кинг

– Садитесь, – донесся из салона голос Мэри Айр. – Если вы собрались в Мемориальную больницу, я вас подвезу. – Заметив, что я колеблюсь, она криво улыбнулась: – Мэри сегодня практически не пила, уверяю вас, и в любом случае после десяти вечера улицы Сарасоты пусты. Старики глотают прозак и запивают его виски, устраиваясь поудобнее, чтобы смотреть Билла О’Райли по ТиВо.

Я сел. Дверца лязгнула, закрываясь, и в какой-то момент мне показалось, что мой зад вот-вот коснется асфальта Пальм-авеню. Но проседание все-таки прекратилось.

– Послушайте, Эдгар… – Мэри замялась. – Я все еще могу называть вас Эдгаром?

– Естественно.

Она кивнула.

– Прекрасно. Я не очень-то помню, как мы расстались. Иногда, когда я сильно напиваюсь… – Она пожала костлявыми плечами.

– Мы расстались лучшими друзьями.

– Это хорошо. Что же касается Элизабет… хорошего тут мало. Верно?

Я кивнул, не решаясь произнести хоть слово. Машин на улицах практически не было, как и обещала Мэри. Тротуары просто вымерли.

– У нее и Джейка Розенблатта какое-то время был роман. Очень серьезный.

– И что произошло?

Мэри покачала головой.

– Точно не знаю. Если бы вы заставили меня поделиться своим мнением, я бы сказала, что она слишком привыкла быть себе хозяйкой, чтобы принадлежать кому-то еще. На время – да, но не более того. А Джейк так и не смог ее забыть.

Я помнил, как он сказал: «На хер правила, мисс Истлейк», – и задался вопросом, а как он называл ее в постели? Определенно не мисс Истлейк. Но размышления такого рода были грустны и бесполезны.

– Может, оно и к лучшему, – продолжила Мэри. – Она теряла форму. Если б вы знали ее в расцвете лет, то понимали бы, что она не хотела запомниться людям такой.

– Мне бы очень хотелось знать ее в те годы.

– Могу я что-нибудь сделать для вашей семьи?

– Нет, – ответил я. – Они обедают с Дарио, Джимми и всем штатом Миннесота. Я присоединюсь к ним позже, если смогу. Может, к десерту… И я снял номер в «Ритце», где проведу ночь. Если не получится вечером, увижусь с ними утром.

– Это хорошо. Они милые люди. И понимающие.

Пэм, похоже, теперь действительно понимала меня лучше, чем до развода. Разумеется, ведь теперь я был художником из Флориды, а не супругом-психопатом из Миннесоты. Или, того хуже, супругом-убийцей.

– Я собираюсь расхвалить вашу выставку до небес, Эдгар. Сомневаюсь, что этим вечером мои слова что-то значат для вас, но, думаю, потом мои похвалы принесут плоды. Ваши картины удивительные.

– Спасибо, Мэри.

Впереди в темноте засверкали огни больницы. По соседству располагалась придорожная забегаловка. Возможно, многие тамошние посетители со временем становились пациентами кардиологического отделения.

– Вы передадите Либби мои наилучшие пожелания, если ее состояние позволит ей вас выслушать?

– Обязательно.

– И у меня есть кое-что для вас. В бардачке. Конверт из плотной бумаги. Я собиралась использовать этот материал, чтобы заманить вас на интервью после выставки, ну да хрен с ним.

Я не сразу справился с кнопкой, открывающей бардачок, но в конце концов маленькая дверка откинулась, как челюсть покойника. В бардачке лежал не только нужный мне конверт (археолог обнаружил бы там вещи, датируемые, возможно, 1965 годом), но его я сразу заметил – как и напечатанное на нем мое имя.

Мэри припарковалась перед больницей в зоне с указателем: «ПЯТЬ МИНУТ НА ВЫСАДКУ И ПОСАДКУ».

– Вас ждет сюрприз. Во всяком случае, я была поражена. Моя давняя подруга, редактор, раскопала это специально для меня. Она старше Либби, но по-прежнему в здравом уме.

Я открыл конверт и достал два листа: ксерокопии древней газетной заметки.

– Из «Эха недели», что издавалась в Порт-Шарлотт. Июнь тысяча девятьсот двадцать пятого года, – пояснила Мэри. – Должно быть, та самая заметка, которую видела другая моя приятельница, Эгги, и сама я не добралась до этих материалов лишь по одной причине: Порт-Шарлотт слишком уж далеко на юге. Да и газета приказала долго жить еще в тысяча девятьсот тридцать первом году.

Свет уличного фонаря, под которым остановилась Мэри, не позволял разобрать мелкий текст, но я прочитал заголовок и разглядел фотоснимок. Долго смотрел на него.

– Для вас это что-то значит, не правда ли? – спросила Мэри.

– Да. Просто не знаю что.

– Если выясните, скажете мне?

– Обязательно. Возможно, вы мне даже поверите. Но, Мэри… это будет история, которую вы не сможете опубликовать. Спасибо, что подвезли. И спасибо, что пришли на мою выставку.

– И первое, и второе я сделала с удовольствием. Не забудьте передать Либби мои наилучшие пожелания.

– Передам.

Но я не передал. Потому что поговорить с Элизабет Истлейк мне больше не довелось.

ix

Дежурная медсестра в отделении интенсивной терапии сказала мне, что Элизабет в операционной. Когда я спросил о диагнозе, она точно ответить не смогла. Я огляделся в поисках комнаты ожидания.

– Если вы ищете мистера Уайрмана, он, кажется, пошел в кафетерий. На четвертом этаже.

– Благодарю. – Я уже повернулся, чтобы направиться к лифту, но решил задать еще один вопрос: – Доктор Хэдлок входит в бригаду врачей?

– Думаю, что нет, – ответила медсестра, – но он тоже в операционной.

Я вновь ее поблагодарил и отправился на поиски Уайрмана. Нашел его в дальнем углу кафетерия, сидящим перед бумажным стаканом размерами с минометный снаряд времен Второй мировой войны. Если не считать нескольких медсестер, интернов да одной напряженно молчащей семейной пары, в кафетерии было пусто. Большинство стульев перевернутыми лежали на столах, а усталая женщина в красном халате из вискозного полотна и с ай-подом на шее орудовала шваброй.

– Привет, парень. – Уайрман печально улыбнулся. Его волосы, ранее аккуратно зачесанные назад, теперь падали на уши, под глазами темнели мешки. – Почему бы тебе не взять кофе? По вкусу – машинное масло, но уснуть не дает.

– Нет, благодарю. Мне хватит и глотка из твоего стакана. – В кармане у меня лежали три таблетки аспирина. Я выудил их, бросил в рот, запил глотком кофе.

Уайрман поморщился.

– Ты держал их с мелочью, которая кишит микробами. Это отвратительно.

– У меня сильная иммунная система. Как Элизабет?

– Не очень. – Он уныло посмотрел на меня.

– Она приходила в себя в «скорой помощи»? Что-нибудь говорила?

– Да.

– Что?

Из кармана льняной рубашки Уайрман достал приглашение на мою выставку, со словами «ВЗГЛЯД С ДЬЮМЫ», напечатанными на лицевой стороне. На оборотной он нацарапал три строчки. Буквы прыгали вверх-вниз (вероятно, «скорую» сильно трясло на ходу), но я смог разобрать слова: