Дьюма-Ки - Стивен Кинг

– Мисс Истлейк! Мисс Истлейк, как давно мы вас не видели, а теперь… какой чудесный сюрприз!

– И я рада видеть тебя, Джейк. – Она прижала его лысую голову к своей груди, словно положила на нее очень большое яйцо. – Красивый, как Богарт! – Тут Элизабет увидела меня… и подмигнула. Я подмигнул в ответ, но удерживать счастливую маску на лице удавалось с трудом. Несмотря на улыбку, выглядела Элизабет изможденной, смертельно уставшей.

Я поднял глаза на Уайрмана, и он едва заметно пожал плечами. «Она настояла», – означал тот жест. Я перевел взгляд на Джека, и тот отреагировал точно так же.

Розенблатт тем временем лихорадочно рылся в карманах. Наконец вытащил книжицу спичек, такую потрепанную, что, должно быть, она попала в Соединенные Штаты без паспорта через Эллис-Айленд[157]. Раскрыл, оторвал одну спичку.

– Я думала, что курение в общественных зданиях запрещено, – заметила Элизабет.

Розенблатт пожал плечами. Шея его покраснела. Я даже испугался, что голова у него сейчас взорвется. Наконец он воскликнул:

– На хер правила, мисс Истлейк!

– БРАВИССИМО! – прокричала Мэри, засмеялась и вскинула руки к потолку, вызвав очередной взрыв аплодисментов. Еще громче захлопали, когда Розенблатту наконец-то удалось зажечь древнюю картонную спичку и поднести огонек к сигарете: Элизабет уже зажала губами кончик мундштука.

– Кто она, папочка? – спросила Илзе. – Помимо того, что живет по соседству?

– Если верить газетам, одно время она играла активную роль в культурной жизни Сарасоты.

– Не понимаю, почему это дает ей право отравлять наши легкие сигаретным дымом? – фыркнула Линни. Вертикальная складка вновь появилась меж ее бровей.

Рик улыбнулся.

– Cherie, после всех баров, в которых мы побывали…

– Здесь таких баров нет! – Вертикальная складка углубилась, и я подумал: «Рик, ты, конечно, француз, но тебе предстоит еще многое узнать об этой американской женщине».

Элис Окойн что-то шепнула Дарио, и тот достал из кармана жестяную коробочку с мятными пастилками. Высыпал их себе на ладонь, коробочку протянул Элис. Она передала коробочку Элизабет, которая поблагодарила девушку и стряхнула сигаретный пепел в жестянку.

Пэм какое-то время как зачарованная наблюдала за Элизабет, потом повернулась ко мне.

– И что она думает о твоих картинах?

– Не знаю, – ответил я. – Она их еще не видела.

Элизабет взмахом руки предложила мне подойти.

– Вы познакомите меня со своей семьей?

Я познакомил: начал с Пэм и закончил Риком. Джек и Уайрман также обменялись рукопожатиями с Пэм и девочками.

– После всех наших телефонных разговоров очень приятно наконец-то увидеть вас вживую, – улыбнулся Уайрман Пэм.

– Взаимно. – Пэм оглядела его с головы до ног. Должно быть, увиденное ей понравилось. Потому что ее лицо осветила искренняя улыбка. – Мы сделали все, чтобы выставка состоялась, не так ли? Он нам жизнь не облегчал, но мы своего добились.

– В искусстве легких путей нет, девушка, – прокомментировала Элизабет.

Пэм посмотрела на нее, по-прежнему сияя искренней улыбкой – той самой, в которую я когда-то влюбился.

– Знаете, меня уже давно никто не называл девушкой.

– Для меня вы юная и прекрасная, – ответила Элизабет. Сейчас она ничуть не напоминала ту женщину, что неделей раньше сидела в этом самом инвалидном кресле, ссутулившись, наклонившись вперед, бормоча под нос что-то нечленораздельное. Пусть выглядела Элизабет крайне изможденной, передо мной был совершенно другой человек. – Но не такая юная и прекрасная, как ваши дочери. Девочки, ваш отец – очень талантливый человек.

– Мы им гордимся, – ответила Мелинда, теребя пальцами ожерелье.

Элизабет ей улыбнулась, посмотрела на меня.

– Я хочу увидеть картины и составить собственное впечатление. Вы не откажете мне в этом удовольствии, Эдгар?

– Буду счастлив, – ответил я, но чертовски занервничал. Какая-то моя часть боялась услышать ее оценку. Боялась, что Элизабет может покачать головой и вынести вердикт с прямотой, на которую давал право ее возраст: «Изящно… ярко… экспрессивно… но, пожалуй, ничего особенного. Если по большому счету».

Уайрман уже собрался взяться за ручки кресла, но Элизабет покачала головой.

– Нет, позволь Эдгару, Уайрман. Пусть он устроит мне экскурсию. – Она вытащила из мундштука наполовину выкуренную сигарету – узловатые пальцы двигались на удивление проворно – и загасила в жестянке. – Юная леди права… думаю, мы все надышались этой гадостью.

Мелинде хватило такта покраснеть. Элизабет протянула коробочку Розенблатту, который взял ее с улыбкой и кивком. Потом я не раз задавался вопросом (знаю, это ужасно, но – да, задавался): сделала бы она еще несколько затяжек, если бы знала, что эта сигарета для нее последняя?

vi

Даже те, кто понятия не имел о существовании единственной оставшейся дочери Джона Истлейка, почувствовали, что она – Личность, и человеческая волна, которая хлынула к дверям после громкого вскрика Мэри Айр, двинулась в противоположном направлении, когда я покатил кресло с Элизабет в нишу, где висели «Закаты с…». Уайрман и Пэм шли слева от меня; Илзе и Джек – справа. Илзе иногда бралась за правую рукоять, выправляя курс кресла. Мелинда и Рик держались позади, Кеймен, Том Райли и Боузи – за ними. А уж за этой троицей следовали остальные гости.

Я не знал, удастся ли мне втиснуть кресло в зазор между стеной и импровизированным баром, но у меня получилось, и теперь я толкал его по узкому проходу, довольный тем, что все остались позади. В какой-то момент Элизабет воскликнула:

– Стоп!

Я тут же остановился.

– Элизабет, вам нехорошо?

– Одну минутку, дорогой… подождите.

Я стоял, она сидела, глядя на картины. Через какое-то время вздохнула.

– Уайрман, у тебя есть бумажная салфетка? – спросила она.

Он достал из кармана платок, развернул, передал Элизабет.

– Обойдите кресло, Эдгар, – попросила она. – Встаньте так, чтобы я могла вас видеть.

Бочком я протиснулся между креслом и одним из столов, составляющих стойку бара. Бармен со своей стороны придерживал стол, чтобы я его не перевернул.

– Вы можете встать на колени, чтобы наши лица оказались на одном уровне?

Я смог. Мои Великие береговые прогулки дали результат. Она сжимала в одной руке мундштук (дурацкий и при этом великолепный), в другой – платок Уайрмана. Смотрела на меня повлажневшими глазами.

– Вы читали мне стихи. Потому что Уайрман не мог. Вы это помните?

– Да, мэм.

Разумеется, я помнил. Это было приятное времяпрепровождение.