Дьюма-Ки - Стивен Кинг

– Что, вздремнуть так и не удалось? – раздался слева от меня голос Анжела Слоботника, как и всегда, игнорировавшего тычки локтем в бок от собственной жены.

– Нет, я бодрый как никогда, просто…

Мужчина в костюме стоимостью не меньше двух тысяч баксов протянул мне руку.

– Генри Вестик, Первый сарасотский банк. Частные вклады. Ваши картины – удивительные, мистер Фримантл. Я поражен. Потрясен.

– Благодарю, – ответил я и подумал, что он забыл сказать: «ВЫ НЕ ДОЛЖНЫ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ НА ДОСТИГНУТОМ». – Вы очень добры.

Между его пальцев появилась визитная карточка. Как в трюке уличного фокусника. С тем лишь отличием, что уличные фокусники не носят костюмы «от Армани».

– Если я смогу что-нибудь сделать для вас… На обороте я написал мои телефоны – домашний, сотовый, рабочий.

– Вы очень добры, – повторил я. Другие слова в голову не лезли. Да и что, по мнению мистера Вестика, я мог еще сделать? Позвонить ему домой и опять поблагодарить? Попросить ссуду и предложить в залог картину?

– Вы позволите подойти с женой и представить ее вам? – спросил он, и выражение его глаз показалось мне знакомым. Он смотрел на меня хоть и не совсем так, как Уайрман, осознавший, что я перекрыл кислород Кэнди Брауну, но близко к тому. Словно немного меня боялся.

– Разумеется, – кивнул я, и Вестик отошел.

– Ты строил отделения банков для таких парней, как этот, а потом тебе приходилось ругаться с ними потому, что они не хотели оплачивать непредвиденные расходы, – заметил Анджел. Он был в синем костюме, который провисел в шкафу не один год и теперь буквально лопался на нем, как на Невероятном Халке[154]. – Тогда он принял бы тебя за какого-нибудь зануду, который пытается испортить ему день. А теперь смотрит так, словно ты срешь золотыми пряжками для ремня.

– Анжел, прекрати! – воскликнула Элен Слоботник, одновременно тыча супруга локтем и пытаясь добраться до его бокала с шампанским. Анжел отвел бокал за пределы ее досягаемости.

– Скажи ей, что это правда, босс.

– Скорее да, чем нет, – согласился с ним я.

И так на меня смотрел не только банкир. Еще и женщины… да, да. Когда наши взгляды встречались, я улавливал некую томность, раздумья на предмет, смогу ли я обнимать их только одной рукой. Бред, конечно, но…

Кто-то схватил меня сзади, чуть не швырнул на пол. Я бы расплескал все шампанское из бокала, если бы Анжел ловко не выхватил его из моей руки. Обернувшись, я увидел улыбающуюся Кэти Грин. Наряд физкультурницы-гестаповки она, вероятно, оставила в Миннесоте и на выставку пришла в коротком, поблескивающем зеленом платье, которое плотно облегало ее ладную фигуру, и на таких высоких каблуках, что макушкой доставала мне до лба. Позади нее возвышался Кеймен. Его огромные глаза доброжелательно оглядывали зал сквозь очки в роговой оправе.

– Господи, Кэти! – воскликнул я. – А если б я шлепнулся на пол, что б тогда?

– Тогда бы я заставила тебя сделать пятьдесят поднятий торса из положения лежа. – Она улыбнулась еще шире. Ее глаза наполнились слезами. – Как и обещала по телефону. Какой загар, симпатичный ты наш! – Она заплакала и обняла меня.

Я обнял ее в ответ, потом пожал руку Кеймену. Моя кисть полностью исчезла в его ладони.

– Ваш самолет идеально подходит для людей моих габаритов, – пророкотал доктор. Люди начали поворачиваться на его голос. Бас у него был, как у Джеймса Эрла Джонса[155]. Озвученное таким голосом рекламное объявление в супермаркете воспринимается как Глас Божий. – Я получил огромное удовольствие, Эдгар.

– Это не мой самолет, но я рад. Хотите…

– Мистер Фримантл?

Ко мне обратилась очаровательная рыжеволосая девушка, груди которой – щедро обсыпанные веснушками – грозили вывалиться из декольте крошечного розового платья. Она смотрела на меня большущими зелеными глазами. На вид ей было не больше лет, чем моей дочери Мелинде. Прежде чем я успел вымолвить хоть слово, девушка протянула руку, мягко сжала мои пальцы.

– Я просто хотела прикоснуться к руке, которая нарисовала все эти картины, – продолжила она. – Эти прекрасные, пугающие картины. Господи, вы потрясающий художник! – Она подняла мою руку, поцеловала ее. Потом приложила к одной груди. Сквозь тонкий шифон я почувствовал твердую вишенку соска. И рыженькая растворилась в толпе.

– И часто такое случается? – спросил Кеймен, а Кэти одновременно с ним поинтересовалась: – Так вот, значит, какие плоды развода ты пожинаешь, Эдгар? – Они переглянулись и мгновением позже расхохотались.

Я понял, над чем они смеются (Эдгар на месте Элвиса), но мне все это казалось странным. Залы галереи вдруг начали напоминать подводный грот, и я понял, что могу нарисовать их такими: пещеру с картинами на стенах, картинами, на которые смотрит косяк рыболюдей, тогда как «Трио Нептуна» пускает пузыри в ритме какой-нибудь веселой песенки.

Странно, так странно. Мне недоставало Уайрмана и Джека (они пока не появились), но еще больше – моих ближайших родственников. Особенно Илли. Если б они находились рядом, я, возможно, ощутил бы, что все происходит наяву. Я глянул на дверь.

– Если вы высматриваете Пэм и девочек, думаю, они вот-вот будут, – сказал Кеймен. – У Мелинды что-то случилось с платьем, и она пошла переодеться.

«У Мелинды, – подумал я. – Конечно, задержаться они могли только из-за Мел…»

И вот тут я увидел их, прокладывающих путь сквозь толпу арт-зевак. На общем загорелом фоне северная белизна лиц сразу выдавала в них чужаков. Том Райли и Уильям Боузман-третий (незабвенный Боузи), оба в темных костюмах, шагали следом. Они остановились, чтобы взглянуть на три моих ранних рисунка, которые Дарио поместил у двери, объединив в триптих. Первой меня заметила Илзе.

– Папуля! – воскликнула она и прорезала толпу, как буксир, таща за собой баржи – мать и сестру. За Лин следовал высокий молодой человек. Пэм на ходу помахала мне рукой.

Я оставил Кеймена, Кэти и Слоботников (Анжел по-прежнему держал мой бокал). Кто-то обратился ко мне: «Мистер Фримантл, вас не затруднит ответить на…» – но я даже не посмотрел в его сторону. В этот момент я видел только сияющее лицо Илзе и ее счастливые глаза.

Мы встретились перед плакатом: «ГАЛЕРЕЯ «СКОТТО» ПРЕДСТАВЛЯЕТ «ВЗГЛЯД С ДЬЮМЫ» – КАРТИНЫ И РИСУНКИ ЭДГАРА ФРИМАНТЛА». Я обратил внимание, что на Илзе новое бирюзовое платье, которого не видел раньше, а забранные наверх волосы открывают лебединую шею, отчего моя младшая дочь казалась на удивление взрослой. Я ощущал невероятную, сокрушающую любовь к ней и благодарность за то, что точно такую же любовь она испытывает ко мне – это было в ее глазах. Потом я обнял дочь.