Дьюма-Ки - Стивен Кинг

– Да.

– Вы это сделаете?

Я не знал, сделаю или нет, но уловил признаки нарастающего возбуждения, свойственного мне самому в не столь уж далеком прошлом.

– Да. – В тот момент я мог пообещать запрыгнуть на Луну в семимильных сапогах, если бы это ее успокоило.

– Даже раскиданные по свету они могут оставаться опасными, – прошептала Элизабет, и ее голос переполнял ужас.

– Достаточно. – Я погладил ее по руке. – Больше не думайте об этом.

– Хорошо. Мы поговорим об этом после вашей выставки. Втроем. У меня прибавится сил… в голове прояснится… и вам, Эдгар, придется учесть мои слова. У вас есть дочери? Я вроде бы помню, что есть.

– Да, и они останутся на материке со своей матерью. В «Ритце». Все уже устроено.

Она улыбнулась, но уголки губ тут же опустились. Словно ее рот начал таять.

– Уложи меня, Уайрман. Я угодила в трясину… провела там сорок дней и сорок ночей… такие у меня ощущения… я так устала.

Он опустил изголовье кровати, и Энн-Мэри принесла на подносе стакан с каким-то лекарством. Но Элизабет не выпила ни капли: уже отключилась. Над ее головой сидела в кресле и вечно смотрела в окно самая одинокая девушка на свете, с лицом упрятанным за занавес волос, в одних только туфельках на босу ногу.

x

А вот ко мне сон в ту ночь долго не шел – сморил меня только после полуночи. Вода отошла, так что ракушки перестали шептаться. В отличие от голосов в моей голове.

«Другая Флорида, – шептала Мэри Айр. – Тогда была другая Флорида».

«Продайте их. Сколько бы их ни было, вы должны их продать», – Элизабет, разумеется.

Взрослая Элизабет. Я слышал и другую Элизабет, но, поскольку мне пришлось выдумать ее голос, я слышал голос Илзе, каким она говорила в далеком детстве.

«Это сокровище, папочка, – прошептал голос. – Ты сможешь достать его, если наденешь маску и трубку. Я могу показать, где его искать».

«Я нарисовала картину».

xi

Поднялся я с зарей. Думал, что снова смогу заснуть, но не получилось. Заснул лишь после того, как принял таблетку оксиконтина, одну из считанных, которые оставались у меня, и позвонил в одно место. Проглотил таблетку, набрал номер «Скотто», услышал, понятное дело, голос автоответчика. В такое время в галерее никого и быть не могло. Люди искусства не жаворонки.

Я нажал 11, внутренний номер Дарио Наннуцци, и после звукового сигнала сказал: «Дарио, это Эдгар. Насчет цикла «Девочка и корабль» я передумал. Все-таки я хочу продать все эти картины. Условие лишь одно – они должны уйти разным людям, если возможно. Спасибо».

Я положил трубку и вернулся в постель. Полежал минут пятнадцать, наблюдая за лениво вращающимися лопастями потолочного вентилятора и слушая шепот ракушек. Таблетка действовала, но я не засыпал. И знал почему.

Точно знал почему.

Я снова поднялся, прослушал приветственную запись на автоответчике, вновь набрал внутренний номер Дарио. Его голос предложил оставить сообщение после звукового сигнала. «Кроме номера восемь, – добавил я. – Номер восемь по-прежнему НДП».

И почему он НДП?

Не потому, что картина была гениальной, хотя именно так я и думал. И не потому, что, глядя на нее, я словно слушал историю, которую рассказывала самая черная часть моего сердца. Причина была в другом: я чувствовал, что-то сохранило мне жизнь, чтобы я нарисовал эту картину, и продать ее – все равно что отречься от моей жизни, забыть всю боль, которую мне пришлось выдержать ради нее.

Да, вот почему.

«Эта картина – моя, Дарио».

Я улегся в кровать и на этот раз уснул.

Как рисовать картину (VII)

Помните, выражение «видеть – значит верить» ставит телегу впереди лошади. Произведение искусства – конкретный артефакт веры и ожидания, воплощение мира, который в противном случае являл бы собой пленку бессмысленного сознания, растянутую над бездной загадочности. А кроме того, если вы не верите тому, что видите, кто поверит вашим творениям?

Проблемы, возникшие после обнаружения сокровища, имели прямое отношение к вере. Элизабет, при всем ее невероятном таланте, была ребенком, а дети воспринимают веру как данность. Она – часть стандартного набора. И дети, в том числе талантливые дети (особенно талантливые дети), далеко не в полной мере владеют своими способностями. Их разум все еще спит, а сон разума рождает чудовищ.

Вот картина, которую я так и не нарисовал:

Неотличимые друг от друга девочки-близняшки, в одинаковых джемперах, только один – красный, с буквой «Л» на груди, а второй – синий, с «Т». Девочки, держась за руки, бегут по тропе, ведущей к Тенистому берегу. Так они называют это место, потому что большую часть дня оно находится в тени Ведьминой скалы. На их пухлых щечках следы слез, но они скоро исчезнут: теперь девочки слишком напуганы, чтобы плакать.

Если вы можете поверить в это, тогда вам удастся увидеть и остальное.

Гигантская ворона медленно пролетает над ними, вверх лапами, с распростертыми крыльями. Обращается к ним голосом папочки.

Ло-Ло падает, ранит колени о ракушки. Тесси поднимает ее на ноги. Они бегут. Их пугает не говорящая ворона, которая летает лапами вверх. И не небо, которое из синего вдруг становится закатно-красным – а потом вновь синим. Они боятся преследующей их твари.

Большого мальчика.

Даже с зубами он по-прежнему напоминает забавных лягушек, которых раньше рисовала Либбит, но эта гораздо больше и достаточно реальна, чтобы отбрасывать тень. Достаточно реальна, чтобы вонять и всякий раз сотрясать землю, приземляясь после прыжка. Их много чего пугало после того, как папочка нашел сокровище, и Либбит говорит, чтобы они не выходили ночью из своей комнаты и даже не выглядывали в окно, но сейчас день, и тварь позади них слишком уж настоящая, чтобы не верить в нее, и она приближается.

В следующий раз падает Тесси, и Ло-Ло поднимает сестру, бросив испуганный взгляд на преследующую их тварь. Тварь окружают танцующие в воздухе насекомые, и иногда она на ходу сжирает кого-то из них. Ло-Ло может видеть Тесси в одном выпученном немигающем глазу. Себя она видит во втором.

Они выскакивают на пляж, жадно хватая ртом воздух, дыхание у них перехватывает, и дальше бежать некуда, кроме как в воду. Но, может, это и есть путь к спасению, потому что в воде корабль – тот самый, который они видели достаточно часто в последние несколько недель. Либбит говорит, что корабль – совсем не то, что видится, но теперь он – белая мечта спасения. Да и все равно ведь выбора нет. Большой мальчик совсем рядом.