Дьюма-Ки - Стивен Кинг

Я повернулся к «Закату с софорой» и… все так – в верхнем правом углу рамы краснел маленький кружок. Мне он понравился (приятно осознавать, что здесь не только зеваки, привлеченные на выставку увечьем мазилы), но сердце все равно защемило, и я задался вопросом, нормально это или нет. Ответа на него у меня не нашлось. Других художников я не знал, так что спросить было не у кого.

iii

В кабинете, кроме Дарио и Джимми, я увидел мужчину, которого раньше не встречал. Дарио представил его как Джейкоба Розенблатта, бухгалтера, который вел счета галереи «Скотто». Мое сердце екнуло, когда я пожимал его руку. Мою пришлось вывернуть, потому что он подал правую, как поступало большинство. Что делать, это мир правшей.

– Дарио, у нас какие-то проблемы? – спросил я.

Дарио поставил серебряное ведерко на стол Джимми. В нем, усыпанная кусочками льда, чуть под наклоном стояла бутылка шампанского «Перрье-Жуэ». В галерее подавали хорошее шампанское, но не настолько хорошее. Пробку вытащили недавно, из зеленого горлышка шел легкой парок.

– Это похоже на проблемы? – спросил Дарио. – Я бы попросил Элис привести вашу семью, но кабинет слишком маленький. Кто тут должен быть, так это Уайрман и Джек Кантори. Где они, черт бы их побрал? Я думал, они приедут вместе.

– Я тоже. Вы звонили в дом Элизабет Истлейк? В «Гнездо цапли»?

– Конечно, – кивнул Дарио. – Пообщался с автоответчиком.

– Медсестра Элизабет не взяла трубку? Энн-Мэри?

Он покачал головой.

– Только автоответчик.

Перед моим мысленным взором возникла сарасотская Мемориальная больница.

– Мне это не нравится.

– Может, они втроем едут сюда, – предположил Розенблатт.

– Думаю, это маловероятно. Элизабет слишком ослабла, она задыхается. И больше не может пользоваться ходунками.

– Я уверен, что скоро все прояснится, – вмешался Джимми. – А пока нам следует поднять фужеры.

– Вы тоже должны поднять фужер, Эдгар, – добавил Дарио.

– Спасибо, вы очень добры, я бы с радостью с вами выпил, но за дверью моя семья, и мне хочется показать им остальные картины, если вы не возражаете.

– Мы понимаем, – сказал Джимми, – но…

Его прервал Дарио, голос его звучал предельно спокойно:

– Эдгар, выставка продана.

Я посмотрел на него.

– Простите?

– У вас не было возможности пройтись по галерее и заметить все красные метки. – Джимми улыбался, лицо его пылало. – Все картины и рисунки, выставленные на продажу, куплены.

– Но… – Мои губы онемели. Я наблюдал, как Дарио поворачивается и берет с полки над столом поднос с фужерами (с таким же цветочным рисунком, что и на бутылке «Перрье-Жуэ»). – Но за «Девочку и корабль номер семь» вы запросили сорок тысяч долларов!

Из кармана простого черного костюма Розенблатт достал свернувшуюся в рулон бумажную ленту, определенно из счетной машинки.

– Картины проданы за четыреста восемьдесят семь тысяч долларов, рисунки – за девятнадцать. Итого – чуть больше полумиллиона. Это самая крупная сумма, которую когда-либо зарабатывала галерея «Скотто», выставляя лишь одного художника. Потрясающий результат. Поздравляю.

– Все проданы? – Я едва услышал собственный голос и перевел взгляд на Дарио. Тот кивнул и протянул мне фужер.

– Если вы примете решение продать «Девочку и корабль номер восемь», я уверен, что эта картина принесет сто тысяч долларов.

– Двести, – поправил его Джимми.

– За Эдгара Фримантла, на старте блестящей карьеры! – произнес тост Розенблатт и поднял фужер. Мы последовали его примеру и выпили, не зная, что моя блестящая карьера, с чисто практической точки зрения, уже закончилась.

Тут мы прокололись, мучачо.

iv

Когда я, лавируя в толпе, направлялся к своей семье, пытаясь на ходу улыбаться и обрывая все попытки других гостей завязать со мной беседу, меня окликнул Том Райли:

– Босс, они невероятно хороши, но немного страшноваты.

– Как я понимаю, это комплимент? – По правде говоря, мне страшноватым представлялся разговор с Томом, с учетом того, что я для него сделал.

– Безусловно, комплимент. Послушай, ты идешь к своим. Я, пожалуй, пройдусь по залам. – Он уже начал отходить, но я схватил его за локоть.

– Останься со мной. Вместе мы преодолеем все преграды. А в одиночку я, возможно, не доберусь до Пэм с девочками и к девяти часам.

Он рассмеялся. Старина Томми выглядел хорошо. Набрал несколько фунтов после того дня на озере Фален, но я где-то читал, что это побочное действие антидепрессантов, особенно для мужчин. Прибавка в весе пошла ему только на пользу: лицо уже не было осунувшимся.

– Как тебе жилось, Том?

– Ну… по правде говоря… мучила депрессия. – Он поднял руку, чтобы отмахнуться от сочувствия, которого я не предложил. – Причина в биохимическом сдвиге и гребаной зависимости от таблеток. Поначалу они туманят мозги… мне, во всяком случае, туманили. Я даже на какое-то время перестал их принимать, но теперь снова начал, и жизнь опять выглядит не такой мрачной. То ли действуют искусственные эндорфины, то ли дает о себе знать весна в Стране миллиона озер.

– А «Фримантл компани»?

– Работает с прибылью, но не так хорошо, как раньше. Я летел сюда с мыслью, что надо бы уговорить тебя вернуться, но посмотрел на картины и понял, что твои дни в строительном бизнесе уже в прошлом.

– Да, я тоже так думаю.

Он указал на полотна в центральном зале.

– Что они означают? В смысле, на самом деле. Знаешь – я могу сказать такое далеко не всем, – мне они напоминают то, что творилось у меня в голове, когда я не принимал таблетки.

– Это всего лишь выдумка, – ответил я. – Тени.

– Я кое-что знаю о тенях, – кивнул Том. – Главное тут – проявлять осторожность, чтобы они не отрастили зубы. Потому что они это могут. А потом, когда ты протягиваешь руку к выключателю, чтобы свет заставил их уйти, выясняется, что электричество вырубилось.

– Но теперь-то тебе лучше?

– Да. Пэм мне в этом здорово помогла. Могу я сказать о ней то, что ты, возможно, и так знаешь?

– Конечно. – Я только надеялся, что речь пойдет не о ее привычке смеяться во время оргазма.

– У твоей бывшей сильная интуиция, а вот доброты мало. Это странное и жестокое сочетание.

Я молчал… и не потому, что не соглашался с ним.

– Не так уж и давно она поговорила со мной о том, что я должен заботиться о себе, и ее слова возымели действие.

– Да?

– Да. И судя по ее лицу, она хочет что-то сказать и тебе, Эдгар. Я думаю, мне лучше найти твоего друга Кеймена и обменяться впечатлениями. Извини.

Девочки и Рик стояли около «Смотрящего на запад Уайрмана» и о чем-то весело болтали. Пэм, однако, застыла перед картинами «Девочка и корабль», которые висели, как постеры кинофильмов, и на ее лице отражалась тревога. Не злость, а именно тревога. Замешательство. Она подозвала меня и, как только я подошел, не стала терять времени.