Воспоминания самоубийцы. Надиктовано Духом Камило Кастело Бранко - Ивона Ду Амарал Перейра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне была дана величайшая возможность перерождения, но я отверг ее, восстав против "Света, воссиявшего во тьме"…
Время шло, увлекая меня в постоянную борьбу. Реинкарнации следовали одна за другой через века… Я принадлежал тьме… и в промежутках между существованиями я находил удовольствие в пребывании в низших слоях животного состояния… Мне неоднократно предлагали работу по перерождению на любом плане, где бы я ни находился, будь то в человеческом состоянии или в состоянии бестелесного духа, потому что даже в низших астральных областях звучит сладость Евангелия, и возвышенная фигура Распятого считается щедрым образцом для подражания. Но я притворялся глухим, ослепленный злой волей инстинктов, как случается со многими другими… Я даже не мог четко различить разницу между воплощением и пребыванием в невидимом мире, поскольку мой образ существования всегда оставался одним и тем же: животным состоянием.
Сегодня я знаю, что имманентный закон прогресса, как мудрый и неодолимый магнит, толкает меня к новым возможностям в телесных оболочках под руководством преданных работников Господа, заставляя меня возрождаться человеком, чтобы искупление и непрерывная борьба, присущие условиям жизни на Земле, и неизбежные страдания, происходящие от несовершенного состояния как планеты, так и человечества, медленно развивали во мне силы души, огрубевшей от низменности. В то время, о котором я говорю, я ничего этого не понимал, и как человеческое существование, так и промежуток в потустороннем мире казались мне одним и тем же.
Но на протяжении веков я также испытал великие несчастья.
Будучи закоренелым преступником, следуя пагубным путям зла, я, естественно, страдал от последствий собственных действий, которые отражались на моем состоянии. Порой я поднимался на значительные высоты социальной лестницы, что вовсе не означало наличия добродетелей, ведь мной двигали безграничные амбиции. Эти низменные и унизительные амбиции приводили к серьезным моральным падениям, всё больше погружая меня в трясину недостойных поступков и создавая ужасающую ответственность для моей совести.
Мои перевоплощения всегда происходили среди христианских народов. Всё указывает на то, что в трудоемкой и дисциплинированной жизни Невидимого мира души регистрируются в группах или колониях, под покровительством которых они обучаются и развиваются, не отделяясь от их опеки до завершения нормального эволюционного цикла, то есть до приобретения качеств, позволяющих осуществлять сложные преобразования на благо себе и другим. Достоверно то, что до настоящего момента я всегда рождался либо во Франции, либо на Иберийском полуострове.
Идея перерождения начала проникать в мои мысли благодаря тому, что я постоянно слышал шепот, доносившийся до моих ушей сквозь время — будь то на Земле в человеческой форме или как дух в сумраке, свойственном существам моей низшей категории. Я принял это расчетливо и корыстно, ища способы разрешить тяжелые невзгоды, преследовавшие мою судьбу на протяжении веков, в том христианском учении, которое, как утверждали, даровало множество благ тем, кто вверялся его попечению. Однако то, что я не мог понять, погруженный в свой низменный внутренний мир, было высоким моральным и философским значением таких советов, постоянно повторяемых вокруг меня в любом земном или астральном месте, где бы я ни находился… и поэтому я ожидал от великого Учения только личной выгоды и таинственных сил, которые помогли бы мне достичь удовлетворения тысячи прихотей и страстей…
Однако, когда я слышал упоминания о том Назарейском Учителе, чьи добродетели были образцом для возрождения человечества, я чувствовал внезапное недомогание, словно внутри меня вибрировали неудобные отголоски, в то время как в моем сознании возникало враждебное течение, казалось, опасающееся любого исследования этого деликатного вопроса. Правда была в том, что если мой интеллект и умственные познания укреплялись через жизненную борьбу и невзгоды под влиянием собственных усилий и амбиций, то сердце оставалось бездейственным и холодным, а душа огрубевшей для щедрых проявлений добра, морали и справедливости.
Первая половина XVII века застала меня в жалком смятении, во мраке земной тюрьмы, окутанного тьмой, несмотря на мое положение обитателя невидимого мира.
Какая отвратительная череда преступных деяний вызвала столь горькое подавление достоинства духа, освобожденного от оков плоти?… Какие омерзительные причины я дал закону притяжения и сродства, что мое ментальное состояние и состояние сознания настраивались лишь на темноту тюремного подземелья, зараженного и мучительного?…
Стоит тебе узнать, что я сделал в то время, друг-читатель…
ГЛАВА V
ПРИЧИНА МОЕЙ СЛЕПОТЫ В ДЕВЯТНАДЦАТОМ ВЕКЕ
Шли первые десятилетия XVII века, когда я возродился в окрестностях Толедо, древней и благородной столицы вестготов, которую дружественные журчащие воды старого Тахо окружают, словно неутомимый часовой…
Я был брошен в новое земное перерождение в поисках возможностей для неотложного обучения, которое должно было освободить мой смятенный дух и облегчить долги моей совести перед нерушимым законом. Ведь существовала необходимость свидетельств смирения в бедности и пассивном, возрождающем смирении, согласия с любовным предательством, которое числилось в записях прошлого как долг.
Я принадлежал тогда к древней обедневшей благородной семье, преследуемой непреодолимыми в то время невзгодами, такими как политические и религиозные распри и разногласия с короной.
В ранней юности я был неграмотным, выполняя тяжелую полевую работу. Я пас овец и пахал землю, разрываясь между множеством обязанностей под суровым взглядом моего отца, грубого провинциального идальго, которого чрезмерная религиозная гордыня, вдохновленная идеями Реформации, привела к немилости в глазах суверена, поскольку его подозревали в неверности католической вере и держали под наблюдением. Он был суров в обращении с семьей и слугами, как коннетабль с феодами. Жесткие обязанности, привязывавшие меня к сельскохозяйственным работам, разжигали во мне особую тоску, которая обескураживала мой характер, ведь в глубине души таились головокружительные амбиции, неуместные для юноши в моем тяжелом положении.
Я мечтал ни много ни мало о том, чтобы оставить поле, восстать против отцовского деспотизма и стать образованным и полезным человеком, как мои двоюродные братья, живущие в Мадриде, некоторые из которых были военными, покрытыми
