Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин

или согласуемого, чем по поводу прошлых договоренностей. Проект меморандума о принципах предусматривал проверку объемов торговли участников внешними аудиторами. Это вызвало возмущение руководителя Standard-Vacuum, совместного предприятия Jersey и Socony в Азии. «Я и мои коллеги единогласно выступаем против этого, – говорил он в декабре 1934 г. – Дело не только в том, что мысль о допуске внешних аудиторов к нашим бухгалтерским книгам вызывает возражения в силу очевидных причин. Видимо, соглашение "Как есть" опирается на очень слабый фундамент, если участники не верят друг другу в вопросах предоставления правдивой информации по поводу объема торговли». «Нам в любом случае следует сохранять деятельность "Как есть" в частных рамках заинтересованных организаций», – добавил он. Однако даже в этих частных рамках дела шли не так уж гладко. В декабре 1934 г. директор Shell Фредерик Годбер находился в Юго-Восточной Азии, откуда докладывал: «Объемы торговли ясно показывают, что Texas Company агрессивна безосновательно и закончит год, продав больше, чем ей положено». Он добавил, что другим компаниям придется прибегнуть к «суровым мерам» в отношении нарушителя. Несмотря на соглашения, конкурентные мотивы были сильнее.

Насколько успешным был сам процесс распределения? Результаты для Соединенного Королевства, например, оказались весьма неровными. Shell и Англо-персидская компания создали объединенную сбытовую систему Shell – Mex/BP. Соотношение продаж этой группы и филиала Jersey было относительно постоянным, несмотря на отдельные исключения. Однако соотношение суммарных долей всего рынка у двух групп постоянно колебалось, поскольку нефть поступала в Великобританию из разных мест.

Соглашения «Как есть» стали существенно более стабильными начиная с 1934 г., после появления Проекта меморандума. Три фактора обеспечили относительный успех. В Соединенных Штатах федеральные власти и власти штатов под руководством Гарольда Икеса в конце концов поставили добычу нефти под контроль. В Советском Союзе ускорение индустриализации стимулировало внутренний спрос на нефть, уменьшив экспортные ресурсы. Большим компаниям удалось наконец наладить некоторый контроль над добычей в Румынии. Но передышка оказалась недолгой. В начале 1938 г. Jersey заявила о выходе из соглашений «Как есть». Деятельность в рамках «Как есть» пришла к концу в сентябре 1939 г., с началом Второй мировой войны[219].

Национализм

Договоренности «Как есть» складывались не на пустом месте. Они предназначались для защиты не только от избытка нефти и от Депрессии, но и от мощных политических сил в Европе и в других районах планеты. «По всему европейскому континенту политика правительств была направлена против частных иностранных нефтяных компаний, и масштаб конфронтации был беспрецедентным, – писал один историк. – Несколько странно, что между собой они обсуждали лишь оборонительные способы преодоления столь ненормальных условий торговли».

На протяжении 1930-х гг. складывались разные формы политического давления на нефтяные компании. Правительства навязывали квоты импорта, устанавливали цены и ограничения на обмен валют. Они заставляли компании подмешивать к топливу спирт, полученный из излишков урожая, и использовать другие заменители нефти. Они облагали множеством новых налогов экспорт и импорт нефти и вмешивались в торговую деятельность, чтобы добиться их соответствия двусторонним торговым соглашениям и основным политическим целям. Они блокировали вывоз прибылей, принуждая вкладывать средства в развитие местной индустрии без достаточного экономического обоснования, и добивались ввода в строй дополнительных мощностей. В результате Депрессии велением дня в 1930 г. стали автократия и билатерализм с постоянным стремлением к ограничению деятельности крупнейших нефтяных компаний. Глава Комитета по торговли в Лондоне предупреждал о наличии «во всех зарубежных странах общей тенденции форсировать или поощрять создание и укрепление национальных компаний вместо иностранных филиалов».

Обычной практикой для европейских правительств стали принуждение иностранных компаний к участию в национальных картелях и дележ рынка между иностранными и местными компаниями. В одной стране за другой правительства требовали от зарубежных фирм строить местные мощности для нефтепереработки. Французское правительство законодательством 1928 г. установило для каждой компании долю на рынке. Во Франции, по словам одного из руководителей Jersey, «отказ работать в русле национальных коммерческих задач – неважно, из-за долларов или из-за принципов – неизменно порождал принятие репрессивных законов, наносивших еще больший ущерб частным интересам, чем первоначальные предложения правительства». В нацистской Германии регулирование и манипуляции разного рода усиливались по мере того, как правительство готовилось к войне. Таким образом, во второй половине 1930-х гг., когда худшие годы Депрессии остались позади, важнейшей задачей крупнейших нефтяных компаний стало обособление и защита от правительственного вмешательства. «Теперь мы сталкиваемся как с националистической политикой почти во всех странах, так и с решительно социалистическими тенденциями во многих из них, – говорил в 1935 г. Орвилл Харден, вице-президент Jersey. – Это проблемы взаимоотношений между правительством, с одной стороны, и отраслью как единым целым – с другой. Они постоянно усугубляются, и значительная часть времени посвящена усилиям по их решению».

В том же году один из обозревателей нефтяной индустрии, отмечая усиление политического и экономического национализма в Европе, сделал очень простой вывод: нефтяной бизнес в Европе – «это 90 % политики и 10 % нефти». Похоже, что так было не только в Европе[220].

Шах ставит новые условия

В самый разгар Депрессии шах Персии Реза Пехлеви был взбешен, когда обнаружил, что «нефть – уже не золото». Страна шаха стала государством нефти, роялти Англо-персидской компании давали две трети экспортных поступлений и были значительной частью доходов правительства. Однако из-за Депрессии платежи Англо-персидской компании упали до самого низкого уровня после 1917 г. Испуганный и раздосадованный, шах обвинил во всем компанию и решил взять дело в свои руки. На заседании кабинета 16 ноября 1932 г., к удивлению своих министров, он внезапно объявил, что в одностороннем порядке прекращает действие концессии Англо-персидской компании. Это был гром среди ясного неба – никто не думал, что шах решится на такое. Его действия угрожали самому существованию крупной компании.

Заявление шаха, хотя и неожиданное, стало кульминацией четырехлетних переговоров между Персией и Англо-персидской нефтяной компанией. В 1928 г. Джон Кэдмен заметил, что «концессионеры могут считать свое будущее защищенным от волны экономического национализма только в той степени, в какой национальные интересы и их собственный подход совпадают». Однако самому Кэдмену обеспечить такое совпадение оказалось труднее всего. Персия выдвинула обвинение в том, что концессия Уильяма Нокса д'Арси 1901 г. нарушала национальный суверенитет, кроме того, Персии нужно было больше денег от концессии, намного больше. В 1929 г. Кэдмен считал, что ему удалось заключить сделку с министром двора шаха Абдулом Хусейном Тимурташем. По условиям сделки правительство Персии получало не только значительно большие отчисления, но и 25 %-ный пакет акций самой компании, с правом участия в совете директоров и долей в общемировых прибылях. Однако сделка не состоялась. Упреки и обвинения сыпались с обеих сторон. Переговоры продолжались, но каждый раз, когда соглашение казалось уже достигнутым, Персия предлагала новые поправки и изменения и требовала все больше и больше.

Главная причина невозможности