Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны - Джек Нусан Портер

помню, что забота о доме, который принадлежал моей матери и моей сестре Чаяле, стала моей обязанностью, и я начал разыскивать еду.

Несмотря на строгий запрет покидать город и уходить в деревню, я в одиночку ходил по окрестным деревням, к знакомым крестьянам, собирая все, что мог достать. Были крестьяне, которые помнили моего отца, и они время от времени помогали, давали буханку хлеба, немного муки или картошки. Я пробирался обратно в город с мешком на плече. Так мы пережили очень трудную зиму.

Помимо хождения по деревням я занимался «важной» работой для немецкой армии, которая нуждалась в санях. Гершель-Лейб, кузнец, получил квоту на подготовку саней для немецкой армии. Я занял место своего отца, светлая ему память, и помогал кузнецу в его работе в обмен на небольшое количество еды. Я помню квоты, назначенные евреям города, которые должны были собирать шубы, медную посуду, золото и серебро, а также деньги. Еврейские полицейские очень старательно искали эти вещи.

Лесник Словик

С приходом весны до нас дошли вести о партизанских отрядах, совершавших налеты на полицейские участки и убивавших находящихся там людей.

В маневичском полицейском участке начали строить вокруг здания бункеры с двойными толстыми стенами из бревен. На этой работе были заняты крестьяне, а также евреи (те немногие мужчины, которые были еще живы). Для снятия внешнего слоя бревен была организована группа из 14 подростков 12–13 лет. Каждый день мы ходили в лес в сопровождении Сеньки Меламедика, он стал руководителем нашей группы, так как до войны был специалистом по сортировке деревьев.

Мы шли пешком шесть-семь километров до Конинского леса. За эту работу мы получали 250 грамм хлеба, но основная наша прибыль была от грибов, которые мы собирали в лесу.

Когда мы выходили на работу, мы иногда встречали евреев, бежавших из окрестных городов: Колок, Мельниц и других. Они рассказывали страшные истории о тотальной ликвидации и уничтожении евреев этих городов.

Мы начали разрабатывать планы побега, готовили убежища. Чтобы замаскировать нашу работу по подготовке убежищ, один или два человека отделялись от группы и готовили убежище, а мы пытались выполнить их норму. Подготовка продолжалась долгое время. Я сам строил убежище в нашем доме под полом. Я решил для себя, что буду защищать свою жизнь любой ценой.

Я знал, что молодежь от 18 до 20 лет организуется, чтобы уйти в лес, но присоединиться к ним было невозможно. Было известно, что группа взрослых пыталась уйти организованно и потерпела неудачу. Полиция, очевидно, знала об их плане побега и начала стрелять, когда они уходили в лес. Несколько человек из группы были убиты, а остальные вернулись в город.

Петля палача стала все туже затягиваться вокруг евреев города, которые оказались сосредоточены в одном районе. Евреев, живших на другой стороне, привели к нам однажды в пятницу и расселили по еврейским домам.

За день до того, как это произошло, они запретили группе выходить на работу в лес. В пятницу вечером украинский полицейский, знакомый моего отца, светлая ему память, который был благодарен ему за доброту, постучал в нашу дверь и умолял мою мать любым способом покинуть город. Мама чувствовала себя беспомощной, спрашивала, куда ей бежать. В лес? Кто и что ждет их там? Моя сестра Дхайя, 16 лет, смирилась со своей участью и не хотела разлучаться с матерью. Она сказала, что, видимо, ее судьба уже решена и она должна это принять.

Нас охватили безнадежность и отчаяние, и мы провели бессонную ночь. Когда наступило утро, я выглянул в окно и увидел, что из домов на другой стороне улицы начали выводить людей. Улица была наполнена плачем и причитаниями женщин и детей, а также криками полицейских, которые размахивали винтовками и безжалостно наносили удары без разбора, торопя женщин и детей. Я открыл устроенное мной убежище и попросил мать и сестру спуститься в него. Мать выполнила мою просьбу. Она была готова присоединиться ко мне, но моя сестра по какой-то причине, возможно потому, что смирилась со своей участью, была настроена так, что если решено идти, то она пойдет и не будет сопротивляться. Мне было трудно понять эти личные мотивы, которые не позволили ей пойти в бункер. Но, заняв такую позицию, она убедила мою мать остаться с ней и не бросать ее одну на произвол судьбы, в которой она не видела выхода. Я умолял их и всех людей, находившихся в то время в нашем доме, пойти в убежище, но тщетно! Единственной, кто присоединился ко мне, была дочь Симы Гуз, которой было семь лет, но она тут же вылезла оттуда, сказав, что внутри душно. Авраам Городецер спустился в убежище со своими тремя дочерьми. Одна из них, Зельда-Завит, 16 лет, сразу же вышла из бункера, поскольку не могла терпеть гнетущую обстановку внутри.

Увидев, что полиция приближается к нашему дому, я прыгнул в замаскированное убежище и закрыл его над собой. Я слышал, как они выводили мою мать, сестру и всех остальных людей, находившихся в доме. В течение всего дня в доме проводились обыски, и мы, находясь в удушливом бункере, слышали крики и проклятия украинских полицаев, которые очень старались найти спрятавшихся людей.

Тот тяжелый день бойни мы провели в укрытии. В полночь я первым вышел на улицу. Я разыскал немного еды, положил ее в мешок и позвал тех, кто был в укрытии, выйти наружу. Мы побежали в сторону леса. Все дороги и тропинки между домами и дворами были мне знакомы, поэтому я возглавил группу, в которой было 40 человек, включая меня. В мои намерения входило добраться до того самого укрытия в лесу, которое ранее сделали мои молодые друзья.

Когда мы переходили железнодорожные пути, находившиеся рядом с прудами и болотами, мы встретили Цви Куперберга, его жену Шаву, их дочь Эльку и Двору Шерман. По их словам, они направлялись в лес, к леснику Словику. Мы продолжили путь в сторону укрытия.

В два часа ночи в субботу мы – Авраам Городецер, две его дочери и я – добрались до укрытия в лесу. Когда мы вошли в него, я понял, что кто-то из юношей был там до меня.

Воскресный день мы весь провели в бункере. Вход в него был довольно далеко, за канавой, которую мы прорыли, пока работали в лесу. Его длина составляла десять метров.

Вход в канаву находился под стволом очень старого дерева. Само укрытие представляло собой яму, которую мы засыпали чурбанами, ветками и грязью. Поверх него