Осторожно, волшебное! - Наталья Викторовна Соколова

обстановку. Заглянул на лету в окно комнаты: Женя читал, сосредоточенно жуя яблоко, мать гладила шторы, которые недавно выстирала. Никиты нигде не было. Больше здесь делать было нечего. Но Иванова что-то остро беспокоило, не давало лететь дальше. Полузнакомая фигура на скамейке... черная фигура... женщина в черном платье. Пролетая над ней, Иванов разглядел ровную розовую дорожку пробора в темных волосах, приметную седую прядь... потом попал в сильную восходящую струю воздуха, его отнесло вверх и в сторону. Женщина подняла глаза к небу, увидела парящего волшебника с развевающимися полами бархатной блузы... узнала его... и он ее узнал. Сомнений быть не могло! Она, та самая, прежняя... единственная, дурманная, медвяная...

Они теперь медленно летели навстречу друг другу, и на его глазах менялось, таяло черное платье, и вот она уже в лазоревом сарафане с частыми звездами, во лбу серебрится полумесяц, длиннющая тяжелая коса бьет ее Сзади по пяткам. Горят девичьи темные глаза, розовые девичьи уста хитро усмехаются...

- Все такая же. Совсем такая же,- шептал себе в бороду растроганный Иванов.

А на самом деле? На самом деле он просто видел ее глазами любви. И здесь, честное слово, не было ни грамма волшебства. Если, конечно, не считать высшим волшебством обыкновенную любовь, ту самую любовь, которой одинаково подвержены и люди и духи, как неопытные, наивно-простодушные (см. Павлик-Равлик), так и маститые, имеющие солидный жизненный и волшебный опыт (см. Иванов). Опыт ведь ни от чего не спасает, мы-то с вами это знаем, верно?

...Если вам когда-нибудь случится наблюдать, как голубь резко взмывает вверх с телевизионной антенны - без всякой видимой причины, с обиженным видом, то призадумайтесь, спросите себя самого: а может быть, добрый волшебник Иванов и его неизменная подруга, взявшись за руки, спустились на эту крышу и решили посидеть полчасика на крестовине антенны, понаблюдать за жизнью людей и духов, за крышами города, за улицами города, виднеющимися далеко внизу, похожими на ущелья.

Надо ведь иногда немного отдохнуть, чтобы потом сделать побольше добрых дел. Не так ли?

12

Никита быстрым шагом шел по переулку. Сейчас - на автобус, каких-нибудь две остановки - потом прямое метро, без пересадки, а от метро до вокзала рукой подать. Без двадцати пяти три. Да, все в порядке, он успеет, должен успеть. Даже еще есть время в запасе, можно не лететь сломя голову. Эта Домовая Фея, как все-таки странно, у нее между бровями на переносице... да нет, ему, наверное, почудилось, был в расстроенных чувствах. А говорит она... с таким голосом надо бы в дикторши идти.

Узкий московский переулок круто забирался куда-то вверх, изгибался коленом, как самоварная труба, прежде чем вывести пешехода на неожиданно шумную магистраль с современными домами и стремительным потоком машин. Еще сохранились кое-где в переулке старые, покосившиеся каменные тумбы, которые предохраняли ворота и углы домов от ударов телег, карет, торчал остов раздетой колокольни, окна первых этажей домов прятались в густо заросших палисадниках с ветхими деревянными заборами, подпертыми кольями. На лавочке грелась, полузакрыв глаза, старуха в темном платочке, кидала семечки в беззубый рот. В глубине двора мужчина куда-то вел девочку с косичками, она капризничала, упиралась... оглянулась через плечо. Никита мельком увидел круглое заплаканное лицо, круглые голубые глаза...Переулок резко переломился, старуха исчезла из виду, мужчина с девочкой тоже, совсем близко шумела большая улица большого города, топорщась вывесками, пялясь большими проемами витрин. А вот и автобус подходит к остановке, на счастье, именно тот, что нужен Никите. И даже не слишком переполненный...

Запомните, пожалуйста, мужчину и девочку из переулка. Очень вас прошу! О них дальше еще пойдет речь. Запомнили?

13

Идет судебное заседание.

Посредине, в кресле с высокой спинкой,- судья, с двух сторон, от него два заседателя. Судья немолод, у него белая голова и черные брови, резкие морщины в углах рта, скупые, уверенные движения.

Я сижу в дальнем углу зала. Много народу, все скамьи заполнены. Некоторым не хватило места, они стоят у стен, пристроились на подоконниках.

- Следующий свидетель - Соколенок, Василий Сергеевич, рабочий, экспериментального цеха. Работает вместе с обвиняемым. Возникните, свидетель, на положенном месте.

Наискосок от судейского стола - площадка, небольшое возвышение, огороженное круглым деревянным барьером с резными балясинами; верх барьера обит синим бархатом. За ограждением возникает свидетель. Да, именно возникает, материализуется из ничего, из воздуха. Сначала он, по правде сказать, несколько призрачен, зыбок (сквозь него просвечивает панель стены, выключатель), но потом крепнет, уплотняется, делается человек как человек...

Средних лет, немного полноватый, с широким добродушным лицом. Одет в рабочий комбинезон. Удивленно оглядывается, протирает замасленные руки ветошкой.

- Я, собственно...

- Вам будут задавать вопросы. Ваше дело отвечать. Вы знаете Никиту Иванова?

- Да

- Что вы о нем думаете?

- Он... он прекрасный производственник. Можно ска зать - талант. И голова работает! Учится, растет. Знаете, как его у нас зовут? Будущий главный.

- Не задавайте вопросов, пусть даже риторических. Это наша забота. Ну, а как у него насчет сердца? (Свидетель не понимает.) Какой он, по-вашему, человек? Хороший, плохой, добрый, злой? Честный, бесчестный? Как относится к людям?

Он, пожалуй, гордый. Ну, самостоятельный. И бывает резковат Но как раз в последнее время... Свидетель мнет в руках ветошку, думает,- Нет, злым его не назовешь. И все мне объясняет, показывает, я ведь сравнительно недав...

Голос его обрывается на полуслове, как бывает, когда резко выключат радио. Свидетель тускнеет (проступает панель стены), истаивает понемногу и, наконец, пропадает. Должно быть, он показался неинтересным строгому белого ловому судье с черными бровями.

- Следующий...

Появляется за барьером пожилая женщина, рукава байко вого халата высоко засучены, по голым рукам стекает мыльная пена. Голос еще не включен.

- Отвод,- говорит обвинитель, который сидит но правую сторону от судейского стола.- Свидетель пристрастен. Род ственные отношения.

Женщина исчезает. Я успела узнать ее: это мать Никиты.

- Отвод принят,- говорит Судья, нажимая кнопки на пульте и переключая какие-то тумблеры. Позвольте, кто там еще... Я вас не вызывал.

Вот как! Мой'сосед? Какими судьбами? Он совсем по-домашнему в сетке на голое тело (ее топорщит, приподнимает густая черная шерсть на груди), с мохнатым полотенцем через плечо.

- Молодые разбазарят... Мы надрывались... Ничто не дорого, им все до лампочки, сплошная, хе-хе, электрификация. Грубости старшим! Обнимки на улице! Ходят без галстука...

Судья энергично работает тумблерами. Но, видимо, убрать моего соседа не так-то просто. Наконец он пропадает, а голос еще некоторое время звучит:

- ...распущены...