Холодная комната - Григорий Александрович Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Встать! – крикнул тот, опять шагнув к Ленке. Та поднялась, потупив глаза. Из правого текли слёзы. Ленка умела заплакать в любой момент из любого глаза и часто делала это на спор, поэтому разучилась плакать сразу из двух.
– Карманы все выворачивай!
Ленка молча повиновалась. На пол упали две карамельки, презерватив и ключ от квартиры. Приказав Ленке расставить ноги и поднять руки, Теймураз скрупулёзно её ощупал от щиколоток до плеч. Велел снять ботинки. Ленка сняла. Носков на ней не было. Осмотрев ботинки, Теймураз вытер руки о штаны Ленки и вновь уставился на неё, как волк на овечку.
– Добром отдашь телефон с деньгами? Или идём паять тебе трёшник?
– С деньгами? – пробормотала Ленка, – не поняла! С какими ещё деньгами?
Слёзы ещё текли по её щеке, а ноздри уже раздулись. Она скосила глаза на Соньку. Та, запуская руку в карман своей куртки, молвила:
– Я ведь знала, что этим кончится!
Положив на стол телефон, она начала выкладывать из карманов деньги. Это заняло много времени. Теймураз, чтоб его не тратить, сразу их пересчитывал и распихивал по своим карманам. Когда закончили, он спросил, прибрав и мобильник:
– Так без тебя здесь не обошлось? А я уж решил, что ты поумнела!
– Я ни при чём, – отозвалась Сонька, – так получилось.
– А эта баба, по ходу, не хочет палева? – влезла в разговор Танька. Теймураз несколько секунд размышлял, стоит ли давать ей ответ, и всё же решил ответить. Делая это, он обращался не к ней, а к Соньке:
– Она, видишь ли, живёт с ещё более крутой бабой, которая ей пилотку на голову натянет, если узнает, как она п…ла деньги и телефон.
– Значит, повезло тебе, Теймураз, – насмешливо протянула Танька, – ужасно, сказочно повезло!
– Есть одна проблемочка, – возразил офицер, – пять часов назад с этого мобильника позвонили кое-кому. А именно – следователю по особо важным делам Генпрокуратуры. Он пожелал узнать, откуда ему звонили.
Повисла пауза.
– Он по номеру вычислил эту дамочку, – продолжал участковый, – она сказала, что потеряла мобильник. Но он на этом не успокоился. Так что, я должен выяснить, кто звонил ему и откуда.
– Чёрт! – воскликнула Сонька, – а никакой ошибки тут быть не может?
Теймураз долго не сводил с неё взгляда. Потом внезапно ударил, сделав короткий, резкий размах. Сонька покачнулась, не сходя с места, и приложила ладонь к своему большому, тонкому, с чуть заметной горбинкой носу. Сквозь пальцы потекла кровь. Теймураз смотрел. Смотрели и Ленка с Танькой. У Таньки дёргался рот. Так прошла минута.
– Я по платформе шла и встретила девку лет тридцати, – просипела Сонька, опустив руку и стряхнув кровь с неё на ботинки, – она спросила, откуда здесь можно позвонить…
Теймураз ударил опять. На этот раз Сонька грохнулась. Быстро встала. Кровь у неё текла уже изо рта. Глаза были сухи.
– Так значит, ты незнакомой девке сразу дала золотой мобильник?
– Она хорошенькая была! А я была пьяная в дупелину! Гражданин лейтенант, ведь вы меня знаете!
– Знаю, сука.
Сонька, хлюпая носом, старательно утирала кровь полой куртки. Лучше б она этого не делала. Кровь размазалась по всей нижней части лица. Она продолжала течь – из ноздрей сильнее, чем изо рта.
– Как выглядела та баба? Говори быстро!
– Ростом чуть-чуть повыше меня. Худая, темноволосая. Глаза – чёрные.
– А одета была во что?
– Синие штаны, чёрные ботинки, серая куртка. Она ждала рязанскую электричку.
– И она в неё села?
– Да.
– Точно?
– Да!
– Что она говорила по телефону?
– Она звонила двум разным людям. У одного спросила номер другого. Тому, другому, сказала лишь одно слово: икона. Он ей что-то ответил. Эти два разговора заняли полминуты.
– Ну, хорошо, – сказал Теймураз, не спеша достав сигареты и зажигалку, – будем считать, что мы с горем пополам поняли друг друга. Но если ты наврала – я это узнаю раньше, чем ты успеешь морду отмыть от крови. Ты поняла меня, дрянь?
– Так точно, – сказала Сонька. Потом прибавила, плюнув кровью, – служу России!
Ещё раз пристально оглядев её, Теймураз закурил и вышел. Дверь за собой закрыть он не потрудился. Это сделала Танька. Сонька, подойдя к крану, пустила воду и стала тщательно умываться.
– Меня он так ни разу не бил, – пропищала Ленка, – точнее, по жопе много раз бил резиновой палкой, а по лицу – ни разу! Если бы из меня столько крови вытекло, я бы сдохла!
– Не сдохла бы, – заверила Танька, – при мне однажды резали поросёнка. Минут за пять из него ведро крови вышло, а он всё бегал, как ненормальный!
– Я не свинья, – возразила Ленка надменным голосом, – свинья – ты! И Юлька.
Юлька с гитарой вышла из своего убежища.
– Где паук? – спросила она, заметив осколки банки.
– Уполз в свой угол, – сказала Сонька, вешая на гвоздь полотенце, – он мой сосед. Не бойся его.
Повесив гитару, Юлька ногой сгребла осколки к стене, чтоб босая Ленка, уже ходившая взад-вперёд, об них не поранилась. Загремел товарный состав вагонов на сорок. Лампочка над столом начала качаться. Она качалась долго после того, как товарняк ушёл за пределы слышимости.
– Вы что мне в водку налили? – спросила Юлька, тяжело сев на стул. Её голова кружилась.
– Не бойся, не клофелину, – сказала Сонька, – от клофелина ты бы сейчас ползала по полу, мышей ловила!
Танька и Ленка уже смотрели на Юльку совсем иначе, чем четверть часа назад.
– Вот вы теперь знаете абсолютно точно, что я служила в прокуратуре и что у меня до сих пор дела с Мальцевым, – подытожила Юлька, подобрав с пола выпавшие из карманов Ленки предметы и положив их на стол, – но не дай вам бог убедиться в том, что и остальная часть моего рассказа – чистая правда! Я предлагаю в это просто поверить.
– Ну, и что дальше? – спросила Танька, – будем ходить толпой и отрывать бошки всем рыжим тёткам?
– Да это просто дерьмо какое-то! – возмутилась Ленка, – в натуре, …, это – бред!
Умолкли. Настала ночь – ледяная, страшная, с грохотом поездов и волчьим стенанием над железной дорогой вьюги, почти пурги. Станция притихла. Один лишь ветер гулял по улицам, закоулкам и площадям, примыкавшим к ней. Вымершим казался и городок, построенный возле устья Москвы-реки. Ленка разлеглась кверху задницей на столе, уткнув подбородок в два кулака, и меланхолично отслеживала движение снежных вихрей за дребезжащим стеклом. Две её подруги сидели на столе рядом, грызя баранки и маленькие сухарики. Целый ящик стола был заполнен ими. Юлька также их грызла, чтоб не уснуть. Ей было неплохо. Зависть к бордюрщицам, мучившая её уже много лет, улеглась куда-то на самое дно души. Три худенькие вокзальные проститутки также не вызывали у неё жалости – ну, во всяком случае, той, которую вызывала Анька. У них, как
