Холодная комната - Григорий Александрович Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В половине второго Танька сварила всем крепкий кофе. Она любила его не меньше, чем Ленка – водку, и пила только из пивной кружки. Кроме неё, ту кружку никто никогда не брал с подоконника, потому что она казалась нелепой даже в общественном туалете. Заскрёбся в дверь, заскулил Барбос.
– Услышал, что я не сплю, – с досадой сказала Сонька, – Юлька, впусти этого придурка! Иначе он не заткнётся.
Юлька открыла дверь, опять села. Барбос весь в снегу ввалился, и, отряхнувшись, улёгся спать в паучьем углу под раковиной. Паук, судя по всему, давно уже спал. Рассказывая о нём, Сонька уверяла, что он прибегает жаловаться в тех случаях, когда пёс ложится с ним рядом мокрый и грязный. Таньке на месте всё не сиделось. Мотаясь с горячей кружкой вокруг стола, она предложила:
– Надо узнать, где живёт Лоховская!
– Что это тебе даст? – разозлилась Сонька, – ты сама знаешь, что на Рублёвке каждый сарай охраняют лучше, чем Кремль! И к ней самой ты ближе чем на пять метров не подойдёшь!
– Пять метров – нормально. Тридцатилетние кобелихи в меня с пятнадцати метров втюривались. Проверено.
Сонька цокнула языком, покачала ножкой и усмехнулась. Всё то же сделала Ленка, которая продолжала валяться, хоть перед ней поставили чашку с кофе. Юлька только вздохнула, сидя на стуле со своей чашкой.
– Да тебе морду опять набьют, и этим всё кончится, твою мать! – заверила Сонька.
– Скорее всего, – поддакнула Ленка. Танька остановилась.
– Сонечка! Может, морду мне и набьют, но этим не кончится. Разве этим хоть раз кончалось?
– А ведь она права, – опять согласилась Ленка. Танька прищурилась на неё. Отхлебнув из кружки, спросила:
– Кстати, из-за кого Соньке морду били? Не помнишь?
– Из-за меня, – пропищала Ленка, – но без меня Юлька не узнала бы про Лоховскую! А мы вовсе бы ничего не знали.
– На хрен нам было всё это знать? – заорала Сонька, с яростью повернувшись к Ленке, – лучше бы мы ни хрена не знали да продолжали бы жить спокойно! Опять ты дров наломала, тупая гадина!
И она кулаком заехала Ленке по голове. Ленка, вспыхнув, дёрнулась было встать, однако не встала. Лишь приподнявшись на локти, она воскликнула:
– Твою мать! Ничего не знать – это круто! Но почему-то Коперник решил, что лучше всё знать! И сгореть за это!
– Джордано Бруно, овца!
– Ну, Джордано Бруно! Какая разница? Если ты не хочешь ничего знать, ты и есть свинья, которая жрёт помои! О чём те книжки, которые ты читала? О том, как быть тупой обезьяной с прыщавой задницей?
– Не ругайтесь, – сказала Юлька, ставя на подоконник пустую чашку, – обе вы хороши! А Танька права. Нам надо узнать, где живёт Лоховская и в каких местах она веселится.
– Спросим у Ритки, – сказала Танька, – Ритка Халецкая нам поможет в этом вопросе.
– А это кто такая?
– Газетчица. У шоссе торгует, в киоске. Она от не хера делать целыми днями читает светскую хронику. Абсолютно всё про всех знает, вплоть до нюансов – кто у кого сосёт и по каким дням. Подойдём к ней завтра и спросим.
– Марья Ивановна сосёт у Петра Петровича по средам, – пропищала Ленка, перевернувшись с живота на спину и пнув пяткой Таньку, которая проходила мимо неё, – а Татьяна Викторовна и Софья Владимировна сосут у Елены Сергеевны ежедневно!
Соньке от кофе сделалось очень жарко. Она сняла фланелевую рубашку, а заодно и бюстгальтер. Юлька стала рассматривать её грудь с удовольствием, потому что она была ещё меньше, чем у неё, да и не казалась такой упругой. Ленка, лежавшая сзади Соньки, миролюбиво провела ножкой по её узкой, белой спине с рельефными позвонками.
– Не смей мне, тварь, спину пачкать! – взорвалась Сонька, – ты когда ноги мыла в последний раз?
– Даже и не помню, когда, – устыдилась Ленка, – мне их теперь нельзя мыть совсем, чтоб с ногтей не смылся очень дорогой шведский лак, который я отдала тебе почти даром!
– Теперь понятно, кто этой дуре продал мозги, которыми нельзя думать, – хмыкнула Танька, снова включая чайник. Тот почти сразу вскипел, и она сделала себе ещё одну кружку кофе. Сонька вдруг стала по-идиотски хихикать. Она хихикала, не спуская взгляда с Барбоса. Пёс уже не лежал, а стоял у двери, навострив уши. Не прекращая хихикать, Сонька отчаянно заморгала Таньке и указала пальцем на дверь.
– Барбос, ты уже согрелся, мой золотой? – пропищала Ленка, – вот дурачок! Иди-ка сюда, мой сладенький! Я тебя поцелую в носик!
Барбос её как будто не слышал. Между тем, Танька с кружкой подошла к двери, и, сняв засов, открыла её. В туалет ворвался белый ледяной вихрь. Впрочем, никто не ощутил холода, даже полуголая Сонька. Неудивительно! На пороге стояла рыжая панночка.
Глава седьмая
– Да будь ты проклята, дрянь! – орала Альбина в сотовый телефон, – ты думаешь, я тебя в твоей Калифорнии не достану? Ой, дура глупая! Да тебя через десять дней привезут оттуда в наручниках!
– Я – гражданка Соединённых Штатов, – был спокойный ответ, – Америка своих граждан не выдаёт.
– У меня – концы в Интерполе! Ясно тебе? Ты будешь в международном розыске за шантаж!
– Да хоть за убийство! С Гудзона выдачи нету. Это во-первых. А во-вторых, я тебя даже и не думала шантажировать. Так что, можешь выключить диктофончик. А чтоб пришить мне распространение порочащих сведений, подкреплённых, кстати, видеоматериалами, тебе нужно будет нанять хорошего адвоката. Очень хорошего. А ты – жадина.
– Я не жадина! Говори яснее, сколько тебе нужно отвалить за опровержение?
– Мы уже обсудили этот вопрос.
После этих слов раздались гудки. С яростью швырнув телефон к стеклу, Альбина до белых пальцев стиснула руль и резко нажала на педаль газа. Стрелка спидометра моментально перескочила со ста на сто пятьдесят. Пришлось ещё мигнуть фарами. «Мерседес», маячивший впереди, ушёл в правый ряд. Но, так как он сделал это под слишком тупым углом, Альбина, проносясь мимо, остервенело ударила по сигналу. Чтоб обойти «Сааб», отказавшийся перестроиться, она выскочила на встречную полосу, где с трудом смогла увернуться от «Ягуара». Тут её сотовый зазвонил.
– Алло! – вскричала Альбина, выйдя на связь.
– Альбиночка, это я.
– Да, Андрей Сергеевич. Вы уже меня ждёте?
– Прошу прощения, нет. Я звоню сказать,
