Одержизнь - Анна Семироль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большинство вещей пришлось оставить на дрезинах. Взяли спальники, запас продуктов на три дня, воду, сухое горючее, смену одежды, мачете и котелок с мисками и ложками. Фортена не смогли разлучить с книгами, тот вцепился в них так, будто те его всю дорогу кормили. Отговаривали всей группой – бесполезно.
– Да хер с тобой, тупарь чёртов! – психанул в итоге Гайтан. – Вместо того чтобы девкам помочь нести вещи, ебись ты со своими книжками!
– Гайтан, – с укоризной окликает его Ксавье и качает головой.
– Отец Ланглу, хотите читать мораль – прочтите её, когда мы отсюда выползем, на хрен! Сорси, давай рюкзак сюда. Да, потащу оба! Опирайся на костыль и под ноги смотри!
– Месье Гайтан, не злитесь, – сонно произносит Амелия.
– А ты, мелочь, ещё раз мне месьекнешь – вообще перестану с тобой общаться! – грозит ей пальцем Йосеф. – Как Сорси – так без всяких «мадам», а как я… Я те шо – месье Фортен? Я тебе не друг, да?
– Друг, – зевает малышка. – И я больше не буду тебе месьекать.
Йосеф перестаёт хмуриться, кивает и первым исчезает в боковом ответвлении тоннеля. За ним потихоньку ковыляет Сорси, отец Ланглу несёт дремлющую Амелию, за ним следуют Жиль и Акеми, а пыхтящий под тяжеленным рюкзаком библиотекарь замыкает шествие.
Они идут по узкому тоннелю часа два. Останавливаясь, отдыхая, делая по глотку воды из канистры. Труднее всех приходится Сорси, но она молчит, старательно идёт вперёд, обходя трупы и кучи дерьма на бетонном полу. Акеми крепко держит Жиля за руку, словно боится, что тот отстанет и потеряется. Мальчишке лямки тяжёлого рюкзака натирают голые плечи, и он корит себя за то, что не догадался одеться.
Во время очередного маленького привала Акеми опирается спиной на бетонную стену тоннеля и закрывает лицо ладонями.
– Сэмпай, что? – тут же подрывается Жиль. – Плохо опять?
– Нет, не волнуйся. Я немного устала. Как все мы.
Ещё через несколько минут пути бетонный тоннель начинает забирать вверх, приходится идти в горку, но дышать становится ощутимо легче. Даже Амелия немного оживает, начинает ворковать что-то себе под нос.
– Выход, – сообщает Гайтан. – Видите?
Он гасит свечу в фонаре, но темнее в тоннеле не становится. Действительно, впереди брезжит слабый свет. Приободрившись и возбуждённо переговариваясь, все спешат к источнику света. Гайтан первым взбирается по короткой бетонной лестнице и выглядывает за приоткрытую дверь. Оборачивается и сообщает:
– Ну всё, по ходу, мы в Англии.
Один за другим они выходят из тоннеля. Сбрасывают вещи, садятся прямо на растресканный бетон площадки у Евротоннеля и озираются вокруг. Дневной свет непривычно ярок, воздух кажется невероятно вкусным и свежим. В стороне от площадки шумит, колыхаясь от ветра, высокая трава, из-за неё виднеются ограждения и постройки вроде тех, что в изобилии попадаются у железнодорожных вокзалов.
– Ветер сильный, оденься, – просит Акеми Жиля, и тот послушно лезет в рюкзак за рубашкой.
– Я погляжу, что там, – кивает мальчишка на постройки за полем и спускается с бетонного парапета в траву.
Он успевает пройти метров семьдесят, прежде чем засекает движение в одной из построек. Жиль останавливается, напряжённо всматривается: да, он не ошибся. Там люди и, похоже, путешественников заметили.
– Месье Фортен! – кричит мальчишка сквозь шум ветра. – Там люди! Вспоминайте скорее, как сказать им, что нам нужна помощь!
Жиль бегом возвращается обратно, присаживается на корточки перед священником:
– Учитель, что дальше делать? Они сюда идут!
– Успокойся. Мы уже это обсуждали. Объясним, кто мы и что нам нужна медицинская помощь. И общение с представителями местной власти.
Через поле к ним движется небольшая группа людей в форме, похожей на ту, что в Азиле носит полиция. Только у этих форма тёмно-синяя. И в руках автоматы.
– Так, оружие убираем, – командует Ксавье. – Все помнят, что мы пришли с миром? Не убегаем, не прячемся. Месье Жак, я вас умоляю: говорите же!
– Hello! – срывающимся голосом кричит Фортен, вставая в полный рост. – We need help! We are from France, Azil! Please, help! We are not English! You have a doctor?[30]
К всеобщему облегчению, люди в форме останавливаются, возбуждённо переговариваются между собой. В их голосах звучат нотки удивления. Идущий впереди мужчина лет сорока убирает автомат за спину и показывает пустые руки:
– Don’t be afraid! Can you walk? Are you really French? How did you get here?[31] – поражённо спрашивает он.
– Please, we need a doctor, – повторяет Фортен, указывая на лежащую ничком Сорси. – Help us, please…[32]
И только когда им помогают подняться и, бережно поддерживая, провожают к одноэтажному зданию, из окна которого вкусно пахнет съестным, Жиль начинает верить, что всё будет хорошо.
Вечереет. Жиль поглядывает на стрелки часов, висящих на стене. Меньше часа осталось до прибытия поезда, которым их обещали доставить в Лондон. Жиль понятия не имеет, что за Лондон и почему именно туда, но Амелия сказала, что это столица Англии.
Ксавье и Фортен разговаривают с местным важным чином за стеной, и Жиль, прислушиваясь, ловит иногда обрывки их беседы. Он бы тоже хотел присутствовать, но его сочли недостаточно взрослым и оставили с девушками и Амелией. Гайтан тоже остался. Сказал, что умные договорятся и без него, а Сорси он не бросит.
Жиль откидывается на мягкую спинку кресла и смотрит в окно. За окном бесконечное море трав и высится ограждение из металлической сетки. Отец Ланглу сказал, что так принято на границе и что место, где они находятся, всегда хорошо охранялось, здесь не пускали нежелательных граждан в страну. И из страны не всех выпускали. Жиль не понимает, к чему такие сложности, ведь это не круги в Азиле, но решает всё списать на странности местных законов. Вообще Ксавье велел им всем вести себя тихо и не спорить ни с кем.
«Ага, поспоришь тут, – молча вздыхает мальчишка. – На их языке говорит только Фортен – и тот половины не понимает, сам сказал. А мы вообще ничего не понимаем. Как дураки, вот так вот…»
Обстановка в комнате, где их оставили отдохнуть, приятная. Под ногами ровное покрытие с узором из переплетённых полос разных оттенков коричневого. Мебель мягкая, на столе – чистая ткань, изящные голубые чашки и тарелки без трещин и сияющие чистотой. Стены выкрашены серо-голубой краской, ветер
