Тихая разведка - Сергей Кольцов

Черемушкин, как бы отстраняясь от повторных объятий майора Старинова, раздумчиво сказал:

— И все же, товарищ майор, я еще поживу тем, кто есть. В золотых погонах здесь не перед кем красоваться. Спасибо за хорошие слова, дорогой. Генералу Чавчавадзе — особо. Я думаю, нужно взять планшет с картами и записными книжками полковника Гильфинтера у нашего гостя. Повторяю, документы очень ценные. Штаб Валентинова разберется и все поймет. А это, — представил он летчика, — капитан Анатолий Шелест. Человек с геройским характером. Прошу, майор: позаботьтесь о судьбе капитана Шелеста. У меня о нем самое что ни есть прекрасное мнение, несмотря на то, что общался с ним всего несколько часов. Генералу Валентинову доложите: я уверен в скорой встрече со старыми знакомыми из почившей в бозе армейской группы генерала Веллера, теми, что были когда-то в «Метеоре». Считаю, половина задания, порученного мне, выполнена. Пусть штаб армии окончательно решит, на каких основных аспектах задачи остановиться. Все. Топайте в обратный путь. Меня настораживает абсолютная тишина.

— Да, вот еще что. Мне приказано передать при встрече с известным вам человеком в районе Старых Мельниц: «Будьте очень осторожны». Неясно, отчего вдруг им заинтересовалось гестапо. Сам понимаешь, появление незнакомого человека в небольшом районном центре Станичка заинтересует не только гестапо. Поэтому, если вы все-таки решитесь на встречу, а она по каким-либо причинам не состоится, тогда немедленно покидайте место встречи и направляйтесь в лесопарк на юго-западной окраине Станички. Он буквально рядом. Так вот. От главной аллеи, справа, параллельно ей, тянется боковая. Доходите до часовни с распятием. Напротив — обычная парковая лавочка. Осмотритесь и, убедившись, что поблизости никого нет, подходите к распятию с тыльной стороны. Если хорошенько присмотритесь, то под крышей будет выступать краешек дощечки. Беритесь за дощечку и потяните к себе. На другом конце увидите обернутую вокруг нее бумагу. Это будет письмо на получателя. Дощечку же оставьте. Если ее нет, значит, произошла беда и вам в дальнейшем лучше в Станичке не появляться. Понятно? Ну, что ж, ни пуха ни пера.

— К черту, — вполголоса отозвался капитан.

— До встречи, — просто сказал Шелест. Они крепко обнялись.

— Поторапливайтесь, Шелест, — услышали оба нетерпеливый зов Старинова.

Зашелся звенящим гулом мотор санитарного ПО-2. Самолет дернулся и, разметывая в стороны льнущие к фюзеляжу кудри деревьев, устремился на восток. И никто — ни майор Старинов, ни Шестопалов, ни его пассажиры, а тем более провожающие его разведчики во главе с Черемушкиным, — не мог предугадать трагической судьбы покинувшего лесной аэродром самолета с опознавательными знаками Красного Креста. Перевалив линию фронта, он будет внезапно атакован ночными охотниками-истребителями типа «фоккер». Самолетик, распадаясь на огненные сгустки, сгорит в воздухе. И лишь значительно позже на месте падения его обломков случайно будет найден обгорелый планшет с обуглившимися и спекшимися в комок бумагами, которые уже ничего не смогут сказать.

Самолет ушел, сгинул в болотной жиже темноты, а оставшиеся, вытянув шеи, все еще вслушивались в его затихающий стрекот.

Непредсказуема в своих поворотах человеческая судьба: то бросит в сырую, промозглую темень осени, то вырвет, вспорхнет и понесет на крыльях счастья… И вновь: взлет — падение, удар — тьма. Так странно, когда рядом мужество и трусость, честность и подлость, любовь и ненависть… А судьба — роковой путеводитель на дорогах человеческой жизни.

— О чем ты напряженно так думаешь, Евгений? — спросила Коврова Черемушкина, смотревшего неподвижно и задумчиво на догорающие костры.

— Успокойся, Наташа, — оторвался тот от цепких пут тревожных мыслей, ливнем обрушившихся на него. — Ни о чем серьезном. Вот так и мы взлетим в небо и будем среди своих. Я постоянно подвергаю тебя опасности. — И нерешительно, как-то стеснительно, добавил — Нам бы сына с тобой или дочь — наше произведение радостей и печалей.

Наташа молча прижала его голову к своей груди, а ладонью нежно прошлась по влажным от росы волосам.

Она не верила ни в какие предчувствия, но на этот раз сердце ее дрогнуло и замерло. Что это — минутная душевная слабость? Или же где-то глубоко-глубоко пробудился в душе известный женский инстинкт?

Разведгруппа стороной обошла домик лесника и, пройдя километра полтора от последнего бивуака на запад, остановилась у небольшой возвышенности, очень удобной для отдыха небольшого отряда. Место давало хороший обзор и не требовало сложной системы боевого охранения: невидимый с земли наблюдатель-кукушка мог своевременно подать сигнал тревоги.

С первыми солнечными лучами капитан Черемушкин поднялся… Лесная птичья рать уже пробовала свои голоса. Он подошел к Наташе, заботливо накинул сползшую с нее плащнакидку. Было прохладно и сыро. Свет настойчиво пробивался сквозь листву, пронизывал золотисто-оранжевыми дымчатыми лентами, зарываясь во вспухшую, волнообразную кисею тумана.

Над головой вдруг задрожали ветки рослого дуба. Упало несколько листьев. По стволу дерева ловко спустился старший сержант Касаткин, придерживая рукой бинокль.

— Доброе утро, товарищ капитан. Мне кажется, что сегодня нам придется попотеть…

— Не говори загадками. В чем дело, Михаил? — нахмурившись, спросил Черемушкин.

— Командир, я заметил два горящих костра на западе и юго-западе и один с южной стороны. Первые два — примерно, в тысяче метров. Можно предположить, у каждого из костров располагается, по крайней мере, по взводу немецких солдат. По всей видимости, готовят себе горячий завтрак. Самое большее — через час-полтора — гренадеры могут подойти сюда. А вдруг какой-нибудь ретивый командир откажется от традиционного кофе и выведет отряд раньше других? А, может, быть, их зажгли для отвода глаз?.. Пора, мне кажется, бить тревогу и смазывать пятки салом.

— Согласен. Только пятки смазывать салом не станем. Подъем немедленно. А завтрак… Завтрак — по горбушке хлеба с колбасой из «НЗ». Проверь сам, чтобы на стоянке после нас ничего не осталось, хотя эту заповедь знает наизусть каждый. И все-таки… Даю двадцать минут. Пойду разбужу свою.

— Понял, товарищ капитан.

«Итак, в моем распоряжении час, — размышлял Черемушкин, — отходить, пожалуй, нужно к северу. Осторожненько. И что это даст? На месте немецкой контрразведки я бы отряды поиска направил навстречу друг другу. И не только фронтально, но и глубоко загибая фланги. И так участок за участком цедил бы, как сетями. А почему ты думаешь, что в твоем мозгу извилин больше, чем у немецкого военачальника? Какая чепуха! У них найдутся головы не дурнее твоей, бери выше… Они могут пустить в ход легкомоторную авиацию».

— А вот, легок на помин, — произнес он вслух.

И действительно, чуть в стороне, на бреющем, проплыл кургузый самолетик, удивительно похожий на ПО-2.

— Постой, да это же он самый и есть, наш кукурузник. Воздух! — негромко произнес Черемушкин, но его услышали все. — Ну, что ж, коли так, постараемся вести игру не хуже.

— Подъем! — Так умел, наверное, только он, тихо, словно пропел, Касаткин.

И опять… Вдруг все замерли, не сходя с места, остановленные сигналом Касаткина: внимание, опасность! То ли на лесной дороге, то ли на просеке, отсутствующей на карте у Черемушкина, они услышали немецкую речь, стук тележных колес, фырканье лошадей. Черемушкин взмахнул рукой ладонью вниз, по-пластунски стал выдвигаться вперед. С ним поравнялся Ласточкин и прошептал на ходу:

— Задержитесь, товарищ капитан. Я мигом — и доложу вам. Нет! Нет! Не собираюсь закрывать вас… — увидев протестующий жест командира, твердо сказал он.

— Что там, впереди? — опасаясь произвести шум, протискиваясь сквозь кустарниковые заросли, спросил Черемушкин.

— Группа немцев, человек под пятьдесят. Бредут за подводами. В них весь их скраб. При оружии. Одеты точно, как и мы: в лапастые костюмы десантников. — Так же, шепотом, отозвался Касаткин. — В метрах пяти от нас — лесная дорога. Беспечно шагают юноши…

— Положение — хуже архиерейского. Позади — бандиты, впереди — широкая река. Переправочных средств нет. Жива — одна надежда. Что скажешь, старший сержант?

Сзади и слева послышались отдельные винтовочные выстрелы. Прокартавила автоматная строчка. И — тихо.

— Немцы удалились по дороге на восток. Видимо, гребут на новые квартиры, — доложил командиру Касаткин.

И сейчас же, вслед за его словами послышался дробный лошадиный топот.

— Вперед, гнедые, вперед! На запад, поближе к Дойчланду!

Касаткин вышел к самому полотну дороги и тут же рывком бросился назад. Диким аллюром «в три креста» мчался на пароконной подводе сумасшедший немец.

— Один? — спросил Черемушкин.