Тихая разведка - Сергей Кольцов

Саперами при осмотре подземелий замка обнаружены потайные ходы, уходящие за пределы крепостной территории, а также слуховые каналы. Для работы штаба это открытие ничем не грозит. Но вы же знаете, что незаряженное оружие может внезапно выстрелить. Вопросы?

Фалькенберг вновь промолчал о своих исследованиях потайного хода, о случайном подслушивании разговора между Крюгером и гауптштурмфюрером СС Гроне.

Кто-то осторожно постучал в дверь. Это мог быть только адъютант Генри.

— Что-нибудь неотложное? Говорите.

— Группенфюрер! Около получаса тому назад в квадрате «двадцать четыре» радиопеленгаторы засекли чужую радиостанцию, ведущую двусторонний радиообмен на языке шифра. Сеанс связи длился около семи минут. А через некоторое время, точнее в шестнадцать тридцать, передвижной армейский патруль, совершая круговой объезд контролируемого участка, имея сведения о работе незнакомой радиостанции, попал в засаду в том же квадрате, в створе лесного озера Голубые Васильки и Безымянной высоты. Уничтожено четыре мотоцикла, четырнадцать человек убиты. Пятнадцатый, тяжелораненый, подобранный экипажем второй группы, умер в дороге.

Веллер молча посмотрел в непроницаемые лица Фалькенберга и Крюгера.

— Вы слышали…

Его остановил мелодичный зуммер телефона прямой связи с Генеральным штабом вермахта. Он рывком поднял трубку и услышал чуть измененный расстоянием громкий, отрывистый голос Адольфа Гитлера.

Четверо хорошо вооруженных мужчин с плотно набитыми рюкзаками за плечами не спеша вошли в домик лесника. Был еще и пятый — коренастый, круглогрудый, с крупной головой — человек в синем летном комбинезоне. За его поясом торчал летный шлем с очками, а на правом бедре — обычный планшет офицерского состава советской армии. На плече он нес единственно доверенное ему оружие — что-то вроде палицы с округлым бородавчатым наростом на утолщенном конце. И по одежде, и по внешнему виду, и по отдельным признакам поведения с уверенностью можно было сказать, что человек он случайный среди появившейся компании, нездешний, чужой.

Вскоре все вышли во двор, но уже без груза, только с оружием — немецкими автоматами за плечами. Один из них отделился, довольно потирая руки и как-то смешно, по-собачьи подергивая ноздрями, внюхиваясь.

— Ты что, Никон? — спросил его Опанас. — Все во дворе ладно?

— Часик — два переждем — и на охоту, — хищно ощерясь, произнес Никон. — Время, батька…

— Вот что, летун, — с угрозой в голосе предупредил Опанас, — если не идешь на дело с нами… Работа, учти, не пыльная. Если от крови в обморок не падаешь… то ладно. Но если же… в общем, думай, пока вечерять будем. Микола, Михайло, — у вас первая. По бутылке на стол, живо! Что пожрать — найдется у каждого. Никон — ты тамада славный. Наводи порядок. Шуруй наши мешки-амбары.

Никон — единственный из четырех бандитов не отложил в сторону оружия, а пристроил автомат себе на колени — рукояткой к правой руке. Микола сел рядом с Шелестом, касаясь хлопчатобумажной ткани комбинезона своими худыми коленями.

Шелест ждал. Тело млело, его покалывало иглами, чугунела голова от нервного напряжения. Но он нашел в себе еще какие-то силы и с непринужденностью, будто давным-давно знал людей, с которыми свела судьба, стал шутить и посмеиваться. Затем ухарски вытянул стакан самогона. И сразу же почувствовал, как голова, словно не подвластная ему, поплыла в сторону. В глазах же закружились метельно желтовато-оранжевая мошкара. Подобное состояние невесомости длилось минуту, не больше. А потом почувствовал себя легче. Лишь голова по-прежнему казалась невесомой. А мысли, подчинясь внутреннему самоконтролю, принесли уверенность и успокоение.

Но не только, как считал Шелест, он один был готов к выполнению задуманного и ждал лишь подходящего момента. Повернув голову, он встретился со жгуче-холодным, настороженным взглядом Опанаса, постукивающего пальцами по затвору «шмайссера».

Шелест, как бы подстрекая Опанаса к активности, озорно подмигнул. «Нужно же на что-то решаться… Выкинуть, что ли, артистический трюк? Кажется, Опанас не собирается дальше иметь дело со мной и готов устроить прощальный спектакль. Но нет! Ничего у тебя не получится, бандит стоеросовый… Но оружие-то за ремнем брючным, под комбинезоном… Черт возьми! Как же перехитрить эту сволочь?.. Как?»

— Опанас, тебе, наверное, нравится комбинезон. Новый, только что получил перед вылетом. Смотри, сколько застежек «молний»! Дома сына одаришь. Жаль, по такому времени отменную вещь в тряпку превращать.

Опанас как бы подобрел лицом, но по-прежнему настороженно обвел Шелеста взглядом. Михайло, Никон и Микола притихли, жадно вбирая в себя слова летчика, обдумывая его предложение.

— Негоже как-то, — вдруг вспылил Микола и перегнулся тощим телом к Опанасу. — Жребий, жребий бросим…

— К енькиной Феньке, Опанас! Дело говорит Микола, — поддержал сотоварища хитроватый Никон.

— Ну, раз так, — с явным неудовольствием протянул Опанас, — против общества, сами знаете, Опанас не попрет. Михайло! Готовь три длинных и одну короткую спичку. Давай, мать вашу!..

— Ну, пока готовьте, а я комбинезон стягивать стану. Чего уж резину тянуть?.. Чувствую, ухлопаете вы меня, подлецы…

— Давай, давай, торопись, не жмись! — одобрительно загорелся Микола.

Шелест медленно, словно раздумывая, потянул вниз замок «молнии».

— Сапоги, сапоги-то прежде, — заикнулся Никон, смотря не на Шелеста, а на Опанаса.

— Это мы сейчас, — расстегивая рукава и освобождая руки, сказал Шелест.

В этот самый момент Михайло в сжатых пальцах протягивал членам братства короткий огрызок спички.

Шелест закинул руку за спину, взялся за рукоятку браунинга, одновременно отводя флажок предохранителя. Первый выстрел наповал сразил дюжего, с красным лицом Михаилу. Опанас выхватил зажатый между ног автомат, но, отброшенный пулей, отлетел к стене. Никону свинцовый гостинец угодил в живот, и он завопил истошным голосом. Миколе удалось вскинуть перед собой оружие. Он сделал отчаянную попытку отвести к себе затвор «шмайссера». Еще мгновение — и Шелеста перерезала бы пополам брызжущая огнем автоматная очередь. В дрожащих пальцах Миколы, наложенных на затвор, замысловато мельтешили две целехонькие спички с зелеными головками. Выстрел заставил его сложиться надвое. Не выпуская из рук оружия, он сумел распрямиться чуть-чуть и теперь шел на Шелеста, заплетаясь ногами. Очередной выстрел — и Микола, потянувшись телом, рухнул на труп Михаилы. Зашевелился Опанас. После шестой пули все стихло. Из пистолетного ствола, медленно тая, выходил пороховой дымок.

Повелительный голос на русском, звучавший сзади, от дверей, ударил словно обухом по голове.

— Не поворачиваться! Оружие на стол! Руки за голову! Отойти к противоположной стене! Любое движение — пуля в затылок! Вот так! Что вы тут натворили?

— Это не люди! Это шакалы, волки, гиены и всякая мерзость в человеческом обличий! — Как бы оторвался от стены каскад слов.

— Глеб! Обыщи ретивого. Его слова обдают лютым жаром.

— Пусто. Оружия не имеется.

— Оденьте комбинезон, застегнитесь, как положено, и повернитесь, быстрее, быстрее!

Черемушкину, как и его спутникам — Касаткину и Сабурову, — этот незнакомец внешне понравился: коренаст, крепко скроен, с красивой крупной черноволосой головой, тронутой сединой. Правильное лицо с чуть выдающимся вперед подбородком. Лет, так… около тридцати трех — тридцати пяти.

— Кто вы и почему оказались в этой компании? — спросил Черемушкин, но тут же подумал: не место и не время для таких слов.

Старший сержант Касаткин и младший сержант Сабуров обыскали расстрелянных, сложили в один вещмешок нетронутые продукты, не забыли планшет, лежащий на скамье. Оружие и боеприпасы не тронули. Выйдя во двор, осмотрелись и быстро направились к оставленному наблюдательному пункту. Впереди со связанными вперед руками и рюкзаком за спиной ковылял человек, который на короткое время станет их другом.

— Михаил, — остановил Касаткина Черемушкин, — мы с Сабуровым подождем и понаблюдаем. Вернись назад. Распряги лошадей. Жаль! Погибнут животные. Отошли-то всего с гулькин нос… Давай! Поспешай!

Касаткин вернулся очень быстро, выполнив просьбу командира. Он знал, что привязанные вожжами к дереву лошади погибнут от голода.

Завидев нового человека со связанными руками и рюкзаком за плечами штандартенфюрер Ганс Ганке проявил замаскированный интерес к нему, лелея тайную надежду обрести единомышленника. Ему временно, до выяснения личности, развязали руки.

Черемушкин вопросительно посмотрел на нечаянного пленника. Тот, догадавшись с кем имеет дело, медлил, боясь ошибиться.

— Делайте со мной, что хотите. Но я — русский, советский летчик, сбитый вчера над деревушкой Васькины Дворики немецкими ночными истребителями «фоккер»… Бежал. Затем попал в плен к фашистам.