Тихая разведка - Сергей Кольцов

Командира бригады Крюгер застал перед самым отъездом в ближайший полк. Это был человек выше среднего роста, лет около пятидесяти. Широколицый, средней полноты, с круглой, до блеска бритой головой. Лицо приятное, с густой щеточкой светлых усов, которые не портили несколько разбросанных по щекам рябинок, а светло-коричневые глаза из-под нависших бровей смотрели на собеседника лукаво, чуть насмешливо. Одет он был в офицерский китель старого, первой мировой войны образца, в галифе и яловых сапогах. На голове — с коротким козырьком армейская фуражка с кокардой, а на груди — две боевые награды: кресты Святого Георгия с мечами. Он посмотрел на прибывших ничего не выражающим взглядом и приложил крупные пальцы правой руки к козырьку фуражки:

— Командир бригады полковник Лукин. Честь имею, господа.

— Хайль Гитлер, — в четыре глотки рявкнули прибывшие.

— Хайль! — в тон выкрикнул Лукин, вскидывая руку вверх. — Герр оберштурмбанфюрер! Думаю, не ради любопытства вы и ваши люди прибыли в бригаду? Повремените. Начальник штаба и его работники…

— Не беспокойтесь, полковник. Мы уже, с вашего разрешения, побывали в одном из полков вашей бригады и теперь, мне кажется, вполне будет достаточно нашей с вами беседы. Скажите, во имя чего вы, не молодой уже человек, идете и ведете за собой на верную смерть своих подчиненных? За какие идеалы? Простите, но я лично не верю, что вы деретесь бок о бок с немецким солдатом за победу Германии.

— Откровенно. Пожалуйста! Большевизм — главный враг не только наш, но и вашего Рейха, герр оберштурмбанфюрер. Ради уничтожения его мы и не щадим живота своего. Вы, и такие, как вы, недалекие, ограниченные умом люди позволили разрастись гидре коммунизма…

— Вы в глубоком заблуждении, полковник! Мы пришли к вам, на землю России только ради того, чтобы вырвать с корнем раковую опухоль — большевизм. Русский народ — великий народ. Народ-труженик и великий мученик. Мы желаем добра…

— Мне неловко слушать ваши слова, герр оберштурмбанфюрер. Нещадно перевираете факты. Если бы не ваша политика выжженной земли, взятая за основу руководителями третьего Рейха в борьбе с советской Россией, германские войска совместно с РОА, еще бы осенью, в крайнем случае, зимой сорок первого, вступили бы в ее столицу Москву. — Лукин раздраженно посмотрел вначале на Крюгера, а затем критически на его людей.

— Полковник, так не годится, — примирительно остановил Лукина Крюгер. Вы чем-то взволнованы, озабочены, и это вызывает у вас необоснованное озлобление. — Он, как бы проявляя дружеские симпатии, отвел его в сторону. — Ваши концепции не выдерживают никакой критики.

— Тогда скажите мне, несмышленому: что дало Германии уничтожение тысяч и тысяч попавших в плен советских солдат, связанные с этим невыносимые, нечеловеческие условия их содержания, террор и издевательства, не в пример быту солдат и офицеров иных государств? А ведь это великая армия, которая пошла против режима Сталина. Пусть не вся эта громада, а часть ее.

— Я считаю и разделяю, таким образом, мнение рейхсканцлера, рейхсфюрера СС Гиммлера и многих других, что в те времена дать русским пленным оружие — граничило бы с самоубийством.

— Нет! Вы боялись не этого, герр оберштурмбанфюрер. Вашему руководству было ясно, как день, что мы дрались бы как львы за Россию… За нашу Россию — за обновленную, заново рожденную Россию без Советов и большевизма…

— Как мне лично известно, генерал Власов со своим штабом изначально требовал особые условия для РОА. Это значило — поступиться интересами немецкой нации, уравнять русского солдата с немецким…

— Андрей Андреевич Власов — боевой талантливый военачальник. Уже в сорок втором дивизии его армии брали Ростов, сражались до последнего патрона в Сталинграде. Вы мне можете объяснить, почему солдат РОА в плен не брали, тогда как ваши тысячные колонны тянулись в плен, получая питание и койкоместо в госпиталях, специально оборудованные для больных и раненых немецких солдат и офицеров? Заметьте: кормили их так же, если не лучше русских.

— Я знаю войну не понаслышке, господин Лукин, и в органах гестапо служу после тяжелого ранения…

— У вас тогда, в первые дни войны с Россией, сложились иные понятия. Ваш третий тысячелетний Рейх выполнял доктрину Гитлера, позаимствованную им у Бисмарка и Фридриха Великого, и, если говорить по-русски, плевал с высокой колокольни на англо-американо-германский союз.

— Полковник, — смотря в глаза Лукину и цедя слова, произнес Крюгер. — Вы утробно ненавидите большевизм. Почему? С какими личными мотивами это связано? Можете не отвечать, если ворошу невеселые воспоминания.

— Ответить сейчас очень сложно. Спросили бы о чем-нибудь попроще… Слишком круто замешано, заварено. В Тамбовской губернии родители имели хутор. Жили исправно. В начале первой мировой закончил юнкерское училище. Рвался на фронт. Революция смяла все на своем пути. Погибли мать, отец. В бригаде Котовского был сражен один брат, у атамана Матюхина — другой… Как это все вместе сложить? Кошмар! Ни в каком сне не приснится…

— У нас в Германии до вашего кризиса не дошло и, слава Богу, не дойдет, — с оттенком удовлетворения и некоторой гордости констатировал оберштурмбанфюрер Крюгер.

Светло-карие глаза Лукина сощурились, и он не без ехидства заметил:

— Трагедия исторического развития Германии заключается в том, что ее революции всегда терпели поражение. В Англии, Франции и России укрепление центральной власти произошло на раннем этапе развития этих государств. К началу времени ни один из городов Германии не сумел еще стать для империи тем, чем были и есть Париж и Лондон для Франции и Англии…

У Крюгера изумленно взлетели вверх брови:

— Простите, герр Лукин! Вы что, изучали историю развития западно-европейских государств?

— Иностранцы привыкли считать, что все русские щи лаптем хлебают… Да, кстати. Я один из фронтовых офицеров, кто первым принял сторону революции…

— Не скрою, вы опасный человек, герр Лукин. У вас есть сыновья?

— Да, были. Имею некоторые сведения о сыновьях… Один из них — Антоша — погиб под Можайском, другой — Никита — сложил голову на Сауре.

— А вы? Идиотский вопрос. Я хотел спросить…

— Не вторгайтесь в историю моей жизни, подполковник. Она безупречна. То есть, до ранения. Этот богом забытый Волховский фронт… Вторая армия. Грязь, болота, патронный голод, без куска хлеба, вши. Гнойное воспаление раны. Да что там…

— Вам, должно быть, понятны теперь опасения рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера и в целом руководителей германского государства о возможных последствиях массового и бесконтрольного вооружения вступающих в РОА.

— Повторяю, неужели оно, это руководство, не понимает, что своими сомнениями подписывает себе смертный приговор? Победа Германии над советской Россией на данном этапе невозможна без тесного союза с русским освободительным движением. Вам, как ответственному работнику гестапо, непонятна эта несложная истина?

— Мои понятия здесь ни при чем. Они распространяются в пределах прав, положенных мне по уставу. Симпатия или антипатия могут иметь место к отдельно взятому человеку…

— Не усложняйте, оберштурмбанфюрер. Как видите, я предельно откровенен перед вами, и мне не по себе от вашей витиеватой речи. Но запомните на всякий случай: спасение моей родины — однозначно спасению Германии. Это не бредовая идея.

— Мы несколько уклонились от темы — повышение боеспособности вашей бригады, господин полковник. Итак, о чем у нас с вами будет идти речь?

— Не подошел обещанный батальон танков Т-4, нет других средств непосредственной поддержки пехоты. Требуется предельно увеличить боекомплект на каждый ствол оружия, доукомплектовать в полках санроты, а в бригаде — полевой медсанбат, обеспечив все эти службы хирургическим инструментом и имуществом. Хотя бы минимум требуемого…

— До меня дошли слухи, жду их подтверждения, что штаб генерала Власова не теряет времени зря. Вы, русские, настойчивый народ, — пошел на попятную Крюгер, чтобы уравновесить отношения пусть даже временного характера. — Возможно, с активным участием РОА произойдет нужная не только немецкой армии стабилизация фронтов. Кстати, надеюсь вас обрадовать, хотя пока это и слухи… Но известно… ведь нет же дыма без огня? Каждому полку вашей бригады придается по отдельной роте фугасных огнеметов.

«Ничегошеньки-то вы не знаете, оберштурмбанфюрер! Вы меня, как ребенка, маните розовым фантиком от конфетки, успокаиваете, сглаживая конфликт. Но погодите, я вас сейчас взнуздаю!..»

— Премного благодарен, — с живинкой в глазах и голосе отозвался полковник Лукин, — но меня очень беспокоит поздновато принимаемая реанимация. Хотя, впрочем, история Германии пестрит самыми неожиданными нюансами…