Тихая разведка - Сергей Кольцов

Повели, толкнув прикладом автомата в спину, к лесной, с подслеповатым окном, избушке. Микола, небольшого роста, с сивой шевелюрой путаных-перепутаных волос на голове, напоминавшей по форме продолговатую дыню, с лицом аскета, дурашливо промычал ему вслед:

— Прыгун, вертун, летун… Мэ-мэ-мггг… козел рогатый! — но не тронул и пальцем, только проводил его насмешливым взглядом пепельных глаз.

Ввели в избушку. В ней было темновато, пахло самогонкой и потом. Посередине стоял грубо сколоченный стол, две, такой же работы, табуретки.

— Летчик, говоришь? — повторил свой вопрос Опанас. — Верю! Не ты первый, не ты последний! Мы всех принимаем, но не все доходят до отчего дома. Все зависит от того, какую дорогу выбирает грешный… Планшет добрый! Карта, жратва. Где автомат добыл, стерва? Сапоги яловые, фабричные… Не расстраивайся по пустякам, сердяга, придет время — снимем…

— Вижу, с бандитами дело имею, — спокойно произнес Шелест. — Вы меня и связанным боитесь… — Кивнул головой на Никона: — Смотрите, друг-то ваш по ремеслу бандитскому слепцом станет. — Внушительный темно-фиолетовый синяк разрастался у правого глаза Никона. — Поводырем Миколу определите. — Он непринужденно рассмеялся: — То-то будет пара!

На желтоватом испитом лице Миколы заиграли желваки скул.

— Ну, ты — герой аховый! — с угрозой процедил Михайло. — Полегче на поворотах, сволочь! Мы — «лесные братья»! С немцами боремся. Живота своего не жалеем. Баб, детишек своих оставили, хозяйство… Козел вонючий!

— Где сбили? — показывая свои желтые от курева зубы, поинтересовался Опанас.

— А там! — показал Шелест поворотом головы на запад.

— Ну, ладно, коли там, — с усмешкой произнес Опанас. — А через Живичную, деревня так прозывается, случайно не проходил? Гуцулочка где-то наша пропала. Ушла с отрядом Демида и нет! Как в воду канула…

«Так вот как называлась сожженная и растоптанная бандитами деревня, — горячей волной пронеслись в голове Шелеста печальные воспоминания. — Живичная. Господи, красиво-то как! Гуцулочка…»

— Нет! Такая что-то не проходит в моей памяти.

— Так что именно не проходит в твоей памяти, летун? Деревня или гуцулочка? Темнишь ты что-то, парень. Ты шагал с той стороны, в которой и стоит та деревня…

— Гля, Опанас! Шнурок добрый, выдержит этого битюга, — прервал Опанаса Микола. — А какая береза, какой сук! Только благородным на ней и висеть… — По его тонким губам скатились капельки слюны.

— Да обожди ты, чумовой! — скривил толстые губы Опанас. — Ты же боишься мертвяков-то.

— Этого вначале ножичком пощекочу. — Микола вынул нож с длинным тонким лезвием, которым обычно колют свиней.

Тревога мягко стала обволакивать сознание капитана Шелеста. — Вначале ему казалось, что меры, принятые к нему, временного характера. Убедившись в том, что он действительно является советским летчиком и сбит фашистским истребителем, а теперь пробирается к линии фронта, возвратят все его вещи и скажут: «С Богом, летун». И, как знатоки здешних мест, укажут вероятное и безопасное направление. Святая наивность! После схватки на поляне надежда испарилась: бандиты оставались бандитами. Теперь же нужно то ли хитростью, то ли показной покорностью освободить от веревок руки. Зажав волю в кулак, Шелест придал своему лицу безразличие и некоторую, как бы зависимую от обстоятельств, покладистость.

— Марку держишь? — язвительно процедил Опанас, переглянувшись с Миколой и Михайлой. — Скажи, друг ситный, откуда у тебя эта штуковина? — Он положил на стол разряженный браунинг. — Понимаешь, хотел хорошему человеку подарить. Смотри! Морду-то не отворачивай… Жеребец, но не племенной. С правой стороны, в нижней части, на костяной рукоятке немецкие буквы «Пэ» и «Гэ» начертаны. Затерты, но если с головой, то разглядеть можно. В каком месте ты ухлопал хозяина этой стрелялки? Дареное не дарят, голова садовая!

Молчишь? А может ты этого «ПэГэ» лично знаешь? Выкладывай! Стеснительный…

— Не гадаю ваши думки, — пожимая плечами, ответил Шелест. — Эту игрушку подарил мне мой друг, штурман Павел Горячев, этак… год тому назад. Не проходит ваша криминальная версия, господин хороший.

— Отдай ты его мне за-ради Христа, — загорячился снова Микола и закрутил в воздухе ножом. — Я его с оттягом, с печенкой и селезенкой…

— Нет! Мы его в самогоне утопим, аккуратненько так, носом с ложечки поить будем, — захохотал Михаиле — Как же вы такого махонького на березу потянете? Нетушки, грыжу враз наживешь… мать моя хорошая!

Удивительно, но угрозы одна другой хлеще со стороны бандитов как-то слабо действовали на напряженные нервы. Шелест догадывался, что с ним в конце концов может произойти. Но без посторонней помощи он не может изменить ситуацию. Вот если бы руки хоть на короткое время остались свободными. Только очень сложно расстегнуть комбинезон до пояса и протянуть руку за спину.

— Ну и сволочи же вы, ваши благородия! — произнес он нарочито громко, беспечно и насмешливо. — Вас же, дьяволов, четверо. У каждого автомат. Этот ваш шизофреник Микола, кроме автомата, нож имеет, под ребро мне им покалывает, — пошел ва-банк Шелест. — Кончайте, что ли? Тошно мне на ваши рожи смотреть. Ни поговорить, ни посмеяться. Развязали бы мне руки, черти. Затекли. Безоружного боитесь?.. Мужики! Вояки! Ведь не побалуетесь со мной, мертвецом-то! Что зубы скалите, идиоты?!

— Смотри, о чем запищал, — рванулся к нему с побелевшим аскетическим лицом Микола. — Да я тебя, недоносок… — Тонкое острое жало клинка в правой руке откинулось для удара.

Опанас сумел перехватить руку Миколы и оттолкнуть того в сторону.

— Мы с тобой по-хорошему, паскуда, — зло бросил он Шелесту. — Задавим же, как козявку. И с березой успеем… только теперь за ноги подвесим, чтобы хорошо просмотрел место, где лежать будешь. Никон! Полосни по веревке на руках этой гниды. А ты, Микола, не спускай с летуна глаз… Вначале язык вырвем, а потом — сердце. Только чуть-чуть попозже, ближе к вечеру. Может и гуцулочка объявится. Уж она о тебе позаботится.

Где-то рядом с избушкой застучали о корни деревьев колеса телеги. Все четверо насторожились. Михайло взглянул в оконце и произнес:

— Данила приехал. Кобылу к деревьям привязывает. Важный…

— Сюда идет? — задал вопрос Опанас Михаиле.

— Сив на край телеги, тебя, наверное, ждет.

— Иду. Все оставайтесь на местах. — Закрыв за собой дырявую дверь, Опанас не спеша вышел из избушки.

Через минуту послышались голоса: густой и сильный приезжего Данилы доносился чаще, чем Опанаса. О чем они вели речь, разобрать было трудно, но по отдельным долетающим фразам Шелесту все же удалось, домыслив остальное, восстановить примерную схему их разговора.

— Как договаривались, свидетели уцелели?

— Да. Четверо, мы как бы случайно забыли о них, бежали без оглядки.

— Ваши ребята все были в нужной форме?

— Не волнуйся. Разве на такое дело можно без нее!

— Отлично! Сегодня вы должны провести операцию в другом месте и в другой форме, чем в Живичной. Кстати, ты гуцулочку не встречал? Она же за вами увязалась.

— Нет! Вначале бачив, затем свои дела. А она гарна дивчина. Ты у Демида про нее справся.

— Хорошо. Сегодня к Станичке поближе село. Понял?

— Уяснил. Но считаю, после такой работы — ребят на отдых, курорт им нужен. Опасаюсь, как бы германцы, увидев такое, не задали нам по пятое число.

— Хорошо… А об немцах пустое думаешь. Им то, что мы делаем, только на руку. Продумай основательно. Голова должна быть ясной, действия стремительны и точны. Осечки — ни, ни, ни.

— Послушай, Данила, — голос Опанаса. — У меня находится пленный советский летчик. Это его легенда. По существу, кто он такой, не знаю. Дерется отчаянно. Что ни на есть — башибузук.

Небольшая пауза. Затем густой голос приехавшего Данилы:

— Рекомендаций не даю. У тебя, как я знаю, голова — Дом Советов. Решай! Но если обуза — в собачий ящик. А просветится что-нибудь дельное, попробуй в деле. Это же будет сенсация: советский летчик в войске батьки Кныша. Есть о чем подумать. Дерзай, Опанас! С Богом!

Шелесту все стало ясно: и то, почему медлится с ним расправа, и то, что готовится новое злодеяние — провокация с целью вовлечь украинские и польские поселения в междоусобную бойню.

Вошел Опанас и как будто впервые увидел, что запястья рук от веревочных пут не освобождены. Гневно посмотрел на Никона.

— Никон! Сам знаешь, что дважды повторять одно и то же не в моих правилах. Понял?

— Неровен час… — начал было Никон, но, посмотрев в лицо Опанаса, вмиг замолчал, вынимая из ножен на поясе финский нож.

По зачугуневшим кистям рук Шелеста прошла нервная судорога, легкая боль с расползающимися мурашками и вместе с ними щекотность.

— Как твоя настоящая фамилия? Имя? Кто ты на самом деле? — с расстановкой начал свою обработку пленника Опанас. — От того, что ты скажешь и как поведешь себя, зависит твоя жизнь. Дальше цацкаться с тобой не намерен. Своим присутствием связываешь нам руки. Понял?