Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны - Джек Нусан Портер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И мы бродили среди холода и тоски – мы и голодные волки; и те и другие искали пищу, и тех и других гнали, казалось, одни и те же демоны. Волки питали к нам особое чувство. Пока мы были рядом с ними, они нас не трогали, лишь совершали некоторые «шалости» по отношению к нашей еде.
А немцы в те холодные дни заходили в лес специально. Они совершали рейды вглубь леса с целью найти наши укрытия и уничтожить нас. Они думали, что зимой нас будет легче высмотреть и заморозить. И вот наступили дни испытаний. Были дни, когда мы чувствовали себя совершенно потерянными. Мы бежали, куда глаза глядят. Мы пробегали без отдыха тысячи верст, минуя замерзшие болота и горы оледеневшего снега, и время от времени мы стонали, падали, тяжело дыша, снова вставали и упорно двигались вперед и вперед…
Бывали ночи, когда, набегавшись, мы сбивались в одном месте в груду человеческих тел, мокрых и израненных. Никто не произносил ни слова. Мы лежали почти без сознания, и только самые сильные из нас время от времени будили спящих, потому что даже короткий сон на снегу мог закончиться вечным сном. Иногда мы сидели, иногда ложились, и снег служил нам подушкой. Мы смотрели на небо, на далекие мерцающие звезды.
Временами нам хотелось улететь ввысь, в те далекие и благостные миры огромного света, льющегося на божьих ангелов, которые парят в свете и летят близко к Его святому престолу. В полночь выходила ярко светившая луна. Ее лицо было грустнее, чем когда-либо, потому что она потеряла близких. Луна оплакивала тех своих сыновей, которые в прошлом участвовали из месяца в месяц в ее освящении и встречали ее радостно и счастливо. Здесь же, в лесах, приветствовать ее было некому; теперь и она осиротела. И поэтому она будет двигаться дальше и погружаться в далекие дали. И вы почувствуете, захотите что-то сообщить луне, отправить вместе с луной сообщение вашим далеким братьям, если они выжили, если кто-то из них еще жив. Вам захочется послать им благословение: «Будьте тверды и мужественны».
Но были и безлунные ночи, темные ночи со снегом и вьюгой. Мы шли на ощупь в темноте, без компаса и без точного курса, шли сгорбившись, и ужас отражался в наших глазах и сопровождал каждый наш шаг. Издали слышался вой блуждавших волков и эхо ломающихся на ветру деревьев. Снег скрипел под нашими упиравшимися в его белый гладкий наст ногами. Время от времени мы стряхивали снег с плеч и вытирали глаза, полные холодных слез.
Можно было различить несущего бремя своих лет глубоко сгорбленного дедушку с заиндевевшей бородой, замыкавшего нашу цепь. На спине он нес сумку с трепетавшей на ветру бахромой талиса. Ощущал ли он себя тогда тем, кто носил последний талис в Израиле, тем, чей талис больше не защищал его в тот день, тем, кто в тот день не покрыл свои плечи для молитвы? Дедушка время от времени поднимал глаза, как бы отыскивая что-то, как бы ожидая дня, до которого было еще так далеко, – он высматривал завтрашний день, который наступит и спасет его от этого унылого существования, казавшегося таким же бесконечным, как и сам галут (диаспора). Он будет искать своего Бога, который уже давно забыл взглянуть на него с небес и увидеть.
Город в лесу
Авраам Пухтик
В землянках среди волынских и полесских лесов во времена холокоста расцветали еврейские «города». Это были гражданские лагеря, находившиеся под контролем русских и еврейских партизан.
В гражданском лагере в лесу вокруг Кухоцкой Воли проживало около 150 человек, иногда больше, иногда меньше, потому что происходили воссоединения семей или друзей. Туда пришли люди из Ровенского гетто. Были целые семьи, неполные семьи и одинокие. Большинство составляли мужчины, готовые к бою и лишениям, но было несколько стариков и детей, нуждавшихся в помощи и заботе.
Для жилья мы рыли укрытия, которые называли землянками. Наше жилье было замаскировано, и над ним днем и ночью была выставлена охрана из партизанского лагеря, которым руководил «дядя Петя» (Антон Бринский). Партизаны брали к себе как одиноких, так и целые семьи с любым оружием.
Когда мы начали обживаться, количество партизан было небольшим и оружия у них было немного. Со временем у нас появилось больше бойцов, кто-то из них смог сбежать из немецкого плена. Так что к тому оружию, что у нас было, добавилось захваченное у немцев и «бульбовцев» (украинских националистов). Наш партизанский отряд был в контакте с другими отрядами, и в случае необходимости мы сотрудничали друг с другом.
В этих обстоятельствах считалось само собой разумеющимся, что задача партизан состоит в обеспечении оружием, продовольствием, убежищем и средствами передвижения. Операции проводились против немцев и их пособников. До начала войны я жил с семьей в селе Галузия поблизости от местечка Маневичи. Я ездил по ближайшим селам по делам, так как в советское время я был директором мукомольного завода у села Галузия и стал знатоком мельниц. Через несколько месяцев после немецкой оккупации, осенью 1941 года, нас выслали в Маневичское гетто. Мы спрятались у деревенских друзей до того, как началась первая «акция», и не пострадали.
Мы знали, что для того, чтобы выжить, нам нужно бежать в лес. В числе годных для этой опасной миссии была часть моей семьи – моя жена Хава, мой сын Ицхак, моя дочь Итка и я. Мои мать, сестра и две маленькие дочери остались в гетто.
Мы убежали в лес. Мы построили хижину, и я связался со своими деревенскими друзьями. Я получил от них еду, а также винтовку с патронами.
Мы забрели далеко в лес в поисках партизан. В одном из обширных лесов в северной части Волыни нам удалось выйти на русско-еврейскую группу партизан. Благодаря винтовке меня приняли в эту группу. Командир отвечал за снабжение продовольствием гражданского лагеря, который был частью их объединения. Я был одним из самых активных участников. Мой сын, Ицхак, вступил в ряды боевой бригады.
Забота о продовольствии выражалась словом «организовать», что означало отнять у сельских жителей. Для этого группа вооруженных партизан выходила и, демонстрируя силу, доставала продукты, топливо, спички, домашнюю и кухонную утварь и многое другое. В лагере мы должны
