Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны - Джек Нусан Портер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы покидаем лес и советскую родину и едем домой
Зимой 1943 года в нашем лагере прибыло людей. Семья Словиков во главе с польским дворянином, спасшим сотни евреев, была вынуждена покинуть свой дом и пришла в наш лагерь. Сначала прибыл сын Капцик (Казимеж), а затем и вся семья Словиков. Считалось, что за деятельностью Словика следили уже давно, но в основном он был вынужден переехать из-за бандеровцев, притеснявших польских колонистов[71]. Мы приняли их радостно, с распростертыми объятиями. Он и его семья хорошо ладили с евреями, которые были благодарны и признательны ему. (После войны семья получила от польского правительства сельскохозяйственную ферму и жила рядом с командиром отряда[72] Максом, который дослужился до звания генерала и бургомистра.)
Мы ушли из леса, когда в наши края пришла Красная армия. Наш дом в Маневичах сгорел вместе со всеми остальными еврейскими домами на нашей улице. В начале 1943 года мы увидели пламя пожара из леса и даже обрадовались. Мы отправились в соседний город Рафаловку. Мы поселились в доме Симхи
Брата, который выжил со своей семьей, двумя дочерьми и сыном; там же были Михал и Зисель со своими четырьмя детьми – Иткой, Рахилью, Моше и Леахлой.
Однажды поздно ночью, когда мы все спали, закрывшись на кухне, мы услышали стук в дверь. Мы очень испугались. Было много случаев, когда бандеровцы убивали евреев, вернувшихся из леса. Мы не могли разобрать голос. Был ли это голос моего мужа Вельвеля, которого призвали в армию? Партизан Коля, который был с нами в то время, осторожно, с оружием в руках, приоткрыл дверь. А там, в дверях, стоял высокий солдат на костылях. С трудом я разглядела, что это мой деверь Авраам. Дети сперва очень испугались, но потом обрадовались. Я начала заботиться о нем, чтобы восстановить его физически и поддержать экономически. То, что он стал калекой, позволило ему свободно передвигаться по дорогам и совершать «деловые» поездки.
В конце 1944 года нам удалось законно выехать в Хелм, Польша, так как мы очень хотели уехать в Израиль. Мы поехали все. Симха Брат взял в дорогу провизию – корову и упряжку лошадей. Я взяла с собой два мешка муки.
Мы прибыли в Атлит в ноябре 1945 года[73]. Мы могли вздохнуть с облегчением: мы наконец-то по-настоящему прибыли домой. Мы с семьей переехали в кибуц Рамат Ха-Ховеш. Моя дочь Шошана присоединилась к молодежной группе в кибуце Ягур в Израиле.
Свидетельство партизана
Давид Бланштейн
В пятницу, 22 элула 5712 года, в ночь резни, я решил, несмотря ни на что, уехать из города[74].
Ранее я слышал, что несколько евреев из Маневичей и Гривы уже находятся в Боровенском лесу, рядом с деревнями Лишневка и Грива. Я пересек Луцкое направление, основную трассу, и дорогу на Сосновку – дорогу, проходившую через хозяйство Шломо Вербы.
Мать Зева Вербы, увидев, что я ухожу, попросила, чтобы ее сын Зев пошел со мной. По дороге я встретил Урция Хазона, который служил полицейским. Я договорился с ним, чтобы он проводил нас, как будто мы направлялись на лесопилку. По дороге к нам присоединился мальчик Зев Рабинович. Сначала я пытался прогнать его, так как вид у него был очень жалкий. Но он отказался уходить, и я разрешил ему присоединиться к нам.
Перейдя на восточную сторону города, я увидел Шмарьягу Шафрана и Иегошуа Каноница. Всего нас собралось восемь человек. Мы шли по направлению к лесопилке, а оттуда к дороге на Карасин. Перебравшись через забор лесопилки, мы побежали дальше от города. По дороге к нам присоединились еще несколько человек из Маневичей, и мы пробежали около четырех километров через лес. По своей инициативе я взял на себя командование группой и показал, как собрать все имевшиеся продукты и разделить их поровну. Все меня слушались. Так, я взял себе единственный пистолет с шестью патронами, который принадлежал Иегошуа Каноницу, благословенной памяти.
Я особо попросил, чтобы меня слушались, и они согласились. Поздним вечером мы добрались до хозяйства помещика Сандуцина. Там мы набили животы морковью и взяли с собой провизию на дорогу. Мы продолжили путь в направлении деревни Лишневка. Там я встретил крестьян, которые контактировали с евреями, уже находившимися в лесу с Круком[75]. Наконец я получил несколько сообщений, в одном из которых говорилось, что со мной хотят связаться, поскольку я служил в польской армии в кавалерии и хорошо знал все леса в этом районе, так как вел дела с местными крестьянами.
Когда я прибыл в деревню Лишневка, нас было то ли 16, то ли 18 человек, включая Пинхаса Тину, Ицхака Куперберга, Ашера Флеша, Иосифа Гуза и Чунека Вольпера.
Я попросил крестьянку-связистку Марию передать Круку сообщение, что мы ждем у моста через реку Стоход. В течение дня я занимался конфискацией хлеба у пастухов на полях.
Следующей ночью мы встретились у моста с бригадой из Кашевки. Братья Авраам и Исраэль-Херш Бланштейны и другие сообщили мне, что Крук готовится бросить на произвол судьбы 20 товарищей, поскольку без оружия и, что еще важнее, без знакомства с местностью их ждет горькая участь. Ицхак Куперберг подошел ко мне и поцеловал меня: «Только в тяжелые времена, – сказал он, – можно узнать, кто человек, а это ты, Давид».
Посыльные вернулись, чтобы сообщить Круку о нашем прибытии. Крук прибыл лично и повел всю группу на окраину Набруски, глубоко в лес. Там мы решили, что часть его людей отправится вместе с нашими, чтобы добыть еду для группы, не раскрывая ее местонахождения. У Крука были веские причины так поступить. По его словам, в Трояновке произошел неприятный инцидент из-за еврея, который попал в плен к немцам и выдал им все места, где скрывались евреи из Трояновки.
Мы обустроились в лесу. Через месяц я сказал Круку, что нам нужно перейти в другой лес, потому что крестьяне «учуяли», что здесь живут евреи. Стоит отметить, что из оружия у нас был только пистолет Иегошуа Каноница и несколько обрезов. Крук
