Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны - Джек Нусан Портер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь, работая руководителем завода, я вижу, как рядовые рабочие, техники, инженеры – участники Отечественной войны, бывшие партизаны, вернувшись к мирному труду, работают самоотверженно, не покладая рук, отдают все свои силы в борьбе за досрочное выполнение послевоенной сталинской пятилетки. Их не страшат никакие трудности, они непреклонны в этой борьбе на новом, трудовом фронте.
«В труде – как в бою» – вот что стало их лозунгом, руководит теперь их мыслями, действиями, поступками. Там, на фронтах
Отечественной войны, в глубоком вражеском тылу они сражались за свободу и независимость своей любимой Родины. Теперь все их помыслы направлены к тому, чтобы быстрее залечить раны, нанесенные войной, неустанно крепить могущество великого социалистического государства, которое они грудью отстояли в горячих схватках с врагом. Они знают, что нам нужно не только восстановить все разрушенное войной, но и двинуться вперед гигантскими, семимильными шагами, чтобы еще сильнее и прекраснее стала наша могучая страна, наша любимая Отчизна.
Для каждого советского патриота неизменно существовала и существует большая, ведущая цель – коммунизм. И думается мне, что те жертвы, которые мы понесли, и та борьба, которая нам еще предстоит, достойны этой великой цели всего передового человечества…
…Новаковский распахнул широкое окно своего рабочего кабинета, где мы беседовали. И вместе с запахом цветущих лип, которые пышно украшали бульвар у завода, вместе с ритмичным шумом заводских цехов до нас донесся звонкий детский смех – радостная, счастливая музыка свободной Советской страны.
Часть вторая
Еврейские партизаны на Волыни и в Полесье (Украина)
1941–1944
В семейном лагере под командованием Макса
Пешель Либрант (Бронштейн)
Попытка организовать побег в лес была предпринята еще задолго до первой «акции»[65]. Однажды в доме Ашера Гальперина, в расположенном внизу ресторане, я случайно наткнулась на группу мужчин, среди которых были Ашер Гальперин, Шмерель Поль, Авраам Сливка, мой муж, Зев, и кто-то еще. Они запретили мне присутствовать на встрече. Я попросила мужа объяснить, и он сказал мне, что они планировали взять лишь мальчиков и бежать без женщин. Я сказала ему, что хочу последовать за ним с детьми. К сожалению, этот планируемый побег не состоялся. Большинство было схвачено во время первой акции, а остальные 370 евреев были расстреляны на «конских могилах»[66]. Мой муж чудом избежал плена.
Мои муж, сын и брат работали на лесопилке у леса, и они стали планировать побег.
В последнюю пятницу перед ликвидацией гетто мой муж и сын расстались со мной и тремя другими детьми. Они горько рыдали, вопрошая: «Почему мы? Почему мы должны умереть?» Муж обнял их и сказал: «Пожалуйста, не плачьте, дети. Вы дороги мне, и я вас не брошу». И действительно, он пошел на лесопилку со старшим сыном Яковом и вернулся домой в тот же вечер. Тем временем на нашей улице поднялась суматоха. Евреев искали по всем улицам. Появились представители юденрата и сказали: «Всем нам пришел конец».
Мой муж начал искать укрытия для каждого из детей. Одному надо было залезть на огромное дерево во дворе, другому под лестницу. Я была против и сказала, что прятаться надо вместе, и мы поднялись на чердак. Мы лежали неподвижно и слышали, как на улице силой, с побоями и криками, сгоняли евреев.
На следующий день (в шаббат), на рассвете, я спустилась вниз с сыном Яковом, который не покинул меня, и увидела, как они, крича и угрожая, собирают евреев; постепенно на улице стало тихо. До поздней ночи до нас доносились только пьяные голоса украинских и польских убийц, которые праздновали свою победу, распивая виски. Вдруг мы услышали шепот: «Пешель, Пешель». Это была Файге Пухтик (Мерин)[67], которая пряталась в бочке в хлеву; она поднялась к нам на чердак. Позже мы услышали крик маленькой девочки и крик Итки Розенфельд, которую увела полиция. Они прятались, но их обнаружили. Итка пыталась успокоить свою маленькую дочь. «Это наша судьба», – говорила она.
На следующий день в четыре часа утра, на рассвете, мы спустились с чердака, чтобы покинуть город. Мы переползли через железнодорожные пути и пошли в лес. Весь день мы прятались среди кустов. Вечером, по дороге к дому польского лесника Словика, мы встретили крестьянина из местечка Маневичи, который был очень удивлен, что нам удалось бежать. Он дал нам кусок хлеба, но мы очень боялись, что он передаст нас полиции.
Когда мы пришли к дому Словика, нас облаяли собаки, а Словик вышел нам навстречу. Он не сообщил нам, что у него прятались и другие евреи; лишь позже мы увидели дочь моего брата Шмуэля, Двору Шерман, которой удалось бежать. Еще там были Хава и Хершель Куперберг и их дочь Райзел. Они прятались на чердаке у крестьянина (немцы искали их там, кололи штыками потолок и ранили девочку).
На закате Словик привел нас в укрытие посреди леса, где мы остались на ночь. Утром приехал мой деверь, Дов, и еще кто-то, и они повели нас в лес.
В том месте, куда нас привели, мы встретили семью Михала Брата с четырьмя детьми, семью Шмарьягу Гуза с двумя детьми и двух сестер, Дину и Двору Зильберштейн. Словик велел нам оставаться в этом месте в течение дня. Вечером он отвел нас в другое укрытие. Когда я спросила, зачем он переводит нас из одного места в другое, он ответил: «Поверьте мне, если бы я вас не перевел, вас бы поймали. Полиция провела обыски в ваших укрытиях». Он разрешил нам накопать картошки на его поле и предупредил, чтобы мы не брали ничего с других полей.
Через какое-то время, после множества трудностей и длительных переходов под дождем и снегом, нас привели в лагерь, который находился рядом с боевой частью Макса.
Организация семейного лагеря
Семейный лагерь Макса находился примерно в четырех километрах от боевой части. Сторожевая служба и внутренний порядок в лагере были установлены командованием партизан. Авраам Пухтик был начальником лагеря[68].
Мне запомнился случай, когда я
