Графъ - Аля Пачиновна

- И замуж за первого встречного додика не выскакивай назло мне. Тебе роль кухарки в принципе не пойдёт. Не вижу тебя у плиты, если она не тектоническая.

Ну, последнее наставление, допустим, было лишним. Но именно за него она и зацепилась, заворчала ему в грудь:

- Ты меня плохо знаешь. Девиантное поведение - мой конёк. Обязательно так и поступлю. Выйду замуж. Но не за первого встречного додика, а за диссидента-анархиста. Будем жить в лесу отшельниками.

Типа сарказм, да? Смотри, как тебя пришпорило! А поздно, Валерия Ильинична! Приехали - конечная.

Скрипнув с досады зубами, взял тот же тон:

- Ну, нет, это не про тебя. Женой анархиста может быть только очень преданная и невзрачная баба. Ты же Новодворская, а не Крупская.

- В нашем роду никогда не было разводов, - она зевнула, обдав его кожу влажным тёплым дыханием. - Брак заключался один раз и на всю жизнь. Из этих уз можно было выйти только вперёд ногами.

- Так ты для брака себя берегла, - Глеб тоже зевнул. - А я вмешался. Извини.

Руки его против воли стискивали хрупкое тело девчонки. Надо было отпустить, но близость ее дурманила, замедляла мысли. Соблазн отдаться течению был велик. Ровное сопение укачивало, утягивало на тёплое, вязкое дно отрешения. Спать хотелось вопреки всем доводам и стратегиям, и желание это с каждой секундой становилось сильнее.

- Графин, подъем! - громыхнуло в башке чьим-то голосом.

Глеб вздрогнув, проморгался. Лера так же лежала рядом, уткнувшись в его грудь, прикрыв глаза.

- Согрелся я с тобой, Лера… - сказал он шепотом, вжался губами в ее висок. - Только думал, времени у меня будет больше. Мне не хватило, если честно.

Она молчала. Спала, наверное, тихо, мирно, как спят на воле люди без груза или беззаботные дети. Последний раз коснулся ее губ, с которых больше не сорвётся ни стона, ни хрипа в его честь. Лера подняла брови, следом разлепила веки в подтёках туши. Ей шли следы недавнего разврата. И хорошо, что она себя не видела, а то первым делом побежала бы смывать всю эту прелесть. Красивая… с пряным запахом секса. Его девочка, его женщина…

- Только не строй из себя Новодворскую. Я знаю, что тебе тоже со мной было хорошо…

Глава 46

Глава 46

Холодная осенняя морось делала это утро особенно траурным. Как после пожара, разделяющего жизнь погорельца на две полосы разных оттенков ненастья.

Ладно. Нормально. Переживём.

Ничего хорошего от этого времени года Глеб и так ждать не привык. Градусом выше, градусом ниже - на среднюю температуру по камере это уже не влияет. А дальше… надо решать с какой стороны перевала зимовать. С учётом, что назад дороги не будет.

Бодаться с системой или валить?

Ну, предположим… за год он угандошит тонну средств и нервных клеток на эту войну. Оцепит себя охраной, как глава Коза Ностра. В конечном итоге все равно или пуля или инфаркт. И кому это надо? Чтобы что? Предаваться бессмысленной процедуре употребления бабла в которой нет ни одной реальной секунды удовольствия, а только мгновенно возникающий и постепенно рассасывающийся отходняк?

Нет. Клыки об шакалов ломать, как в базарские времена, он не будет. Он уже в том возрасте и весе, когда грубые силовые методы - признак слабости. Не зря он почти четыре года стелил себе солому на случай внезапного падения, обзаводился связями и счетами фирм, оформленных на Гордена Крафта - самого картонного героя всей этой драмы. И биологического отца Глеба по совместительству. К тому же, весьма состоятельного. Да, он его нашёл в Ганновере, куда дедушку за собой утащила эмигрировавшая родня. Глеб оформил опеку над брошенным стариком, а заодно и доверенность на управление всеми финансовыми делами внезапно разбогатевшего предка. В целом-то все готово. Вилка на чемоданах уже месяца три, а до этого, ещё в феврале намекала, что не все так ладно в Датском королевстве.

Вот и не верь после этого в сверхъестественное. Как-то цыганка ему нагадала некий случай, после которого он потеряет всё, но обретет больше. Около двадцати лет с тех пор прошло, а полностью, слово в слово гадалкин прогноз удалось восстановить в памяти только сейчас, на пороге спальни. Это ее, что ли, девчонку, цыганка ему предрекала? В качестве чего? Потери или обретения?

Он ещё раз посмотрел на спящую Леру. Плотнее сжал зубы, собрал пальцы в кулак до боли в суставах. Такая она, что, как говорится, сними последнее, но выпей! Такие проникают в нейроны, оседают в атомах, вознося до солнца, как Икара, и ты плавишься нахуй и падаешь без чувств. Наркотик. Половой героин. Чувство, будто член хрустальный вдребезги, а в яйцах бьется, и сладко затихает малиновый звон.

Такое не могло длиться вечно. Вообще не могло длиться. Могла ли она оказаться на месте одной из тех, кого он пялил в саунах, кто ублажал его эго под карточным столом в казино? Исключено. Решился бы он водить ее по кабакам и злачным заведениям в фирменном обвесе, понтуясь перед братвой и партнёрами? Нет. С ней хотелось на необитаемый остров, чтобы голую ее и загорелую катать в белом песке и смывать потом его в бирюзовых волнах с медовой кожи. Брать за руку, тащить в тень и прохладу какого-нибудь шалаша и там ее… любить во все места. В раю их никто искать уже не стал бы. Жалко, что с его резюме туда путь закрыт.

С трудом вытолкав себя из квартиры, постоял возле двери, прислушиваясь и принюхиваясь, как пёс. Охрану он отпустил около часа назад. И перед тем, как выйти из подъезда, тщательно осмотрел двор из окна второго этажа. Рисковал, но о запланированных встречах и маршруте не должен был знать никто. Кроме Мурки.

- Что за конспирация? - услышал он, усаживаясь на заднее сидение чёрного седана.

Мурка сливалась с интерьером салона. Глеб даже не сразу заметил ее в антрацитовом деловом костюме, с собранными в учительский пучок волосами и солнечных очках почти во все лицо. И только оно бледнело в прохладной темноте на фоне графитовой алькантары.