Неизвестный Сталин - Рой Медведев

Шуленбург явился по вызову. Молотов вручил ему заявление по поводу нарушения советской границы германскими самолетами. Он спросил также о причинах поспешного отъезда в Германию многих работников посольства. Почему в Германии не публикуются миролюбивые заявления Советского правительства и распространяется так много слухов о близкой войне между СССР и Германией? «Советское правительство не в состоянии понять, в чем заключается недовольство Германии в отношении СССР, если таковое имеется», — говорил Молотов. Шуленбург ответил, что вопросы Молотова имеют основание, но он не в состоянии на них ответить, так как Берлин его совершенно не информирует. Конечно, он сообщит в Берлин о беспокойстве Кремля. О разного рода слухах известно и Шуленбургу, но он не может дать им никакого объяснения.[263] Однако перед вызовом в Кремль Шуленбург руководил уничтожением в посольстве всех секретных бумаг — по срочному приказу, переданному ему лично по радио из Берлина. Это были не только слухи.

В то время, когда Молотов еще беседовал с германским послом, Тимошенко и Жуков получили из штаба Киевского военного округа первое сообщение о перебежчике: к пограничникам вышел немецкий фельдфебель, который утверждал, что он бывший коммунист и что немецкое наступление начнется рано утром 22 июня. Жуков немедленно доложил об этом Сталину. «Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль», — сказал Сталин. Совещание с военными, на которое был вызван также маршал С. М. Буденный, началось около 9 часов вечера и продолжалось полтора часа. Результатом его стала знаменитая директива № 1, оформленная как приказ Народного комиссара обороны. Войска предупреждались о возможности в течение дня 22 и 23 июня внезапного нападения немцев, которое «может начаться с провокационных действий». Войскам предписывалось находиться в полной боевой готовности, но «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». Передача этой директивы в штабы приграничных округов началась в зашифрованном виде после 11 часов вечера и закончилась, по свидетельству Г. Жукова, в 00.30 минут 22 июня. Однако в штабы армий, корпусов и дивизий директива № 1 пришла лишь к двум часам ночи или даже позже. Мало кто успел сделать что-либо существенное в оставшееся до начала войны время.

Проводив военных, Сталин вызвал к себе в кабинет еще одного из заместителей Председателя СНК наркома внутренних дел и генерального комиссара государственной безопасности Лаврентия Берию. Тот доложил самые последние данные разведки. Один из самых ценных советских агентов Герхард Кегель, работавший сотрудником германского посольства в Москве, сообщал подробности уничтожения там секретных бумаг. Их было так много, что костер зажгли прямо во дворе посольства в Леонтьевском переулке. Столб дыма был виден издалека, рождая мысли о пожаре. Из Германии участники ставшей позднее знаменитой антифашистской организации «Красная капелла» продолжали сообщать о скором начале войны с СССР — германское нападение, согласно этим сообщениям, должно произойти в промежутке между 22 и 25 июня. Берия хорошо знал, что еще 16 июня, когда данные разведки докладывал Сталину один из заместителей Берии В. Н. Меркулов, Сталин на тексте донесения одного из руководителей «Красной капеллы» офицера люфтваффе X. Шульце-Бойзена («Старшина») написал: «Это не источник, а дезинформатор», прибавив к этой резолюции грубое ругательство. Поэтому, докладывая новые сообщения, в одном из которых прямо говорилось: «Германия нападет на СССР 22 июня после 3 часов утра», Берия заметил, что считает эти сообщения дезинформацией.[264] Берия ушел от Сталина в 11 часов вечера. Сталин еще часа два занимался разными делами, отдавая распоряжения по телефону, но около часа ночи уехал на дачу в Кунцево и лег спать. Крепко заснул и начальник охраны Сталина генерал Н. Власик. Однако в Наркомате обороны никто из генералов уже не мог спать. Жуков и Тимошенко находились в кабинете наркома, принимая сообщения из округов. Никто не спал и в Наркомате Военно-Морского флота. Узнав о директиве № 1, нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов не только направил соответствующие телеграммы командующим Северного, Балтийского и Черноморского флотов, но и по телефону отдал приказ — объявить на всех флотах «готовность № 1». В повышенной боевой готовности или «готовности № 2» корабли и базы находились еще с 13 июня.

Иная обстановка царила вечером и ночью 21 и 22 июня в имперской канцелярии в Берлине, где Гитлер не спал уже вторую ночь подряд. Все уже было решено, все генералы были на своих постах, все приказы отданы. В войска был передан пароль «Дортмунд». Название этого германского города было избрано как сигнал для пуска в ход гигантской военной машины, самой большой из всех, которые когда-либо создавались в прошлом. Большую часть времени вечером 21 июня Гитлер провел в обществе Геббельса. Гитлер знал, что Геббельс ведет постоянные и подробные записи обо всех своих встречах и разговорах с фюрером. Эти записи сохранились. «Наступление начинается в 3.30 ночи, — писал Геббельс в своем дневнике. — Фюрер предпринимает небольшую автомобильную прогулку. Он выглядит чрезвычайно утомленным, когда возвращается. Затем тут же обсуждение оперативной обстановки. Он продиктовал новое воззвание к народу, которое превосходит адресованное к солдатам… 160 полностью укомплектованных дивизий. Линия фронта протяженностью в 3 ООО километров. Величайшее наступление в мировой истории. Фюрер наконец освобождается от гнетущего бремени по мере приближения развязки. Это бывает так с ним всегда. Он прямо-таки оживает на глазах. 3 часа мы ходим по его гостиной из угла в угол. И я вновь могу проникнуть в его душу. Нам не остается ничего, кроме наступления. Эта раковая опухоль должна быть выжжена. Сталин падет. Дуче будет проинформирован в воскресенье. Час настал. Сделано все, что только было возможно. Теперь все должна решать военная удача. Великое, замечательное время, в котором рождается новый Рейх».[265]

Первый день войны

Официальной датой и временем начала Отечественной войны в советских учебниках назывались обычно 4 часа утра 22 июня. Однако первые бомбы упали на Севастополь в 3 часа 15 минут, и две минуты спустя Нарком ВМФ сообщил об этом Тимошенко. К Сталину Н. Кузнецов не смог дозвониться, у него были номера телефонов Кремля, но не было связи с дачей Сталина. В 3 часа 15 минут на некоторых участках советско-германской границы начался и обстрел советских позиций. В 3 часа 30 минут артиллерийский обстрел велся почти на всем протяжении границы, а бомбы падали почти на все крупные города Украины, Белоруссии и Прибалтики и на советские военные аэродромы. Донесения об этом шли в Наркомат обороны. Вот как описывал поздние события этой ночи Г. Жуков:

«Нарком приказал мне звонить И. В. Сталину. Звоню, к телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос генерала Власика, начальника управления охраны.

— Кто говорит?

— Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.

— Что? Сейчас?! — изумился начальник охраны. — Товарищ Сталин спит.

— Будите немедля: немцы бомбят наши города, началась война. — Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили. — Подождите. — Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин. Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И. В. Сталин молчит. Слышу лишь его тяжелое дыхание.

— Вы меня поняли? Опять молчание.

— Будут ли указания? — настаиваю я. Наконец, как будто очнувшись, И. В. Сталин спросил:

— Где нарком?

— Говорит по ВЧ с Киевским округом.

— Поезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро.[266]

Заседание Политбюро началось в 5 часов 45 минут утра и продолжалось более 3-х часов. Из членов и кандидатов в члены Политбюро здесь были с самого начала Молотов и Берия. Позднее подошли разбуженные среди ночи Микоян, Каганович, Ворошилов и Маленков. Присутствовали также начальник Главного Политического управления РККА Л. 3. Мехлис и Генеральный прокурор СССР А. Я. Вышинский. По свидетельству Жукова, Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руке не набитую табаком трубку. Жуков и Тимошенко доложили обстановку. Сталин неожиданно спросил: „Не провокация ли это немецких генералов?“

— Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая это провокация? — ответил Тимошенко.

— Если нужно организовать провокацию, то немецкие генералы бомбят и свои города, — сказал Сталин и, подумав немного, продолжал: — Гитлер наверняка не знает об этом. Надо срочно позвонить в германское посольство».[267]