Неизвестный Сталин - Рой Медведев

Жуков вылетел в Киев на самолете, и часа через три он уже был в ЦК КП(б)У, где его встречал Н. С. Хрущев, которого Сталин предупредил о приезде Жукова. Сталин поручил Хрущеву сопровождать Жукова в поездке к командующему Юго-Западным фронтом М. П. Кирпоносу. Эта поездка из Киева в Тернополь на автомобиле заняла несколько часов, в течение которых Жуков не знал, что творится на фронтах. А дела там шли все хуже и хуже. Положение дел на Юго-Западном фронте складывалось плохо, но оно еще не казалось катастрофическим. Германское командование, вопреки ожиданиям Сталина, наносило свой главный удар не на юге. Хуже обстояли дела в Прибалтике, но и здесь потери советских войск еще не были особенно велики. Однако на Западном фронте, где наносился главный удар, положение было близко к катастрофе. Командующий этим фронтом генерал Д. Павлов уже в первые часы войны утратил нити управления войсками. Он провел вечер 21 июня на спектакле гастролировавшего в Минске Московского Художественного театра. Получив директиву № 1, он прибыл на командный пункт фронта. Сообщения, имевшиеся в штабе фронта, были крайне тревожными, однако на доклад об этом наркому Тимошенко тот ответил: «Вы будьте поспокойнее и не паникуйте». Война застала Павлова и подчиненные ему войска врасплох. Тот же Тимошенко сказал Павлову в 4 часа утра: «Действуйте так, как подсказывает обстановка». Но обстановка менялась каждый час, и контролировать ее Павлов уже не мог. На Минском направлении обозначился крупный прорыв фронта. Когда утром 22 июня Сталин звонил в штаб Западного фронта, желая лично разобраться в делах, ему отвечали, что генерал Павлов «уехал в войска» и связи с ним нет. Прибывшие в Минск во второй половине дня маршалы Шапошников и Кулик также не смогли даже понять ситуацию.

После двух часов дня Сталин снова вызвал к себе Тимошенко, Ватутина и Кузнецова. Однако Наркомат обороны и Генеральный штаб не имели ясной информации о ходе разворачивавшегося на западных рубежах страны гигантского сражения. Не сознавал характера и масштаба нависших над страной угроз и сам Сталин. Результатом двухчасового совещания стала пространная и отредактированная лично Сталиным директива № 3 с требованием о переходе советских войск в контрнаступление с целью разгрома агрессора и выхода Красной Армии на его территорию. И Северо-Западному, и Западному, и Юго-Западному фронтам приказывалось нанести «мощные концентрические удары», «мощные контрудары во фланг и тыл противника» и к исходу 24 июня уничтожить его главные группировки. На этот раз Сталин сказал, что он разрешает войскам переходить границу и вести действия, «не считаясь с границей». Эта директива была отправлена в войска около 9 часов вечера. Еще позже о директиве № 3 узнал от своего заместителя генерал-лейтенанта Н. Ф. Ватутина появившийся в Тернополе Г. Жуков. Он был тем более удивлен, так как под директивой стояли не только подписи Тимошенко и Маленкова, но и самого Жукова. «Но мы еще не знаем, — заметил он звонившему из Москвы Ватутину, — где и какими силами противник наносит удары. Не лучше ли до утра разобраться в том, что происходит на фронте, и тогда уже принять нужное решение». Ватутин сказал, что он разделяет точку зрения Жукова, но все уже решено. Директива одобрена Сталиным, который приказал поставить на ней и подпись Жукова.

Тому не оставалось ничего другого, как подчиниться приказу и передать соответствующие распоряжения командующему и начальнику штаба Юго-Западного фронта, что вызвало у них множество возражений. Если директивы № 1 и № 2 вызвали удивление у многих генералов приграничных округов, то директива № 3 вызвала недоумение и раздражение в большинстве штабов западных фронтов. Войска этих фронтов оказались под мощными ударами армий противника и далеко не везде были в состоянии организовать прочную оборону. А от них требовали перехода в наступление. Позднее Г. Жуков комментировал эту директиву весьма сдержанно: «Ставя задачу на контрнаступление, Ставка Главного Командования не знала реальной обстановки, сложившейся к исходу 22 июня. Не знало действительного положения дел и командование фронтов. В своем решении Главное Командование исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск, чего ни в коем случае нельзя делать в ответственные моменты вооруженной борьбы. Предпринятые контрудары в большинстве своем были организованы крайне плохо, без надлежащего взаимодействия, а потому и не достигли цели».[273]

Сталин спал в ночь на 22 июня не более двух часов и находился в Кремле в первый день войны уже больше 12 часов. Он ничего не ел и выпил за день только стакан крепкого чая. Попрощавшись с военными, Сталин вызвал к себе на 20 минут Берию, который и в этот день был его последним собеседником. После нескольких телефонных разговоров Сталин подписал и просмотрел разного рода документы и около 6 часов вечера уехал на свою дачу в Кунцево и лег отдохнуть. Только в кабинете наркома обороны был прямой телефон к Сталину, но Тимошенко и Ватутин решили его в этот вечер больше не беспокоить. В 1943–1945 гг. Сталин многие военные дела решал не в Кремле, а на даче, вызывая сюда членов Политбюро, ГКО, других военачальников и наркомов. В своей новой кремлевской квартире Сталин принимал позднее даже У. Черчилля. После войны Сталин вызывал как членов Политбюро, так и военачальников на свои южные дачи, где он проводил большую часть зимы и часть осени. Но в первые дни и месяцы войны Сталин еще не решался и не думал о превращении своих дач в центр власти, а тем более в центр военного командования. Поэтому в те часы, которые Сталин проводил на даче, решение многих даже самых срочных дел откладывалось до появления Сталина в своем кабинете в Кремле. Все это создавало дополнительные трудности для командования, так как германские войска проводили свои атаки только в светлое время суток и отдыхали после наступления темноты. С 6 часов вечера 22 июня до 3 часов ночи 23 июня Сталина в Кремле не было.

Гитлер и Черчилль в первый день войны

В Берлине в имперской канцелярии первый день прошел иначе, чем в Кремле. В ближайшем окружении фюрера царила атмосфера торжества, никто здесь не сомневался в быстрой победе Германии. Уже первые донесения с фронтов говорили об успехах немецкого оружия. По радио звучали фанфары. В Берлине в ночь на 22 июня не спали многие, а сам Гитлер не спал уже вторую ночь подряд. В 6 часов утра в министерство иностранных дел к Риббентропу были приглашены на пресс-конференцию иностранные корреспонденты. Но в это же время Геббельс объявил по радио о выступлении фюрера. «Германский народ, национал-социалисты, — заявлял Гитлер в своей Декларации. — После тяжелых размышлений, когда я был вынужден молчать в течение долгих месяцев, наконец наступил момент, когда я могу говорить с полной откровенностью… Москва предательски нарушила условия, которые составляли предмет нашего договора о дружбе. Сейчас приблизительно 160 русских дивизий находятся на нашей границе. В течение ряда недель происходили непрерывные нарушения этой границы. Ночью 18 июня русские патрули снова проникли на германскую территорию и были оттеснены лишь после продолжительной перестрелки. Теперь наступил час, когда нам необходимо выступить против этих иудейско-англосаксонских поджигателей войны и их помощников, а также евреев из московского большевистского центра. От Восточной Пруссии до Карпат располагаются формирования германского восточного фронта. Осуществляется концентрация войск, которая по своим масштабам и по своему территориальному охвату является величайшей, какая когда-либо имела место в мире… Принимая на себя тяжелые обязательства, я служу делу мира в этом районе, обеспечивая безопасность Европы и защиту всех стран Европейского континента. Сегодня я решил передать судьбу государства и нашего народа в руки наших солдат. Да поможет нам Бог в этой важнейшей борьбе!»[274]

Днем 22 июня сообщения о первых боях и первых победах, о трофеях и взятии в плен многих тысяч красноармейцев поступали в ставку Гитлера со всех фронтов. Начальник Генерального штаба сухопутных сил Германии генерал-полковник Франц Гальдер, который также вел ежедневные записи о событиях и встречах, отмечал в своем дневнике: «Наступление германских войск застало противника врасплох. Боевые порядки противника в тактическом отношении не были приспособлены к обороне. Его войска в пограничной полосе были разбросаны на обширной территории и привязаны к районам своего расквартирования. Охрана самой границы была слабой».[275] Ближе к вечеру Гитлер также решил отдохнуть, предварительно отдав распоряжение о переезде на следующий день в новую специально оборудованную ставку в Восточной Пруссии — поближе к фронту.