Неизвестный Сталин - Рой Медведев

В войсках близ западной границы проводились обычные учения и спортивные соревнования. Тысячи самолетов на военных аэродромах, а также тысячи танков и автомашин не были даже замаскированы, хотя немецкие военные самолеты почти ежедневно летали над советской территорией. «Безнаказанность гитлеровских летчиков производила гнетущее впечатление, — писал позднее маршал авиации А. А. Новиков, командовавший в 1941 году авиацией ЛВО. — Иной раз рука сама собой тянулась к телефонной трубке, чтобы вызвать командира истребительной авиадивизии и приказать ему немедленно сбить нарушителя и на его примере проучить остальных. Но дисциплина быстро гасила этот порыв».[258] В приграничных военных округах только в конце дня 19 июня был получен приказ наркома обороны маршала СССР С. К. Тимошенко и начальника Генерального штаба Красной Армии генерала армии Г. К. Жукова — провести в срок до 1 июля маскировку аэродромов «под цвет окружающей местности» и рассредоточить скопившиеся на этих аэродромах самолеты. Военным округам предлагалось лишь к 15 июля провести мероприятия по маскировке складов, мастерских и парков для машин. Узнав о том, что командующий Прибалтийским Особым военным округом генерал-полковник Ф. И. Кузнецов отдал распоряжение о приведении в боевую готовность систем ПВО, а это означало затемнение в городах всей Прибалтики, Георгий Жуков приказал отменить введенную в ПВО округа повышенную боевую готовность, так как эти действия «наносят ущерб промышленности, вызывают различные толки и нервируют общественность». Сходные указания получили также генерал-полковник М. П. Кирпонос и генерал армии Д. Г. Павлов, командовавшие Киевским и Западным Особыми военными округами. «Сохраняйте спокойствие и не паникуйте», — говорил им по телефону военной связи Тимошенко.

Еще с 15 июня немецкие суда стали покидать советские порты, подчас не закончив разгрузки. В Рижском порту более 20 германских судов снялись с якоря, хотя некоторые из них даже не начали разгрузку. Начальник порта, почувствовав неладное, связался с Москвой и попросил указаний. Наркомвнешторг доложил о ситуации Сталину, так как начальник порта на свой страх и риск задержал германские суда. Сталин распорядился снять запрет на выход немецких судов в море. В то же время советские суда продолжали разгружаться в немецких портах и 22 июня были захвачены как военный трофей.[259] В то время как немецкое посольство в Москве систематически сокращало количество своих сотрудников, в советское посольство в Берлине все время прибывали новые сотрудники с семьями.

Между тем к утру 21 июня германские войска, а частично и войска союзников фашистской Германии, заканчивали выдвижение на исходные позиции для наступления на всем протяжении советско-германской границы. Все солдаты получили трехдневный сухой паек, танки и самолеты были заправлены горючим и стояли наготове. Огромная и хорошо вооруженная армия, имевшая опыт недавних военных действий в Европе, заканчивала последние приготовления, чтобы на рассвете следующего дня перейти границу Советского Союза. Германское командование завершило продолжавшееся более 6 месяцев развертывание своих основных сил, создав на важнейших направлениях группировки войск, превосходившие наши войска на этих направлениях в четыре-пять раз. Немецкое командование намеревалось и на этот раз использовать стратегию и тактику молниеносной войны, бросая в бой практически все наличные силы без разделения их на силы первого и второго эшелона. В резерве оставалось лишь 20–30 дивизий. Вводимый в действие план «Барбаросса» был рассчитан на разгром Красной Армии в западных округах страны в течение двухтрех недель. При этом основные силы нашей армии предполагалось уничтожить западнее линии Днепр, Западная Двина, не допустив их отхода в глубь страны, чего не смог сделать когда-то Наполеон. К исходу трех месяцев немецкие войска должны были выйти к Северному Кавказу, к Донецкому бассейну и в Центральный промышленный район, захватив Киев, Москву и Ленинград. Война должна была закончиться решающей победой Германии еще до наступления холодов. Готовился удар невиданной ранее силы. Вместе с разного рода вспомогательными частями, а также с войсками Румынии, Венгрии и Финляндии у границ СССР было сосредоточено более 5 миллионов солдат, тысячи танков и самолетов, десятки тысяч полевых орудий.

Советский Союз располагал в своих западных военных округах армией в 190 дивизий с личным составом около 3 миллионов человек. По общей численности танков и самолетов Красная Армия даже превосходила здесь Германию и ее союзников, но уступала им по числу орудий и минометов. Красная Армия не имела на западе достаточно сил для проведения каких-либо крупных наступательных операций, но у нее было достаточно сил для организации эффективной обороны. Однако советские дивизии не были приведены в состояние боевой готовности и не ждали нападения. Генерал-полковник Хайнс (Ганс) Гудериан, который командовал нацеленной на Минск 2-й танковой группой, наблюдавший в бинокль за советской территорией, был поражен: ничто не свидетельствовало о том, что Красная Армия чем-то обеспокоена. Позднее он вспоминал: «20 и 21 июня я находился в передовых частях моих корпусов, проверяя их готовность к наступлению. Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Брест, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками. Перспектива сохранения внезапности была настолько велика, что возникает вопрос: а стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку».[260]

Собранная на границах Советского Союза германская армия являлась самой большой военной машиной в истории, и она находилась под управлением очень опытных военачальников. Группу армий «Север» возглавлял генерал-фельдмаршал Вильгельм Йозеф Франц фон Лееб. Группой армий «Центр» командовал генерал-фельдмаршал Федор фон Бок, во главе группы армий «Юг» стоял генерал-фельдмаршал Карл Рудольф Герд фон Рундштедт. Все они окончили немецкие военные академии еще до Первой мировой войны и отличились в военных действиях 1939–1940 гг. в Польше и Франции, в которых они командовали также группами армий. Им противостояли с советской стороны генералы Ф. И. Кузнецов, Д. Г. Павлов и М. П. Кирпонос. Все они отличились в советско-финской войне 1939–1940 гг., но тогда они командовали дивизиями, и у них не было опыта командования крупными соединениями. Именно это обстоятельство было решающим для Гитлера, когда он принимал решение о подготовке войны против СССР. Как показал на Нюрнбергском процессе генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, который был в 1940–1941 гг. одним из главных авторов плана «Барбаросса» и ближайшим военным советником Гитлера, многие немецкие генералы предостерегали Гитлера от нападения на СССР, считая, что Красная Армия — это очень сильный противник. Однако Гитлер отверг эти сомнения. «Первоклассный состав высших советских военных кадров, — заявил Гитлер своим генералам, — истреблен Сталиным в 1937 году. Таким образом необходимые умы в подрастающей смене еще пока отсутствуют». 9 января 1941 года, выступая на совещании высших нацистских генералов по поводу подготовки войны против СССР, Гитлер снова заявил: «У них нет сегодня хороших полководцев».[261]

Утром 21 июня Сталин отдыхал на своей даче в Кунцево и приехал в Москву только после 4 часов дня. Еще в мае 1941 года в Кремле в том же здании Сената, где был служебный кабинет Сталина, для него была оборудована и большая новая квартира. Сталин мог принимать здесь и иностранных гостей, но никогда не ночевал. Сюда пришли в 5 часов дня некоторые из членов и кандидатов в члены Политбюро: Молотов, Микоян, Маленков, Берия, Вознесенский. «В субботу 21 июня, вечером, мы, члены Политбюро, были у Сталина на квартире, — писал в своих воспоминаниях А. И. Микоян. — Обменивались мнениями. Обстановка была напряженной. Сталин по-прежнему уверял, что Гитлер не начнет войны».[262] Но настроение в Генеральном штабе в эти часы уже начало меняться: на немецкой стороне происходили почти открытые перемещения войск, а германские самолеты непрерывно появлялись над советской территорией. Сталин попросил Молотова вызвать в Кремль германского посла графа фон Шуленбурга для объяснений.

Шуленбург явился по вызову. Молотов вручил ему заявление по поводу нарушения советской границы германскими самолетами. Он спросил также о причинах поспешного отъезда в Германию многих работников посольства. Почему в Германии не публикуются миролюбивые заявления Советского правительства и распространяется так много слухов о близкой войне между СССР и Германией? «Советское правительство не в состоянии понять, в чем заключается недовольство Германии в отношении СССР, если таковое имеется», — говорил Молотов. Шуленбург ответил, что вопросы Молотова имеют основание, но он не в состоянии на них ответить, так как Берлин его совершенно не информирует. Конечно, он сообщит в Берлин о беспокойстве Кремля. О разного рода слухах известно и Шуленбургу, но он не может дать им никакого объяснения.[263] Однако перед вызовом в Кремль Шуленбург руководил уничтожением в посольстве всех секретных бумаг — по срочному приказу, переданному ему лично по радио из Берлина. Это были не только слухи.