Ярость огня - Розария Мунда

Гарет

Бекка

Дело Небесная Рыба

– Она общалась с питианцами, – догадался я.

Вот чем она занималась во время ночных дежурств с Пауэром.

– И не просто с каким-то питианцем, – сказал Кор, называя имя Гриффа Гаресона. – Это оруженосец Иксиона. Тот, кто удерживал ее, когда Дак упал. Она встречалась с человеком, который помог убить Дака. – Голос Кора дрогнул при упоминании имени брата. – Это выглядит чертовски подозрительно, и меня тошнит от этого. Знаю, Мегара говорила использовать эту информацию против нее, как рычаг давления, если она попытается донести на нас…

Но в его голосе слышался страх, как будто сама мысль о шантаже не укладывалась у него в голове.

Я тоже чувствовал это. Я забрал у него блокнот.

– Дай мне поговорить с Энни.

Капельдинеры дождались, пока войдут все желающие, и только после этого закрыли двери. Энни и Атрей уже находились в зале, а Мегара и Крисса, держась за руки, пробирались внутрь, по-прежнему разговаривая и радостно смеясь. Я подумал о том, что куда меньше, чем допрашивать Энни, мне хотелось сидеть в зале и смотреть древнюю трагедию на драконьем языке, которая успела наскучить мне еще в детстве.

– Граждане, боюсь, у нас плохие новости.

Лотус с серьезным и напыщенным видом подошел к Кору:

– Только что услышал от своего отца и декана Ортоса. Похоже, Комитет Цензуры внес изменения в пьесу.

Судя по его тону, я ожидал, что он скажет, что кто-то умер.

Кор сжал переносицу:

– Не могу поверить. Да, какая трагедия, Лотус.

– В том-то и дело, – отозвался Лотус. – Уже нет!

ЭННИ

Драконий язык, на котором актеры читали свои реплики, был старым, таким же древним, как в «Аврелианском цикле», но их игра – очень выразительна: они четко выговаривали из-под масок слова, поэтому то, что я не успела понять на драконьем языке, улавливала по их игре. Мое место находилось рядом с Ли, в первом ряду, среди стражников Восьмого Ордена и рангом выше. Пьеса называлась «Водопад огня в Ауреосе», и в конце первого акта хор повернулся к исполнительнице главной роли и запел:

– У тебя доброе сердце для столь леденящих душу деяний.

Я, прикоснувшись к своему лицу, почувствовала слезы.

Но после этого история внезапно поменялась. Эту трагедию я читала раньше: в переводе на уроках литературы в младших классах, а позже – на языке оригинала. Я не помнила ее детально, но точно знала, что заканчивалась она иначе.

Не веселыми песнями, фальшивой победой добра над злом и счастливым браком между двумя романтическими героями. Даже драконий язык изменился, стал больше похожим на язык простолюдинов.

– Справедливость означает, что каждый получает то, что заслуживает! – ликовал хор.

В этот момент я осознала, что пьеса была пересмотрена Комитетом Цензуры.

Она закончилась словами:

– Счастливы те, чья жизнь не знает вкуса печали.

Занавес опустился, и редкие хлопки пронеслись по залу, а затем, словно зрители о чем-то вспомнили, аплодисменты стали оглушительными, восторженными. Мы с Ли бросили друг на друга короткие взгляды, прежде чем поднялись вместе с остальным аплодирующим залом. Актеры поклонились, приподняв маски. Как только они удалились со сцены, мы с Ли опустились на свои места в ожидании, пока освободятся ряды.

– Ну у меня остались другие воспоминания об этой пьесе, – заметил Ли. Неудачная концовка, похоже, вывела его из оцепенения, настроив на мрачный юмор.

Я напряглась, пытаясь вспомнить пьесу, которую мы изучали в классе много лет назад.

– Насколько я помню, в трагедии старый король оказался ужасным человеком и убил ее жениха, поэтому она убила его, а потом покончила с собой?

– Да. Полагаю, такой вариант посчитали слишком пессимистичным.

Я услышала, как Митт Хартли, председатель Комитета Цензуры, сидевший в нескольких рядах от нас, хвастливо рассказывал об изменениях в пьесе, ожидая, когда можно будет выйти из зала:

– Эта пьеса создает более подходящее настроение, не правда ли?

К его голосу присоединились другие громкие возгласы одобрения, но до меня долетало и недовольное бормотание некоторых представителей элиты. Я заметила декана Ортоса и Ло Тейрана, горячо спорящих на драконьем языке у противоположного прохода.

– Полная версия, – начал Ли, прочищая горло, чтобы заговорить на родном языке, – гласит…

Счастливы те, чья жизнь не знавала печали;

Но если дом сотрясала погибель,

Печаль постигала и детей их.

Он сделал паузу на слове «дети», и я почувствовала, как собственные воспоминания укололи меня.

С внезапным порывом нежности я потянулась взять его за руку.

И нашла в ней свою тетрадь.

Блокнот, в котором я занималась драконьим языком с Гриффом, который еще сегодня утром лежал в моей сумке среди других книг в моем кабинете.

Кто-то рылся в моих вещах.

И хотя я должна была ощутить гнев, на меня накатило только облегчение. Теперь я наконец-то могла все рассказать Ли.

ЛИ

Золотые поднялись и покинули театр, оставив нас одних в центре первого ряда с тетрадью между нами. Кислый привкус от фальшивой концовки пьесы постепенно покинул меня.

Мы наконец-то разговаривали. И мне даже не пришлось спрашивать.

– Гаресон пришел ко мне в ту же ночь после смерти Дака, чтобы попросить прощения. – Голос Энни хрипел, пока она пыталась все объяснить. – И предложить помощь. Я учила его читать, чтобы он мог передавать мне информацию.

– Так вот с кем ты встречалась во время ночных дежурств с Пауэром?

– Да.

От этого разговора мне полегчало. Все равно что сделать столь необходимый глоток воздуха после долгой задержки дыхания. Может, если мы будем говорить достаточно долго, то сможем обсудить все то, что скопилось после похорон Дака. Включая Мегару и Отверженных. Может быть, я смогу убедить ее раз и навсегда не сообщать ничего Атрею…

Энни на мгновение возвела глаза вверх, к позолоченному потолку. Она схватилась за деревянный подлокотник между нами, а затем выпрямилась и посмотрела на меня:

– Я хотела поговорить с тобой об этом потому, что Грифф не просто передает мне информацию. Я тоже помогаю ему кое-что провернуть.

Она выглядела напряженной, словно признание вызывает у нее беспокойство. Хотя, насколько я могу судить, это была вполне очевидная стратегия.

– Восстание?

Энни кивнула. Закрыла глаза и потерла переносицу.

– Мы думали использовать драхтаназию.

Внезапно я понял, почему в последнее время она казалась такой замкнутой.

Энни планировала еще одну Сиротскую ночь.

Восстание, когда вы лишаете своих правителей поддержки, а затем убиваете.

Бесспорная стратегия.

И так типично для Энни, которая всегда готова пойти на любые жертвы.

– Ах.

Облегчение, которое я испытал от того, что могу говорить свободно, быстро улетучилось.