Жак Оффенбах и другие - Леонид Захарович Трауберг

Сегодня он попросту музейный экспонат заштатного качества, взглянуть — и пойти дальше. На оперетки Кальмана еще ходят, но и на фокусника Кио ходят. По совести, бессмыслица — все эти „принцессы цирка“, „принцессы долларов“ и „княгини чардаша“. Дело не в титулах, а в том, что искать у них того, что ищут в искусстве — миропонимания или хотя бы мироощущения, — так же нелепо, как беседовать о проблемах космоса с размалеванной фарфоровой кошечкой на полке. Бросать эту дурацкую кошку на пол, превращать в черепки, может быть, и незачем, пусть стоит на полке или в афишах. Но писать обо всем этом книги, мечтать о каких-то прыжках ввысь… Да помилуйте!»

Брюзжание выдуманного нами знатока — куда там Жанену! — не вовсе выдумано: в 1924 году превосходный польский поэт Юлиан Тувим написал зубодробительный фельетон об оперетте, призывая, конечно в юмористических тонах, к линчеванию этого жанра. Название фельетона — «Несколько слов касательно оперетты».

Какая-то заставляющая задуматься истина в утверждениях воображаемого собеседника, вероятно, имеется. И повторим: нет охоты защищать жанр, заверять в его праве не только на жизнь, но и на пиетет.

Как-то так получилось, что природа, даровав нам собаку, верного друга и помощника человека, коня, и в работе нужного и статью прекрасного, создала еще и кошку, казалось бы, ненужное человеку существо. Только поосторожнее с котами! В названной уже маленькой сказке Киплинга пещерный человек и его жена (не забудем о дитяте) приручили дикую собаку, польстившуюся на косточки, лошадь, привлеченную ароматом сена, корову, жаждавшую травы. Только кошка не была принята: ни к чему она. А кошке тоже хотелось — и гулять «самой по себе» и находить приют, тепло и еду у очага. Пещерная дама сердито заявила: «Нет, уходи, ты не нужна. Я пустила бы тебя, если б ты заслужила три похвалы, но тебя решительно не за что хвалить». Прошло время. Как-то ребенок громко расплакался, кошка прокралась в дом, стала ласкаться к нему — ребенок улыбнулся и рассмеялся. Так была заработана первая похвала. И снова — дитя закапризничало, мать не могла его успокоить. Кошка, уже допущенная в дом, посоветовала: «Брось на пол клубок шерсти, я стану играть, ребенок развеселится». Смех не затихал. Уставший от игры и убаюканный кошачьей песенкой кроха уснул в обнимку со своей пушистой забавой. Так кошке было позволено греться у огня. И — мышь напугала хозяйку, кошка поймала мышь. Хозяйка сказала: «Ладно, будешь получать три раза в день молоко, сегодня и ежедневно».

Ну чем не история оперетты: и песенки напевала, и игры демонстрировала, и даже мышей ловила (польза от насмешки). Так что — внимание кошкам! И оперетте — сегодня и ежедневно. Уж если надо, чтобы оперетты исчезли из нашей жизни, то пусть исчезают так, как исчез, растаял в воздухе чеширский кот из «Алисы». Исчез постепенно, только… улыбка осталась.

Оставьте нам, будьте добры, улыбку! Она тоже исчезнет, но существует надежда (мечтание): появится вновь. Появится оперетта, начинаясь с улыбки.

Улыбка улыбке рознь. В романе, о котором упомянуто в одной из глав, стоит: «…Анатоль улыбнулся. Это выражение робкой и подлой улыбки… взорвало Пьера». Но сотней страниц раньше: «…то замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой».

Незачем говорить, какую улыбку мечтаем мы оставить миру.

3/

Глава четырнадцатая. Оперетта в России

Сближения имен всегда условны: можно сопоставить, скажем, царя Навуходоносора с художником Репиным — оба питались травой. Также чистым курьезом может явиться указание на то, что в 1855 году имели место два факта: в Париже открылся крохотный театр «Буфф Паризьен», а в далекой восточной стране вступил на трон новый император. Казалось бы, никакой связи между владыкой России и сыном кёльнского кантора не найти, хотя имеются любопытные совпадения: Александр II и Жак Оффенбах родились примерно в одно и то же время (1818 и 1819), умерли также один вскоре после другого (1880 и 1881). Существовали и другие курьезные факты. В одной из самых знаменитых оперетт Оффенбаха — несомненные цитаты из биографии прабабки императора. Посетив в 1867 году Париж, правнук Екатерины поспешил на спектакль «Герцогиня Герольштейнская», принес поздравления примадонне и, вероятно, композитору. Выше указывалось, как принимали эту самую примадонну в России.

Однако гораздо большее значение имеют другие обстоятельства, на них необходимо остановиться. Именно в царствование Александра II в России появилась и приобрела — смело скажем — общественное значение оперетта. Казалось бы, удивляться нечему. В эпоху Николая I оперетты не было, она не могла появиться в северной державе. Просто совпали годы. И все-таки… «Орфей в аду» (1858) возвестил «рождение эры», но это мало кто понял. В 1864 году премьера «Прекрасной Елены» превращает детище Оффенбаха в международное событие. И снова — чему удивляться? Всегда существовала «трансфузия театров». Английские трагедии шли в Париже, итальянские оперы — в Нью-Йорке, немецкие драмы — в Петербурге. Вслед за Парижем «Елена» была поставлена и в Лондоне, и в Берлине, и в Вене. Но успех нового вида музыкального театра в столице Австрии был легко объясним. Скандальный, по существу, успех оперетты в России понять было гораздо труднее. Вену именовали «вторым Парижем». Ни Петербург, ни Москва на такое не претендовали.

Театральные связи Франции и империи на восточной окраине Европы существовали много лет. В начале XIX века в городах, где обиходным, по крайней мере в помещичьей среде, был французский язык, почти мгновенно стали популярны такие чисто французские театральные жанры, как мелодрама и водевиль. Сразу оговоримся: в отличие от разговорной речи водевили и мелодрамы стали достоянием не только высших слоев. Ими увлекались и сословия рангом пониже, что имеет значение в разговоре об успехе оперетты в России. И все-таки к середине века состав зрительного зала если не резко, то существенно изменился. Театр стал приманкой для «средней публики», разночинцев, купечества, даже бедноты. Несомненно, сохранилась инерция «императорского театра», где человек в чуйке был не основным зрителем.

В Петербурге имелся прекрасный театр, один из трех так называемых «императорских», Михайловский театр, где почти ежедневно шли спектакли немецкой или французской труппы. Именно здесь через два года после парижской премьеры, 9 апреля 1866 года, состоялось первое представление (на языке Франции) «Прекрасной Елены». И сразу — сенсация: актриса, исполнявшая роль Елены,