Жак Оффенбах и другие - Леонид Захарович Трауберг

«Житейская философия», в окончательном счете, сводится к одному: надо трудиться. Нет, не просто возделывать свой маленький сад. Возделывать всю землю (а может быть, и больше) не для себя одного, а для всех людей на земле, в том числе и для себя. Кошки этого правила не соблюдают, пусть их! Не кошка нарисовала «Мадонну Литта». И не кошка возрадуется, взглянув на полотно.

Мир полон злобных Макавити, разоряющих гнезда дроздов и деревушки в Ливане. В мире немало людей, подобных котам, не желающих знать труд. Их уговаривают, увещевают, «а Васька слушает да ест».

Да, кошке противопоказан труд; кошек любой величины можно дрессурой заставить делать невероятные вещи: прыгать через обруч, брать голову укротителя в свою пасть. Но делают они это не труда ради, а для снискания пропитания. И польза человечеству в уничтожении крыс — для кошек не аргумент, не труд. Игра такая. Как, скажем, излюбленная детская кошки-мышки.

Все-таки человеку от этого польза большая.

Существует теория, что каждый зверь, птица, насекомое по-своему нужны. Убейте всех гиен — и подохнет звериный род: гиены — санитары. Может быть, для чего-то нужны и крысы, затрудняюсь определить, для чего. В замечательном рассказе Александра Грина крысолов — самая почетная фигура. В этом неповторимом по мастерству рассказе крысы умеют превращаться во что угодно: в плачущего ребенка, в любимую девушку. Бойтесь крыс, уничтожайте их, научитесь отличать подобие от подлинника! Поэтому мы все инстинктивно — за кошек.

Во всяком случае, за «Кошек» Элиота и Ллойда Уэббера.

Это не трансформация оперетты. Это оперетта.

Существует прекрасная — и по сюжету и по музыке — оперетта Карла Миллекера «Гаспарон». Вся округа во главе с подестой сбивается с ног в поисках страшного разбойника. В финале оказывается, что именно он, управитель округи, тот самый разбойник. Но ведь это — фабула спектакля в «Новом лондонском театре»!

Лучшая из мелодий в «Кошках» называется «Память». Не подлежит сомнению: беспамятство — самая страшная болезнь. Жить только памятью — постыдно, но ведь уже давно сказано, что «надежда — это память о будущем». На памяти построена наша жизнь, на ней основана наша радость.

Эта глава — воспоминание о спектакле. Эта книга — дань памяти великому композитору, создавшему жанр, который живет и радует столько лет. Композитору этому были присущи — надежды. Мечтания. Вызывая из своей виолончели лязг пилы или визг кошек, он мечтал о театре.

Мечты его осуществились не случайно, не ценой жульничества, а трудом, ведь и искусство — труд.

Сидя на спектакле в Лондоне, автор этой книги думал о прекрасной сказке, переведенной В. А. Жуковским, о том, как мыши кота хоронили. Известно, что на эту тему был сделан в годы большевистского подполья сатирический рисунок, над ним очень смеялся В. И. Ленин.

Позволим себе озорное сравнение: рано хоронить оперетту. Она живуча.

Неужели потому, что появились «Кошки»?

Да нет же! Спектакль в «Новом лондонском театре» — прекрасный спектакль, только дела он не решает. Однако на размышления наталкивает.

(Для сведения: в 1985 году представление «Кошки» пользовалось огромным успехом в Вене. Сообщая об этом, корреспондент «Советской культуры» В. Михеев пишет в статье «Звучат мелодии над Веной»: «А теперь перенесемся в атмосферу ультрасовременной феерии на сцене „Театра ан дер Вин“ — коллектива, вот уже двадцать лет преданного мюзиклу.

В полумраке сцены на фоне нагромождения выброшенного хлама (увеличенные по размерам банки из-под „кока-колы“, сигаретные пачки) то здесь, то там загораются кошачьи глаза. Выглядывает луна, и в освещенный ее матовым блеском круг вступает кордебалет… Неожиданно в зале — в партере, на бельэтаже и на всех ярусах — среди зрителей — появляются артисты, искусно загримированные под кошек.

Шумный успех, выпавший на долю постановки мюзикла „Кэтс“ („Кошки“)… (венская премьера состоялась в сентябре 1983 года), не оказался искусственно раздутым рекламой и критикой „мыльным пузырем“. По сей день у касс выстраиваются внушительные очереди, надежды на „лишний билетик“ питают лишь самые отчаянные, а предварительные заказы принимаются уже на летние месяцы. Дирекция, привыкшая к тому, что спектакли держатся в репертуаре не более полугода, а затем, исчерпав интерес зрителя, снимаются, намерена включить „Кэтс“ в сезон 1985/86 года и довести общее число спектаклей примерно до 800. Для музыкальной Вены это событие, не имеющее прецедентов».)[51]

В 60-х годах прошлого века шедевры Оффенбаха были окрещены «оффенбахиадами». В 20-х годах нашего века позднейшие оперетты Франца Легара были названы «легариадами». Но между ними — огромное различие. Шедевры Оффенбаха были устремлены ввысь, в расцвет нового жанра. Деклинация, эпигонство начались позже, в 70-х годах XIX века. «Желтая кофта», «Паганини», «Любовь поэта» Легара были грустными произведениями, скажем прямо, горечи в них было больше, чем радости.

Можно констатировать, что дольше всех «удержался» мюзикл. Однако (выше об этом говорилось) наполненные радостью, несмотря на несомненную, затаенную грусть, «Моя прекрасная леди» и «Нет, нет, Нанетта» уступили место в последние годы каким-то странным, совсем не похожим на веселое зрелище произведениям. Так и кажется, что пришла ночь, а ночью, как известно, все кошки серы.

Слово «мюзикл» — сокращение термина «музыкальная комедия». Но какая уж это комедия — «Кабаре» Джона Кандера в постановке Боба Фосса или «Вся эта кутерьма» (тот же режиссер и хореограф)? Глубокая скорбь — в «Кордебалете» Мэрвина Хемлиша, в его же мюзикле «Свист». Да какие уж там «музыкальные комедии» — «Вестсайдская история», «Скрипач на крыше» или «Сало» Джима Джекобса? Всего лишь пять-шесть лет назад огромный успех выпал на долю женщины-композитора Кэрол Холл, написавшей «Лучший бордель в Техасе». Невольно вспомнишь слова директора Борднава в «Нана».

«Кошки» Ллойда Уэббера — вовсе не оптимистическое произведение. Макавити так и не пойман, девятой жизни у обездоленной кошки не будет, да и всем прочим кошкам не сладко жить: хорошо, что могут распевать песни о своей горькой участи на крышах домов; у многих людей не то что билета на спектакль — крыши над головой нет. Только не забудем, как говорилось в старину, бога ради (мы скажем — «жизни ради»), что самый факт спектакля — радостный факт. Пусть только зрелище, и в этом имеется свой смысл, не так уже глупо стремился Оффенбах к постановке феерий. Позволим себе настаивать: «Кошки» не просто зрелище. Приносят радость, подобную той, которую принесла «Перикола», вовсе не такая уж веселая оперетта, наводят на мысли вовсе не обывательского порядка.

Именно по этому поводу позволим себе предаться мечтаниям.

Выше мы приводили