Наследие Иверийской династии. Господин Демиург - Нина Малкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В горле встал ком, который я едва проглотила.
– Перестань, – я взяла её за локти и подняла. – Служанки столичных леди так не делают. Ты теперь имеешь достойное положение в обществе, привыкай. Учи реверансы и правила этикета.
– Всё выучу! – от радости она мелко затряслась. – Конечно, ваша милость! Спасибо, спасибо, спасибо…
– Сейчас человек из моей охраны проводит тебя на вокзал и посадит на дилижанс. Он отходит совсем скоро. По большому Квертиндскому тракту экипаж приедет прямо в Лангсорд, а там тебя встретит моя помощница. Но ты никому не должна говорить того, что узнала, и о том, что была в комнате у Кирмоса лин де Блайта. Пообещай мне.
Я прикусила язык, решив, что от волнения наговорила лишнего. Но девушка была так рада или так плохо разбиралась в устройстве управления, что не заметила громких обещаний. Мне стало легче.
– Ни одной живой душе! Никогда! Всё исполню! Всё выучу!
На этот раз она тоже не сдержалась – пришлось сделать шаг назад, чтобы уберечь туфли от поцелуев.
– Вот и договорились, – сказала я уже без ласки. – Пойду отдам нужный приказ, а ты жди здесь. Никуда не выходи и по дороге ни с кем не говори, поняла?
– Ни за что, – резво кивнула куртизанка. – Под пытками правды не скажу! До смерти верна вам буду!
На прощание я похлопала её по плечу. Вышла, прикрыла на секунду глаза, перевела дыхание и двинулась вниз по ступеням. За спиной из тишины соткались Рен и Олатар. Я уже знала, кто из них мне нужен.
– Рен, – обратилась я к тому, кто был не так отважен и смел в бою, но зато исполнителен и чистоплотен. – Вам стоит вернуться. В том чулане ждёт девушка, и мы должны проявить к ней милость. Вы должны проявить к ней милость.
– Простите, госпожа? – донеслось в спину.
Я остановилась внизу лестницы и повернула голову:
– Не заставляйте меня пояснять, господин Альфар. Вам непонятен приказ?
– Понятен, – сухо отозвался стязатель.
– Тогда следуйте ему. А мою безопасность оставьте на попечение господина Олатара Донре. Мы подождём вашего отчёта снаружи.
– Я не заставлю вас долго ждать, – пообещал Рен.
– Отлично, – похвалила я.
И прошла по гулкой гостиной прямо к выходу.
Уже на улице, пустынной и тёмной, подняла голову к небу. Яркая россыпь мерцающих звёзд висела низко, как мелкие камни на ювелирном бархате. Красные фонари уже не горели, и от этого воздух приобрёл прекрасные, густые, натуральные краски. Ах, какая ночь! Ясная, маловетреная.
Одна из блестящих точек задрожала, сорвалась вниз сгорающей жемчужиной с сияющим шлейфом. В Баторе говорят – к счастью.
В эту секунду у меня в этом не было сомнений, ведь с плеч упал груз тяжёлого решения. Быть может, просто отсрочка? Вероятно. Но какая же нужная и радостная. Такие ночи нужно ценить не меньше драгоценностей.
С едва заметной улыбкой я тронула серёжку.
– Всё исполнено, ваша милость, – сказал Рен из темноты.
– Замечательно, – вдохнула я яркий цветочный аромат и встряхнула ветку тарокко, впитывая, вбирая всю прелесть этой ночи и Ирба. – Останься и приберись. После отчитайся в Претории.
Повинуясь странному, почти религиозному порыву, я оторвала лист, помяла его между пальцами, вдохнула свежий дух летней зелени. Он раскрылся восхитительным букетом любви к королевству и надежды на новое, лучшее будущее.
Да настанет оно так же неумолимо, как следующий рассвет.
Храните Квертинд семеро богов! А я что могу – всё для него сделаю.
Глава 5. Жить сегодня
– Прочь с дороги! А ну, пошли вон!
Раскатистый мужской голос выдернул меня из тревожного забытья.
Я очнулась на жёстком тюфяке посреди насквозь провонявшей клопами повозки с одним-единственным оконцем. Сквозь него, как сквозь дырку от выстрела, проникал медовый свет. Тепло луча ползло по безвольно лежащей руке; позднее лето пыталось приласкать меня. Я тяжело сглотнула пересохшим горлом и закрыла глаза.
– Ха-ха-ха! – громыхнул хриплый смех.
Наш экипаж – крытая телега, по старинке запряжённая лошадьми, летела по просёлочной дороге, вздымая клубы пыли. В щелях свистел ветер, доносил запахи сухой травы и редко – еды. Ещё реже я слышала голоса, смех или тихие песни – звуки с той стороны жизни, как звуки из далёкого прошлого, которое я уже весьма смутно помнила. Разве когда-то было иначе?
Набитый соломой мешок, на котором я свернулась калачиком, подпрыгивал на каждой кочке, но я почти не чувствовала тряски. Я не чувствовала ничего, и это было настолько восхитительно, что я боялась пошевелиться.
– Тпррр! – сдержал лошадей кучер, и телега, качнувшись, резко остановилась.
Меня бросило в противоположный угол, я стукнулась спиной о стенку, но не обратила на удар никакого внимания. Гораздо хуже было то, что вместе с ударом вернулась боль – не в спине, нет: тягучая, простреливающая боль в лодыжке. Перед глазами поплыли алые круги. Я зажмурилась и закусила край ладони, надеясь выдавить хотя бы слезинку. Заплакать. Заплакать… Пожалуйста, боги, заплакать! Может, тогда наконец станет хоть чуточку легче? А ещё лучше – провалиться в привычное полусознательное беспамятство, остаться в одинокой полутьме…
Клац-клац. Клац.
Это защёлкали наружные засовы на дверце.
Вдох обжёг лёгкие горячим воздухом. Время словно сжалось в один-единственный короткий миг ожидания. Сжалась и я. Не хочу… Не надо.
Мгновение – и створки распахнулись, а затем в моё убежище ворвался яркий свет. Он хлынул в глаза потоком реальности и окончательно меня пробудил, ткнул пальцем в картину, к которой я за три месяца так и не смогла привыкнуть: трухлявые деревянные стены повозки, грязный тент, ошмётки соломы и мои ноги. Одна – бледная, испачканная, другая – покрасневшая до самого колена, окровавленная, опухшая. Браслет, казалось, врос и навсегда стал её частью.
– Вот, ваша светлость, – кивком указала на меня женщина. Крепкий силуэт был неразличим на фоне яркого солнца, но я знала, что на ней форма стязателя. – Везём в Зандагат. А? – Ей что-то ответили. – Да, по приказу его милости. – Снова сдавленный голос. – Так это ризолит, вы не узнали? Кровавый маг эта девушка, опасная преступница. Видите, на руках чёрные вены?
Я свернулась калачиком – только бы меня не трогали, не поднимали, не тащили! – и обречённо тронула паука на шее. Он стал почти гладким – рельеф исчез, оставив только намёк на фигурный шрам. Тоже символ далёкого прошлого, ушедшей эпохи, другой жизни…
– Так точно, всё исполним, – елейно согласилась тюремщица и захлопнула дверцы.
Снова заклацали засовы. Клац-клац. Клац.
Я часто задышала, подавляя ложную надежду.
От неё всё равно