Пламя свободы. Свет философии в темные времена. 1933–1943 - Вольфрам Айленбергер

«В остальном у нас всё хорошо, – продолжает Арендт. – Monsieur работает кем-то вроде эксперта, с разными книгами и научными исследованиями. Я пишу свои тексты об антисемитизме и публикую их в еврейских газетах. <…> Кроме того, я довольно регулярно пишу для Der Aufbau, я там тихонько устроилась самой маленькой колумнисткой Америки»[66].

И это была почти правда. Они живут втроем, с матерью Арендт, в двух полумеблированных комнатах между Центральным парком и Гудзоном. Не слишком удобно, учитывая, что отношения между Monsieur и его тещей складываются напряженные. Блюхер с нахальством нью-йоркского таксиста игнорирует новый язык. Его знаний хватает разве что на самую примитивную коммуникацию, и мать Арендт отмечает, что это не повышает его шансы на хорошо оплачиваемую работу. Свои статьи для американских военных и пропагандистов, частично оплачиваемые, он пишет по-прежнему на немецком.

Арендт же с первых дней после переезда с головой бросилась в освоение английского – летом 1941-го она даже провела языковые каникулы в сельской семье – и уже через несколько недель пишет первые тексты на новом для себя языке. Ее тон узнаваем, острота мысли никуда не делась. Она много общается и с ноября 1941 года начинает вести колонку в немецкоязычном еженедельнике Der Aufbau, ведущем издании еврейской эмиграции.

Название колонки This means you (Это о тебе)[67] имело принципиальное значение и показывало, что Арендт не была настроена на мирную карьеру. Свои первые колонки она почти целиком посвятила требованию создания еврейской армии, набранной со всего мира, которая воевала бы бок о бок с союзниками за освобождение от нацистского ига:

Еврейская армия – это не утопия, если евреи всех стран потребуют ее создания и будут готовы добровольно вступать в нее. Утопия – это представление, будто бы мы как-то воспользуемся поражением Гитлера, если сами не поучаствуем в победе над ним.[68]

Народ, которому не позволяют защищаться от врагов, – это не народ, а живой труп. <…> Нам не нужны обещания, что наши страдания будут «отмщены», мы хотим бороться; нам нужно не сострадание, а справедливость. <…> Но свобода – не приз за перенесенные страдания, и справедливость не достается как крохи с барского стола.[69]

Арендт твердо убеждена: только вооруженная борьба под своим флагом, только очевидная для мира готовность самих евреев защищаться с оружием в руках позволит ее народу выйти из роли жертвы, которая как будто исторически закрепилась за ним, особенно в Европе. Кроме того, образованная из представителей всех стран еврейская армия позволит предотвратить грозящий в случае основания палестинского государства раскол евреев на две группы – народ Палестины (Сиона) и вечного изгнания, или диаспоры (галут). А самое главное для Арендт с психологической и политической точки зрения – только такая армия способствовала бы необходимой нормализации самовосприятия евреев и их внешней оценки как всего лишь одного из множества угнетенных народов и этнических групп в мире. В конце концов, гитлеровский расизм и его завоевания сделали «почти все европейские нации париями, все они вынуждены снова вести борьбу за свободу и равноправие. Впервые наша судьба – не особенная, наша борьба впервые идет в одном русле с освободительной борьбой всей Европы. Как евреи, мы хотим бороться за свободу еврейского народа, потому что: „Если не я для себя, кто для меня?“; как европейцы, мы хотим бороться за свободу Европы, потому что: „Если я только для себя – что я?“ (Гиллель)[72]»[70].

Новый кошмар

О судьбе еврейского народа Арендт и в Новом Свете рассуждает в основном с европейской точки зрения. Какими бы логичными ни были ее требования, к маю 1942 года она вынуждена признать, что ее публицистическая кампания в сионистских кругах провалилась. Это для нее тем более болезненно, что ситуация в мировой политике кардинально изменилась. Уже в октябре 1941 года немецкое наступление на Москву застопорилось, а с наступлением «русской зимы» превратилось в войну на истощение с большими потерями обеих сторон. Сталинская Красная армия не развалилась за несколько недель, она оказывает упорное сопротивление. Характерным примером новой ситуации служит судьба Ленинграда. Он с сентября 1941 года окружен нацистами и находится в блокаде, однако сталинские войска стараются любой ценой удержать город. В первую зиму сотни тысяч жителей будущего города-героя умирают от голода, который вопреки правилам ведения войны создали нацисты, а Сталин счел неизбежным элементом своих стратегических планов.

После налета японских бомбардировщиков на тихоокеанский флот США в Перл-Харборе Соединенные Штаты 7 декабря 1941 года официально заявили о вступлении в войну. В союзе с британцами они сосредоточивают войска на западном фронте в Европе. Их девиз – «Germany first»[73]. В результате к весне 1942 года в Европе вырисовывается перспектива образования двух фронтов – ситуации, которая стала бы непосильной для немецкого вермахта.

В апреле 1942 года войска Гитлера предпринимают в СССР очередную (неудачную) попытку прорыва. С учетом имеющихся у сторон военных и природных ресурсов поражение нацистов кажется разумному наблюдателю только вопросом времени – а также готовности союзников к жертвам.

Девятого мая 1942 года ведущие представители сионистского движения собрались в нью-йоркском отеле «Билтмор» на внеочередной конгресс, и в их дискуссиях присутствовало странное двойное напряжение. Достоверных подтверждений пока нет, но, судя по всему, в начале 1942 года нацисты начали массовые депортации евреев из лагерей и гетто в восточных оккупированных областях в специально сооруженные лагеря смерти – сначала из Львова и Люблина[71]. Было похоже на то, что массовые убийства евреев в Европе перешли в новую, невообразимую фазу. Это делало особенно животрепещущим требование сионистов о смягчении или отмене ограничений на въезд в британский протекторат «Палестина». Одновременно наметился сценарий победы союзников, что сулило новые перспективы суверенной Палестине как родине еврейского народа. Арендт тоже участвует в конгрессе – как наблюдательница. И приходит в ужас от принятых там решений.

Ложное единство

Арендт уже несколько месяцев опасается, что сионистское движение с учетом страшного положения евреев может стать более жестоким и националистическим. Чтобы противостоять этим силам, которые идеологически присвоили ее агитацию за еврейскую армию, в марте 1942 года она создает политический дискуссионный кружок под названием «младоеврейская группа».

Получив интеллектуальный импульс от Арендт, дискуссии идут вокруг вопроса о том, «какую политическую ориентацию должно приобрести палестинское еврейство»[72]. Сначала Арендт подходит к этому вопросу как теоретик, а не как еврейка. Это объясняется тем, что проблема евреев в