Рыцари былого и грядущего. Том 3 - Сергей Катканов

Вполне допускаю, что тамплиерам в начале XIV века пришлось заново открывать Лалибелу — Новый Иерусалим — царство пресвитера Иоанна. Для этого у них были тогда и причины, и возможности. Если Святая Земля потеряна, теперь уже явно навсегда, если Европа отреклась от Ордена, сжигая храмовников на кострах, и если теперь ни где в известном мире тамплиеры больше не нужны, то самое время проявить более настойчивый интерес к земле неведомой, где молитвы и мечи грозных рыцарей–монахов могут ещё пригодиться. Мало ли тамплиеры страдали от ничтожества христианских правителей, с которыми им приходилось иметь дело? Можно себе представить, как им хотелось «поработать» рука об руку с таким правителем, который не по названию только, но и по самой своей сути был христианином. Пресвитер Иоанн — самая настоящая тамплиерская мечта. Но у храмовников всегда было столько дел в Святой земле, столько проблем в Европе, что ни времени, ни средств, ни сил души не оставалось на поиски прекрасного царства, олицетворявшего их мечту. И тут они через пламя костров разом избавились от всех своих дел и проблем. Самое время было подумать: «Если мы кому–то ещё и нужны, так это пресвитеру Иоанну».

А за год до разгрома Ордена чуть не по всей Европе прокатилось эфиопское посольство — просили помощи против мусульман. Так это же как раз по тамплиерской части. И если силу Ордена уже нельзя употребить на защиту от мусульман Древнего Иерусалима, то логичнее всего употребить её на защиту от мусульман Нового Иерусалима. Тамплиерская помощь против исламской экспансии была тогда реально востребована в двух точках земли — на Пиренейском полуострове и в Восточной Африке. И выжившие тамплиеры разделились на две части — одни отдали душу пиренейской реконкисте, а другие — пресвитеру Иоанну, раз уж он просил о помощи. И ведь именно тогда Джованни Кариньяно составил весьма неплохую по тем временам карту, на которой отождествил Эфиопию и царство пресвитера Иоанна, то есть тамплиерскую мечту.

— Но ни в одном источнике мне ни разу не доводилось встречать упоминание о тамплиерах в связи с царством пресвитера Иоанна, если не считать истории с «царем Давидом».

— А вот, ты знаешь, есть такой источник. Вольфрам фон Эшенбах. Ты помнишь, в его романе «Парцифаль» хранителями Святого Грааля названы храмовники. При этом, заметь, фон Эшенбах жил в самую что ни на есть тамплиерскую эпоху, то есть храмовники были для него не легендой, а людьми, которые каждый день ходят по улице. Вольфрам, наверное, и винцо не раз тянул в кампании с рыцарями Храма. И тамплиеры уж наверное знали, что по версии прославленного поэта являются хранителями Святого Грааля. А может быть Вольфрам знал это от самих храмовников?

И вот в романе фон Эшенбаха «Титурель» сам Парцифаль берет на себя функцию «пресвитера Иоанна». И Святой Грааль, Чаша Господня, в конечном итоге переправлен в царство пресвитера Иоанна. Значит, из романов Вольфрама фон Эшенбаха можно извлечь такую логическую связь: где Святой Грааль, там и храмовники, а Святой Грааль ныне в царстве пресвитера Иоанна, поскольку пресвитер — источник династии Грааля.

Может быть, возвышенный Вольфрам фон Эшенбах не раз мечтал о царстве пресвитера вместе с друзьями — храмовниками. А может быть они ни когда об этом не говорили, но, прочитав роман «Титурель», некий рыцарь Храма улыбнулся и подумал: «Надо же, как интересно».

Опус второй. Здесь львы

Из Александрии в Аксум шёл большой караван. Длинными вереницами тянулись тяжело нагруженные мулы, им сопутствовала не одна сотня человек. Сразу трудно было понять, что это за люди — вроде бы торговцы с товарами, закупленными в Египте для Эфиопии. Отчасти это было правдой, караван действительно вёз великое множество самых разнообразных товаров, и не только египетских, если сказать по секрету. Но самыми главными людьми в этом шествии были явно не купцы. Важный чернокожий вельможа в торжественных церковных одеждах определённо принадлежал к высшему эфиопскому духовенству и не думал это скрывать.

Да, это был ичеге Филипп, один из самых больших людей в Эфиопской Церкви, ему сопутствовали монахи и священники, так же эфиопы, с лицами, порою совершенно чёрными, как у нубийцев, иногда больше напоминавшие арабов или коптов, а иные из них были черны, но с такими тонкими и благородными чертами лица, какие никогда не встречаются у хамитского племени. Это были амхара — народ в последнее время правивший обширной и разноплеменной Эфиопией.

Итак, от коптского патриарха монофизитской церкви возвращалось церковное посольство единоверных с коптами эфиопов. И если к важным религиозным лицам присоединились купцы, так в этом не было ничего удивительного — дорога из Египта в Эфиопию очень тяжёлая, не многие и не часто её преодолевают, и раз уж идёт посольство самого ичеге Филиппа, то купцы, конечно, с радостью воспользовались возможностью оказаться под его покровительством.

Сами купцы на первый взгляд более всего напоминали арабов, и они действительно время от времени обращались к эфиопам по–арабски, языком амхара явно не владея, впрочем и по–арабски они говорили очень мало. Одеты купцы были кто на манер коптов, кто чисто по–эфиопски. Если бы кому–нибудь пришло в голову задать вопрос, а нет ли среди купцов европейцев, то ответить на него было бы весьма затруднительно — лица, закутанные до глаз, манеры неопределённо–восточные, арабский — плох, но мало ли арабских диалектов. И никому бы не пришло в голову задать такой бессмысленный вопрос — эфиопы с европейцами особо не знаются, к себе их не приглашают, и нечего франкам делать в эфиопских горах, и сами они туда отнюдь не рвутся.

Вряд ли кто–то поверил бы, что в этом караване нет ни одного купца и даже более того — ни одного араба или копта. Посольство ичеге Филиппа под видом торговцев сопровождали три десятка отборных рыцарей–тамплиеров да примерно столько же матёрых сержантов Ордена Храма. Их груз составляли в основном мечи — лучшие, какие только можно было купить на европейских рынках. Ещё — дары императору Эфиопии — драгоценные святыни. И мешки с золотом.

Весь 1314 год Арман де Ливрон и Анри де Монтобан оставались в командорстве Ма Дье в гостях у доблестного Рамона Са Гардиа. Прежде всего надо было провернуть огромную работу по обращению векселей в золото. Многие должники не хотели платить по тамплиерским векселям, полагая, что Ордена Храма больше нет и тема закрыта, но тамплиеров не даром считали хорошими специалистами по выколачиванию долгов. Они приходили, конечно, не под своим именем, уведомляя должника, что некогда купили у тамплиеров вексель, спокойно выслушивали отказ по нему платить и хладнокровно дробили зубы наглецу. Иногда этого оказывалось достаточно, иногда приходилось зажигать факел с угрозой спалить дом, иногда сами находили в доме тайники с золотом, иногда составляли опись наиболее ценного имущества и в полном соответствии с законом забирали всё, что не приколочено. На взыскание, как правило, ездил рыцарь с десятком дюжих сержантов. Они производили надлежащее впечатление и силового сопротивления почти ни где не встречали. Во всей Европе остался лишь один человек, не уплативший тамплиерам долгов — король Филипп. Ему простили. Так почти всё золото Ордена Храма, которое люди искали где–то в зарытых сундуках, вернулось к тамплиерам. Одновременно закупали самое лучшее оружие — мечи, кинжалы, кольчуги, шлемы. Про царство пресвитера Иоанна знающие люди рассказывали, что золота и драгоценных камней там предостаточно, а вот есть ли там такая же великолепная сталь и такие же умельцы с этой сталью виртуозно обращаться?

Тамплиеры здраво полагали, что при дворе богатейшего монарха бессмысленно пытаться блеснуть богатством, а их основной капитал — боевое искусство. К тому же понимали, что вряд ли они когда–нибудь вернутся в Европу и если не найдут в Эфиопии хорошего оружия, то взять его будет негде. В качестве даров для императора закупили несколько прекрасных Евангелий в драгоценных окладах, хорошо изданную религиозную литературу и мощи разных святых в достойных реликвариях. Пусть у него всё есть, у этого Пресвитера Иоанна, но таких святынь, конечно, быть не может.

Анри переживал за Армана больше, чем мог бы переживать за родного отца. Старик сломался явно навсегда, но сломался как–то по особенному, по–тамплиерски. Он был спокоен, достаточно деловит, по всем вопросам, связанным с походом, давал рекомендации исключительно продуманные и толковые, не было ни каких проблем с тем, чтобы использовать его огромный опыт в деле тамплиерского переселения, бывшего командора ни как нельзя было заподозрить в безразличии к общему делу, но, общаясь с Арманом, Анри постоянно чувствовал, что его душа выжжена дотла, сгорела на тамплиерских кострах. И дело было даже не в том, что Арман винил себя в трагедии Ордена Храма, нет, в конечном итоге не винил, потому что всё было сделано хоть и страшно, но правильно. Он просто сжег свою душу на тех кострах, которые подпалил едва ли не собственной рукой, он принёс свою душу в жертву, и это было его главным оправданием.