Драгоценности солнца - Нора Робертс

Она взяла его за руки, расслабляясь.

— Здесь намного лучше.

— А когда ты вернешься туда… — он прижался щекой к ее макушке, — ты пойдешь в паб по-соседству и проведешь там вечерок или два?

Эта мысль напомнила ей о непроницаемой стене, скрывающей ее будущее.

— У меня есть время прежде, чем это станет проблемой. Мне нравится жить просто, вот так день за днем.

— И ночь за ночью.

Он развернул ее лицом к себе и начал вальсировать в такт песни, которую пел Шон.

— И ночь за ночью. Я плохая танцовщица.

— Ничего подобного.

Она была просто не совсем уверена в себе.

— Я видел, как ты танцевала с Шоном и поцеловала его перед Богом и людьми.

— Он сказал, что это заставит тебя ревновать.

— И если бы я не знал об этом, я бы избил его до потери сознания.

Она рассмеялась, с удовольствием наблюдая, как вращается комната, когда он кружил ее в танце.

— Я поцеловала его, потому что он красавчик, и он попросил меня. Ты тоже красавчик. Я тоже могла бы поцеловать тебя, если попросишь.

— Ну, если ты так щедра на поцелуи, дай и мне один.

Подразнивая — не замечательно ли, что она обнаружила себя способной дразнить мужчину — она целомудренно чмокнула его в щеку. Потом еще раз — в другую. И когда он улыбнулся и прижал ее теснее, она, подняв руки, запустила их в его волосы и, приподнявшись на цыпочки, пылко прижалась губами к его рту.

На сей раз вздрогнул он. Она взяла инициативу на себя, застав Эйдана врасплох, углубляя свой поцелуй, вздыхая, так что его рот, его кровь, его мысли наполнились ее вкусом и запахом. Шатаясь, он сжал в кулак блузку на ее спине и отдался ощущениям, не думая ни о чем.

— Кажется, мне пора покинуть вас.

Эйдан поднял голову.

— Закрой двери, когда выйдешь, Шон, — произнес он, не отводя взгляда от лица Джуд.

— Хорошо. Доброй ночи, Джуд.

— Доброй ночи, Шон.

Посвистывая, он щелкнул замком и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, в то время как Эйдан и Джуд остались стоять посредине свежевымытого зала.

— Я страшно хочу тебя.

Он поднес ко рту ее руку, которую все еще держал, и поцеловал ее.

— Я рада.

— Иногда очень трудно быть нежным.

— Тогда не будь.

Возбуждение бурлило в ней горячим ключом. Взволнованная своей смелостью, она отстранилась от него и стала расстегивать блузку.

— Ты можешь быть тем, кем хочешь. Взять все, что хочешь.

Она никогда не раздевалась перед мужчиной для того, чтобы соблазнить его. Но нервное волнение, сжимающее ее живот, вскоре отступило, поглощенное чистым женским наслаждением при виде его потемневших от страсти глаз. Черный кружевной лифчик, составляющий эротичный контраст с ее молочной кожей, был как раз предназначен для такого шоу.

— Иисус, — дыхание его было неровно. — Ты убиваешь меня.

— Только обольщаю, — она сбросила туфли. — Я делаю это впервые.

Больше от неопытности, чем преднамеренно, она стала медленно расстегивать свои брюки.

— Надеюсь, ты извинишь, если я буду неловкой.

Его рот пересох в предчувствие того, что последует.

— Я не вижу никакой неловкости. Мне кажется, ты очень убедительна.

Ее пальцы были неуклюжи, но она справилась, и брюки упали на пол. Еще немного черного кружева, «V»-образный треугольник, оголяющий живот и высоко поднимающийся на ее бедрах. У нее не хватило смелости надеть соответствующую подвязку и прозрачные черные чулки, которые Дарси уговорила ее купить. Но, видя выражение лица Эйдана, она решила, что в следующий раз обязательно их наденет.

— У меня сегодня был день покупок.

Он не был уверен, что сможет произнести хотя бы слово. Она стояла в неярком освещении паба, с откинутыми назад волосами, с мечтательными глазами морской богини, одетая только в черное кружево, которое буквально кричало о сексе. К какой части ее тела мужчина должен прислушиваться?

— Я боюсь к тебе прикоснуться.

Джуд переступила через брюки и сделала шаг к нему.

— Тогда я прикоснусь к тебе.

С бьющимся сердцем она закинула руки ему на шею и потянулась к его рту губами. Это было так возбуждающе прижиматься к нему, когда она была почти обнажена, а он полностью одет. Так волнительно чувствовать мощную дрожь его тела, словно он боролся с терзавшим его сильным желанием.

Она вдруг осознала, что хочет, чтобы он больше не сдерживал свое неистовство.

— Возьми меня, Эйдан, — она прикусила его нижнюю губу. — Возьми все, что хочешь.

Он почувствовал, как его самообладание с грохотом рухнуло. Он знал, что был груб, но ничего не мог с собой поделать, он оставлял синяки на ее теле, его губы впивались в ее рот. Ее потрясенный вздох только добавил масла в огонь, когда он уложил ее на пол. Они катались по полу, дикие от желания теснее прижаться друг к другу. Отчаянно желая большего, он вцепился зубами в ее кружевной лифчик. Джуд выгнулась дугой от наслаждения, смешанного с болью от укуса. Чувство восторга охватило ее при мысли, что она заставила его переступить грань цивилизованности.

Только брать. Только предлагать и отдавать.

Также безумно жаждущая прикосновений, как и он, она стаскивала и рвала его рубашку, пока, наконец, не добралась руками до его тела. Потом губами, потом зубами.

Разгоряченные и обезумевшие, жадными руками они возбуждали друг друга, даря и получая удовольствие. Больше не было терпеливого спокойного мужчины и скромной застенчивой женщины, были два существа, охваченные примитивным желанием. Она упивалась этим чувством, принимая каждое острое ощущение и с такой же страстью возвращая его назад.

Первый взрыв оргазма пронзил ее, словно яростное солнце.

«Еще», — мог только думать он. — «Еще и еще больше!» Ему хотелось съесть, поглотить ее, чтобы ее свежий дикий вкус навсегда остался в нем. Каждый раз, когда тело ее сотрясала дрожь, каждый раз, когда она вскрикивала, он думал: «Еще больше. Еще раз». Снова и снова. Потребность брать ее горела лихорадкой в его крови. Он с силой погружался в нее, его темп становился еще более страстным, когда она выкрикивала его имя. Она взлетала и падала вместе с ним, беря и давая наслаждение. Взор его был затуманен, ее лицо, ее глаза, откинутые назад волосы — все было покрыто легкой дымкой.

А потом и это исчезло, когда животное внутри него освободилось и поглотило их обоих. Она лежала на нем, обессиленная, с болью во всем теле и улыбалась. Он лежал под ней, ошеломленный и безмолвный.

У их противоположных реакций была одна основа.

Он взял ее на полу паба. Он не мог ничего с собой поделать, он вообще не мог контролировать себя. Нетерпеливо, грубо. Они не занимались любовью, а спаривались в прямом смысле слова. Его собственное поведение потрясло его.