Не переходи дорогу волку: когда в твоем доме живет чудовище - Лиза Николидакис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я вернусь на работу, но когда закончу, позвоню тебе, и мы встретимся у Монастираки, – сказал он. – Эндакси?
Он начал было идти обратно к машине. Я остановила его. А что, если мой телефон вырубится? Что, если он потеряет свой? Что такое Монастираки? И где, мать его, Акрополь?
– Может, подскажешь дорогу? Какой у тебя адрес?
Хотя я была благодарна себе, что у меня хватило ума это спросить, но мне понравилось, что все эти мысли вообще не пришли ему в голову: если нам суждено встретиться позже, Вселенная сама все это уладит. Карта, которую он набросал в общих чертах, выглядела очень смешно: там был греческий иероглиф, призванный объяснить, как добраться до Монастираки (так называется часть города, где находится Акрополь), обозначение времени в военном стиле 17:00, которым было отмечено, где и когда мы снова встретимся. С тем же успехом он мог вручить мне детский рисунок.
Когда он выехал на афинскую дорогу с моими вещами в руках, я подумала: «Наверное, я вижу свои вещи в последний раз». За этой мыслью сразу же пришла другая: «Ну и что?» У меня было с собой самое необходимое – ноутбук и паспорт, записная книжка и телефон. Удивительное дело, но я почувствовала себя физически легче, и это не было связано с отъездом рюкзака. У русла местной зеленой линии я вручила свою судьбу практически незнакомому человеку – да еще и греку, – и это казалось мне нормальным. Для девушки, которая бо́льшую часть своей жизни провела, утопая в море тревоги, подобная перемена была просто спасительной.
На остановке метро под названием «Монастираки» я вышла в самом сердце Афин – это был древний район под названием Плака, туристы собирались там на главной площади, с фотоаппаратами на загорелых шеях, и бродили по мощеным улицам, на которых роились торговцы фруктами и стояли магазинчики, где предлагалось заплатить втридорога за бюст Зевса. Я вышла из здания метро и посмотрела вверх: над всем этим возвышался Акрополь, и его руины были настолько безупречными, что выглядели скорее голливудской декорацией, чем реальной историей.
Я прошла квартал от вокзала и так сильно проголодалась за время своей поездки, что уже подумывала в метро съесть свой карандаш, но вместо этого последовала за лысым мужчиной с меню в руках, напрягавшим своими выкриками: «Красотка! Красотка! Садитесь здесь!» – это был верный знак, что я выбрала не тот ресторан. Вскоре передо мной оказался огромный бокал «Стеллы Артуа» (там не было местного пива – это был еще один плохой знак) и греческий салат – настоящий, увенчанный кирпичиком феты, такой гладкой и плотной, что она ложилась на листья, словно горькое соленое масло. Я зарисовала хозяина, который обрабатывал толпу на улице, пытаясь заполнить свои столы. Когда он остановился, чтобы заглянуть мне через плечо, то посетовал, что я не наколдовала ему побольше волос. Он при этом даже не подмигнул, выражение его рта было серьезным, поэтому я положила ему на макушку сноп своих кудрей, и его лицо расплылось в улыбке. «Вот теперь меня будут любить женщины», – запел он.
«Британника для подростков» утверждает, что в современных Афинах «широкие бульвары с цветущими олеандровыми деревьями. Улицы переполнены людьми, трамваями и такси. В старых районах Афин все еще можно увидеть ослов, которые нагружены товарами или запряжены в телеги». Людей тут было много, очень много, но олеандры, казалось, сменились ювелирными салонами и магазинами для новобрачных, а рядом с этими местами роскоши часто соседствовала распродажа одежды и дешевые товары для туристов. После обеда у меня оставалось шесть часов до встречи с Митсосом, поэтому я немного побродила по рынку, заходя в наиболее привлекательные магазины, чтобы ощутить шум кондиционера. Без понятия о том, чем еще занять время, я решила прислушаться к совету Митсоса и направиться в Акрополь.
Если вы не спали уже пару дней, а на улице тридцать шесть градусов тепла, то я не рекомендовала бы вам ходить по греческим руинам. Но если вы все же решитесь, то вам нужно знать то, чего не знала я: туда есть простой путь, а есть сложный. Догадайтесь, какой из них выбрала я. У меня хватало сил для такого восхождения, это ведь не Эверест – но и я не альпинистка. Жара плюс недосып ощущаются как укачивание, и я начала подъем, когда полуденное солнце достигло того состояния, когда способно расплавить все своими лучами. Мне пришлось несколько раз останавливаться в тени, чтобы переждать одолевающее головокружение, мои ноги подкашивались. Люди поумнее меня поднимались медленно и с зонтиками над головой. Пока я отдыхала на тонкой каменной стене, один священник, который выглядел таким же древним, как руины вокруг, бородатый и в черной рясе, тоже решил сделать паузу, сел рядом со мной и начал набирать кому-то сообщение.
По определению Акрополь находится на высоте, но эта приставка, «акро», происходит от греческого слова, которое означает «крайний», и это кажется вполне уместным. Часть подъема была покрыта мрамором и щебнем, вдоль большей части подъема не было перил. Я представляла себе, что останусь лежать здесь в виде неопознанного трупа, и это заставляло меня удерживать взгляд на тропе. Черта с два меня найдут здесь без сознания в пропитанной потом футболке с надписью «Берегись: я пробую заняться наукой». Когда же я наконец подняла глаза, то передо мной возвышался Парфенон – это сооружение я кучу раз видела в учебниках греческой школы, во всех греческих ресторанах мира, во всех энциклопедиях.
Но теперь он был передо мной. Парфенон возвышался, он был настоящим, его реставрировали, и выглядел он таким величественным и древним, как ничто другое из всего, что я видела до этого. В тот момент, когда моя левая нога коснулась гладкого розового камня, правая пронеслась позади меня, и я приземлилась в позу непроизвольного преклонения. Я заплакала, хотя и не собиралась. Я понимаю, как драматично это звучит, вполне в духе греческой трагедии, но, стоя перед этим зданием, перед храмом, возведенным в честь Афины, богини мудрости, храбрости и справедливости, богини всего того, чего, казалось, не было у меня самой – я сжалась, смирилась. Надо мной парили вырезанные из камня боги, и я подумала, стоял ли когда-нибудь мой отец перед Парфеноном и чувствовал ли он себя таким же крошечным,
