Брусничное солнце - Лизавета Мягчило

class="p1">— Пока нет. — В голосе колдуна скользило плохо прикрытое раздражение. Видно, не давала ему покоя неозвученная мысль. За собой он Глинку потянул почти бегом. Заставил нырнуть в черноту леса. — Что бы ни услышала — не оборачивайся. С лешим я в дружбе, моргнуть не успеешь, как до места доберемся.

А она бы и не смогла моргать — в глаза словно жгучего перца насыпали. Веки набухли, тупая боль пульсировала в висках, лишала дыхания. Через гул собственной крови в ушах она слышала сбитые объяснения Якова.

— … жрать повадилась. Батюшки у вас больше в селе нет, теперь к своим родным может наведаться, до душегуба ей пока не дотянуться, в силу не вошла. Одну удержишь, там много ума не нужно, это не всей болотной нечистью управлять, тем более, наверняка дорога тебе… Видел ее в твоих мыслях, давай, тут сучок, переступай и не запнись. Ну сказал же? Куда глаза выпучила?! За что ты мне ее подкинул, разве плохо жилось мне, Господи?

Еще немного и она просто потеряет сознание. Быстрый шаг забирал последние силы. Уходящий день был ужасным — скверным и суетливым, слишком много всего пришлось пережить Варваре по чужой милости.

Ряд крупных деревьев оборвался на взгорке и, присмотревшись к пейзажу, барыня обомлела.

Под пронзительным светом появившейся на небосводе луны виднелись очертания ее родного поместья. Яков вывел ее на узкую дорожку к маленькому деревенскому кладбищу.

Добротный забор, гладко идущая без скрипа калитка — к покойникам все относились учтиво. Не видно было ни единой заброшенной могилы. Когда брови Варвары удивленно приподнялись, а сама она коротким кивком головы указала на калитку, Яков неопределенно махнул рукой и пошел вдоль забора.

— Нам не туда. На святой земле места для самоубийц не выделено.

Ниже, спускаясь в узкий овражек, припорошенный прошлогодней перетлевшей листвой, через жгучую крапиву и широкие лопухи. Тревога уже не царапала — вырывала кусок за куском, пировала, перемазанная ее кровью, выкручивала внутренности.

— Кого мы ищем, Яков? Здесь моих знакомых не хоронили. Ни у кладбища, ни на нем их нет…

Промолчал. Напряглись плечи, стал резче шаг.

Глинка бегом догнала юношу, схватила за руку, что есть силы дергая на себя. Он нехотя обернулся.

— Пошли, Варя, времени немного, нужно успеть до пробуждения. Это может стать совсем неприглядной картиной без подготовки…

Ей стало нехорошо. Задрожали руки, окаменели, отказались двигаться ноги. Глинка нервно облизнула пересохшие губы и зашагала следом.

Наверняка перепутал что-то колдун. Или снова просто запугивает. Сейчас они выберутся на поляну, и он вновь заставит ее учиться зажигать огоньки, пускать рябью по воздуху. Яков любит пугать. Хорошо все будет, правда ведь?

Неожиданно по лодыжкам мазнуло ледяным поветрием, разнесся по воздуху зловонный приторный дух. Юноша замер, как вкопанный. Тихо ругнулся через стиснутые зубы, заходя Варваре за спину. Перед глазами появился неприметная насыпь земли с самодельным, куце сбитым неровным крестом. Так малая ребятня хоронила дохлых ворон, найденных у дороги. Так прощались со своими питомцами отдающие последнюю дань хозяева.

— Ты почуешь в ней темную нить, у самого сердца начнется и к земле потянется. Подхвати ее. Быстро, чтобы не опомнилась, и вяжи сразу к своей, не думая. Не успеешь — я просто убью ее. Чтоб раз и навсегда. Всего одна попытка у тебя попытаться поправить положение, брусничное солнце. Или спасешь и нечисть, и деревню, или мне придется вмешиваться, а расправа над ней тебе не понравится…

Глинка непонимающе скользнула взглядом по чернеющей в лунном свете насыпи. Ерунда какая. О чем речи он ведет? Почему вперед ее выдвинул?

Появилось смутное подозрение, что колдун бесстыдно закрывается ею, как живым щитом. Уж больно плотно впились холодные руки в предплечья. Но затем, в удивительно теплой поддержке, подбородок опустился на ее макушку. Собственная сила заклубилась, когда в нее тонкой теплой нитью полилось его мягкое золото. Для чего он, не зная ее глубин, вливает собственную?

Все мысли вымело из головы очередным ледяным поветрием. Земля набухла, задрожала, раздвигаясь. А из ямы полезло нечто. Зловонное, опасное, ледяное. С тихим шелестом загомонила в ужасе природа, а Варвара рухнула бы на колени, как подкошенная. Завыла бы в голос, если бы не руки Якова, впивающиеся до боли. Напоминание о том, что ей положено не горевать и оплакивать, а брать чужую судьбу в свои руки.

И Варвара с громким, отчаянным, наполненным болью стоном потянулась к черной нити, которую почуяла. Уцепилась покрепче, натянула. Пока на нее смотрели бельма некогда пронзительно-зеленых глаз, пока рыжие, так ярко блестящие на солнце пряди беспорядочно опутывали выбирающееся из могилы безжизненное тело сбитыми грязными космами.

Мертвая Авдотья голодно потянула воздух трепещущими ноздрями. И ринулась в их сторону.

[1] По-немецки schelmen означало «пройдоха, обманщик, подлец». Часто используемое оскорбление среди аристократии 18 века.

[2] Человек, который не стесняется в грязных выражениях.

Глава 16

Ухватилась крепко, настолько, что сама едва не рухнула замертво. Яков понял это, когда Варвара хищно поддалась вперед. Во взгляде больше звериного, чем человечьего. Волчье. Такое изувеченное и больное, такое одинокое, что он невольно сделал шаг назад — узнавая чистое, невероятно концентрированное горе. Его швырнуло о собственные воспоминания, выбило дух, не позволяя помочь.

Да и нуждалась ли барыня в помощи?

Судорожно сведенные пальцы перебирали в воздухе, пока зрачки пожрали нежно-фиолетовую радужку, потянулись в ширь. Неестественно, невероятно. Магией ее было чистое зло — дегтярное, оно липло к кончикам пальцев, оседало на грудине, не сделать ни единого выдоха… Родовая. Черная. Всепоглощающая.

Варя не просто потянула к себе остатки души, она их едва из служанки живьем не выдрала. Резко, с напором, смешивая злость и боль воедино. У нее не смогло бы не выйти. В прыжке упыриха запнулась, рвано дернулось вытянувшееся в воздухе тощее тело, а затем та пластом свалилась на Варвару. Сила удара покатила их по земле.

Сиплый вой нечисти, ругательства сосредоточенной Глинки… Их пронесло с три сажени вниз по оврагу, забивая травы и прелые листья в волосы, пачкая лица. Колдун быстро спускался следом. Чтобы замереть у первого раскидистого клена, упереться лопатками в шершавую, покрытую мхом кору — не было нужды им помогать. Сами.

Распластанная под Варварой нечисть шумно дышала — без нужды, скорее грудная клетка двигалась по привычке. Бесцветные глаза зло таращились вперед, на него. Бывшая служка продолжала тихо верещать, не двигая при этом ни единым пальцем.

— Отпусти немного, так тяни только тогда, когда хочешь отдать приказ, а тварь не слушается. Погляди, сковала, обездвижила. Авдотья должна