Пламя свободы. Свет философии в темные времена. 1933–1943 - Вольфрам Айленбергер

В новой, переработанной концепции книга должна стать не только вневременной аллегорией борьбы между индивидом и коллективом в нашей душевной жизни, но и в значительно большей степени романом-ключом о грозящей Америке утрате себя перед лицом победного шествия тоталитаризма по миру. Ужасный сценарий, виновником осуществления которого будет, по крайней мере в представлениях Рэнд, один конкретный человек: наделенный почти диктаторскими полномочиями президент Рузвельт.

Поэтому можно утверждать, что решение Рэнд осенью 1940 года бросить всё и с присущей ей безоглядностью участвовать на общественных началах в предвыборной компании на стороне республиканцев в качестве агитаторки, несмотря на финансовые затруднения и приближающиеся дедлайны, имело чисто прагматические причины: она уже однажды ощутила на собственной шкуре, что способен натворить «принцип Тухи», и теперь старалась всеми силами предотвратить худший сценарий на своей новой родине. Кроме того, нет сомнений в том, что, как писательница, Рэнд чувствовала на себе давление и нападки со стороны соответствующих кругов – со стороны всех Тухи культурной жизни Нью-Йорка.

В ноябре 1940 года она была вынуждена признать свое поражение на всех фронтах, в профессии и политике: ее пьесу убрали из репертуара после пяти показов, издательство окончательно разорвало договор на издание романа, отношения с агентом Джин Уик испортились[83]. В Европе неудержимо наступали Гитлер и Сталин, а большинство американских избирателей, кажется, не могли из-за своей ограниченности сложить один и один. Не удалось даже сохранить просторную квартиру на Парк-авеню в Манхэттене. Теперь они с Фрэнком жили неподалеку, в двухкомнатной полуподвальной квартире рядом с Лексингтон-авеню.

Конституционный патриотизм Рэнд

Впрочем, были и позитивные моменты. Во время своих многочисленных выступлений и разговоров с «простыми людьми» она убедилась в ясности их мышления, в их здравом смысле, что поменяло ее отношение к «слишком многим», до того весьма элитистское. У избирателей была потребность в свободе; чего не хватало, так это правильного разговора с ними для действительной политической мобилизации. Положение было сколь угодно серьезным, но отнюдь не безнадежным. Особенно если удастся развернуть ситуацию в свою пользу. Противопоставить тоталитарно настроенным силам в культуре и публицистике деятельную элиту, выступающую за свободу, – вполне по заветам Ленина. Чтобы «сверху», при поддержке прессы, оживить американскую мечту о «life, liberty and happiness»[69], которая делала Америку такой уникальной.

В начале 1941 года Рэнд всё больше мечтает о политической контрреволюции, основанной на самых простых и глубоких документах, гарантирующих каждому человеку свободу принятия решений и ее непременную защиту, – на Декларации независимости и Конституции США. Такое движение, верное не этнической общности и даже не (политической) нации, а документу, могло бы обрести черты конституционного патриотизма, мобилизующего людей.

Это тоже стало одним из важных открытий Рэнд во время избирательной кампании на улицах, в редакциях и в политических клубах Нью-Йорка. Она вовсе не была так одинока в своих политических взглядах и интеллектуальных предпочтениях, как ей казалось в те годы, когда она проводила всё время за своим письменным столом из орехового дерева. Этой осенью она налаживает сотрудничество с такими авторами, как писатель и публицист Альберт Джей Нок, автор изданного в 1935 году бестселлера Наш враг, государство, и журналист немецких корней и переводчиком Ницше Генри Луисом Менкеном, который благодаря своим столь же блестящим, сколь и спорным колонкам стал одним из самых заметных критиков Рузвельта. А также с писательницей и литературным критиком Изабель Патерсон, которая в своих колонках для газеты New York Herald Tribune отстаивала позиции, с которыми Рэнд была во многом согласна[84].

Поскольку Рузвельту в течение тридцатых годов удалось закрепить за своей политикой определение «либеральная»[85], все они сознательно избегали этого термина и называли себя «либертарианцами». Конечно, было нелегко подвигнуть таких радикальных индивидуалистов на создание политической организации или даже партии. Даже если их целью будет «организация против любых организаций». Тем не менее Рэнд преследует именно такую цель, когда пишет в январе 1941 года первый учредительный документ. В лучших традициях русских революционеров она выбирает для этого форму «открытого письма» к американским избирателям.

I want you!

Чтобы подчеркнуть драматичность ситуации, Рэнд (наверное, не очень удачно с точки зрения психологии) начинает свое письмо с обвинений в адрес избирателей:

Вы, читающие эти строки, являетесь главной опасностью для Америки. Как бы ни закончилась война в Европе, тоталитаризм уже победил в головах многих американцев и захватил всю интеллектуальную жизнь в стране. И вы этому способствовали. <…> Не стройте иллюзий в отношении этой угрозы. Вы же видите, что происходит в Европе. <…> Какие еще вам нужны доказательства? Не нужно легкомысленно говорить, что «здесь такое не может случиться» <…> А во Франции могло? Еще год назад вы бы посмеялись над таким вопросом. А теперь это случилось и во Франции – во Франции, матери свободы и демократии. Во Франции, духовно самой независимой нации на Земле.[86]

При этом Рэнд по-прежнему резко против вступления США в войну. Для нее важна только идеологическая борьба на внутреннем фронте. Именно в этой области сейчас нужно решительное сопротивление, ибо «сторонникам тоталитаризма не нужна ваша активная поддержка. Она им совершенно не нужна. <…> Всё, чего они хотят, – это ваше равнодушие!»[87] Вопреки некоторым мнениям, тоталитаризм не является чем-то новым в мировой истории, это древнейший феномен, это – и тут Рэнд опять скатывается в свой старый ницшеанский элитизм – «стремление незначительных и преступных элементов контролировать общество. Такие элементы есть всегда и в любой стране. Но здоровое общество не дает им шанса»[88]. Тесно связан с упомянутым стремлением и второй фактор, общий для всех тоталитарных движений, что ясно видно на примере нацистской Германии и сталинского СССР. Он заключается в том, что «государство стоит выше личности. В том, что коллектив получает все права, а индивид – никаких. <…> Это ключевой момент. <…> Нынешний кошмар стал возможным из-за людей, которые утратили всякое уважение к отдельной человеческой личности и приняли идею о том, что классы, расы и нации что-то значат, а отдельные люди – ничего, что большинство священно, а меньшинство – мусор, что стая – это сила, а человек – пустое место. Какова ваша позиция? Тут невозможны компромиссы»[89].

Чтобы облегчить решение каждому человеку, Рэнд определяет неприкосновенное ядро открытого общества как «принцип индивидуальных прав, индивидуальной свободы, индивидуальных ценностей. Это суть вопроса, который встал во всем мире. Это единственное средство защиты от тоталитаризма и его противоположность»[90].

Теперь необходимо вести эту борьбу теми же средствами, открытыми и скрытыми, которые