Пламя свободы. Свет философии в темные времена. 1933–1943 - Вольфрам Айленбергер

мире, который разожгли Гитлер и Сталин, на культурном поле предшествовала совершенно иная война, в том числе в США. И Рэнд считала своим долгом разоблачить духовные диверсии под вывеской ложно понятых принципов и с максимальной убедительностью воплотить их в персонажах романа.

Ключевое событие, определившее ее позицию, произошло еще в 1937 году, когда она посетила выступление британского политолога и публициста Харольда Ласки в левой «Новой школе» в Нью-Йорке[75]. Ласки – настоящая звезда среди американских интеллектуалов, он часто хвастался тем, что к нему прислушивается сам Рузвельт, а его лекции на актуальные общественные темы пользовались большой популярностью – особенно часто он говорил в духе времени о противоречиях между демократией и капитализмом.

Рэнд не могла упустить такую удачу. Вот же он – идеальный Анти-Рорк! Блестящий оратор, Ласки разбавлял неприкрытое высокомерие своих выступлений легкой иронией и с помощью умных слов и правильных тезисов преподносил нью-йоркской культурной публике именно то, что та усвоила за годы скрытой пропаганды и чему была готова рукоплескать. Рэнд было достаточно слушать Ласки, наблюдать за ним и записывать.

Быстро нашлось и подходящее имя. Как всегда в литературном мире Рэнд, оно оказалось говорящим: Эллсворт М. Тухи (else worth значит «другая ценность»). Вторая из четырех частей романа будет целиком посвящена этому могущественному, дьявольски хитрому антиподу Рорка. В течение весны 1940 года Рэнд окончательно определяется с образом нового персонажа. Самый влиятельный художественный критик самой влиятельной газеты страны, Тухи будет расточать из Нью-Йорка свои уравнительные миазмы.

22 февраля 1940 года

Цель Тухи заключается в разрушении сильных, независимых, оригинальных, здоровых, оптимистичных – причем оружием «других людей», псевдогуманизмом.[76]

22 апреля 1940 года

Тухи стал чрезвычайно важной фигурой в обществе. Он – неофициальный диктатор в сфере интеллектуальной и культурной жизни в стране. С помощью своих «организаций» он «коллективизировал» все искусства – и не допускает никаких проявлений известности, кроме выбранных им самим средних величин.[77]

Тухи разрушает в людях все формы независимости и все их достижения <…> Для дискредитации всякого достижения он вводит критерии оценки, которые должны быть понятны каждому дураку.[78]

С точки зрения Рэнд, культурные предпосылки наступления тоталитаризма состояли в целенаправленном и всеобщем ослаблении способности каждого отдельного человека формировать собственную точку зрения. Особенно ярко этот эффект проявлялся именно в сфере рассуждений об эстетике – в формировании мнений о произведениях искусства.

Поэтому критик Тухи в роли мастера нивелировки является для Рэнд воплощением банальности того, что принято считать «хорошим» (в смысле «гуманного», «социального»…), которое на самом деле сводит на нет именно те способности, что делают личность личностью: чувство прекрасного, чувство того, каким должно быть и могло бы быть человеческое существование. В терминах Рэнд это тот самый sense of life, которому архитектор Рорк бескомпромиссно, со сверхчеловеческой настойчивостью следует в своем жизненном проекте. То, что Тухи пытается укротить по всем правилам публицистики, – это воплощенная в фигуре Рорка смелость и его способность к самостоятельным суждениям и созданию нового. Иными словами – способность думать, планировать и действовать без чужих костылей.

Летом 1940 года Рэнд обдумывает новый общий план романа и разрабатывает социальные и политические аспекты «принципа Тухи», связывая их с угрозой глобального наступления европейского тоталитаризма:

В принципе, он [Тухи] стерилен; у него не было большой страсти к чему-то или своих личных интересов – кроме интересов других людей. Поэтому он не пытается добиться превосходства, напротив, он пытается разрушить само понятие превосходства. Сам он не может взлететь. Он может только тянуть вниз других. Ему недоступно великое. Он может только выравнивать. Его главной страстью становится равенство.[79]

Он ясно видит противоречие и борьбу двух важных принципов в сознании каждого человека – индивидуальное против коллективного, один против многих, «я» против «они» (das «man») <…> Он знает, что источник всего зла, всех страданий, фрустрации и лжи – это коллективизм (collective sense); проникновение других в фундаментальные мотивы личности. И поскольку он стремится разрушать всё истинно великое, он становится врагом индивида и великим мастером коллективизма.[80]

Его [Тухи] жизненная программа проста: ломать людей, привязывая их к другим; проповедь готовности жертвовать собой, отрицать себя, принижать себя, проповедь духовного рабства личности во имя всех остальных; цель – победить великого творца и освободителя – человеческое эго. Тухи известен как «великий гуманист». <…> Всеобщее рабство освобождает даже его от звания мастера. Рабы среди рабов. Широкий круг, абсолютное равенство. Это Эллсворт М. Тухи.[81]

Ложное равенство

В 1940 году Рэнд тоже видит мир стоящим у пропасти тоталитаризма. В этой ситуации она создает теорию мирового зла, главной политической целью которого считает тотальное закабаление и деиндивидуализацию человека человеческими же руками. Она видит, как открытые циники вроде Тухи реализуют этот план, пропагандируя некую усредненную качественную массовую культуру, служащую единству, равенству – и ничтожности. В мире Тухи место незаинтересованного самодовольства занимает самодовольная незаинтересованность; место смелости в формировании собственного мнения – псевдосмелость судить вместе со всеми и как все; место культурообразующей способности к дифференциации – желание абсолютной равнозначности.

В ключевом фрагменте романа Эллсворт М. Тухи формулирует это кредо в диалоге со своим любимцем, на самом деле бездарным, но знаменитым архитектором Питером Китингом: «Я не верю в индивидуализм <…> Я считаю, что мы все равны и взаимозаменяемы. Положение, которое сегодня занимаешь ты, завтра может занять кто-то другой – любой»[82].

Для Рэнд это идеальная формулировка принципа тоталитаризма. И стоило только прислушаться, как становилось очевидно, что этот принцип возобладал везде, даже в Америке сделался фоном, на котором любое общественное высказывание расценивалось как разумное, морально приемлемое и/или уместное.

Это представление о тотальном равенстве как тотальной взаимозаменяемости и ничтожности индивида начиналось с суждений в области искусства и простиралось до бесчеловечного предела, до полной потери самого элементарного из всех состояний сознания, то есть фактической уникальности личного человеческого «я».

Манхэттенский трансфер

В общественной жизни США этот процесс идет полным ходом – и в военной сфере, и в культурной. Поэтому у всех главных героев романа Рэнд, действие которого разворачивается в конце тридцатых годов в Нью-Йорке, есть реальные прототипы из того времени. Рорк, психологический близнец авторки, работает архитектором, и его жизнь очевидно напоминает карьеру Фрэнка Ллойда Райта, поклонницей которого была Рэнд – она неоднократно (но безуспешно) пыталась установить личный контакт с ним. Прототипом Тухи был Харольд Ласки, левый интеллектуал из Нью-Йорка. Фигура медиамагната Гейла Винанда, для которого пишет Тухи, напоминает в своих существенных чертах самого влиятельного и хитрого газетного издателя