В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь - Николай Александрович Лейкин

– Отчего ж дамы из карет не выходят? – интересовалась Глафира Семеновна.

– Этикет. Так из окон карет и будут смотреть, – дал ответ проводник.

Но вот войска, расставленные шпалерами, зашевелились. Раздалась команда. Музыканты взяли в руки трубы и деревянные инструменты и приготовились играть. Барабанщики положили палки на кожу барабанов. Все подтянулось. Начали строиться и войска в ограде мечети и вытянулись в длинную шеренгу от ворот до султанской лестницы с ковром. К ковру на лестнице бросились два сторожа с ручными щетками в руках и еще раз начали с него счищать насевшие на него пылинки.

– Едет. Султан едет… – сказал Нюренберг. – Сюда ведь от его дворца близко… Два шага… Поэтому он и избрал эту мечеть.

Вдруг раздалось протяжное заунывное пение. На минарете мечети стоял имам в чалме и пел, то протягивая свои руки в широких рукавах к небу, то опуская их с балкона минарета вниз.

Сидевшие у окон приподнялись с мест и все обратились в зрение. Вдали раздались звуки военного оркестра. Звуки эти смешались со звуками второго оркестра. Наконец заиграл оркестр, расположенный около мечети, перед окнами, из которых смотрели на церемонию супруги. Послышалось приветствие, отчеканиваемое тысячами голосов солдат. Показалась четырехместная коляска – черная, обитая внутри светло-синей шелковой материей, с позолоченными колесами, запряженная парой белых лошадей, и в ней султан с великим визирем, сидевшим напротив него. Коляску конвоировал взвод черкесов. Черкесы остались у ворот ограды, а коляска медленно въехала во двор мечети и мимо шеренги придворных, министров и пашей, кланяющихся в пояс и при этом прикладывающих ладони рук ко лбу, на грудь и обратно, стала подвозить султана к лестнице, покрытой ковром. У лестницы великий визирь выскочил из коляски и помог выйти султану, который в сопровождении его проследовал в мечеть.

Напряженное внимание присутствующих прервалось. Генералитет и придворные на дворе мечети заходили вольно. Появились в руках их платки и началось отирание вспотевших лиц. Отошли от окон и смотревшие на церемонию из дома иностранцы. Николай Иванович тоже вынул из кармана платок и стал сморкаться, присев на стул.

– Представь себе, я просто удивлена насчет султана. Он еще не старый человек, – сказала ему Глафира Семеновна. – А ведь я воображала почему-то султана стариком, с большой белой бородой, в парчовом халате, в громадной чалме с полумесяцем… В туфлях без задков и с загнутыми носками… Бог знает, как воображала… А он, оказывается…

– Самым обыкновенным человеком оказывается, – подхватил Николай Иванович. – И мне он казался совсем иначе… хотя и не в парчовом халате. Я думал его увидать в мундире, залитом золотом, а он в простом черном длинном военном сюртуке и в простой феске. И никаких орденов… Даже без эполет, кажется. Это для меня совсем удивительно. И все это просто… Подъехал к мечети и вошел в нее.

– Да-да… Да и пашей-то этих я себе иначе представляла, – продолжала Глафира Семеновна признаваться мужу.

– В чалмах и с трубками, как на вывесках табачных лавочек у нас?

– Ну нет, без трубок. Какие же трубки при султане! А я думала, что все они упадут перед султаном вниз лицом и будут лежать, пока он проедет. Я даже столько раз читала, что это так бывает на Востоке… А это совсем Европа. А что он не старик, так этого я и представить себе не могла. И вдруг оказывается, что он брюнет, с небольшой бородой и мужчина лет сорока.

– Шатен, по-моему, а не брюнет, и даже как будто с рыжеватостью.

– Ах, оставь, пожалуйста! Настоящий брюнет. Я хорошо видела.

– Ну, будь по-твоему. Мне все равно. Брюнет так брюнет. А только лицо у него больное, несвежее, истомленное.

– Вот это есть… Это действительно. И держит он себя не прямо, а как-то сгорбившись.

В это время прислуга начала разносить на подносах чай и кофе присутствующим.

Лакеи в черных сюртуках, застегнутых на все пуговицы, в фесках, в белых галстуках и белых перчатках подходили с подносами и кланялись, бормоча что-то по- турецки.

– Батюшки! Да здесь даже с угощением… – удивленно сказала Глафира Семеновна и спросила мужа: – Пить или не пить?

– Ты как хочешь, а я выпью и чаю, и кофею… Султанское угощение, да чтоб не выпить! Всего выпью и съем, и потом хвастаться буду, что у султана угощался. Послушайте, Афанасий Иванович… Это от султана чай и кофей? – спросил Нюренберга Николай Иванович.

– Все, все придворное… – отвечал тот. – Вот потом можете прохладительное питье пить, варенье кушать. Фрукты еще подадут, – прибавил он.

– Всего съем. Пей, Глафира Семеновна. Потом рассказывать будешь, что вот так и так… Шутка ли! У султана чай пьем! Взяла кофею? Вот и отлично. А я сначала чашку чаю возьму.

Он взял с подноса чашку чаю и сказал лакею по-турецки и по-русски:

– Шюкюр. Спасибо.

Церемония закончилась

После чаю и кофе присутствующих начали обносить фруктами. В двух больших вазах были красиво уложены крупные иерусалимские апельсины, мандарины, груши дюшес и яблоки.

– Боже мой, да мы совсем в гостях у султана! Нам даже и врать не придется, если мы будем рассказывать в Петербурге, что пользовались гостеприимством султана, – сказала Глафира Семеновна мужу, взяв апельсин и очищая его от кожи. – Одно только, что не во дворце он нас принимает.

– Ну а я сегодня буду писать в Петербург Федору Васильичу, так напишу, что мы угощались у султана во дворце, – отвечал Николай Иванович. – Напишу даже, что мы с одним пашой выпили вместе по рюмке померанцевой…

– Как с пашой по рюмке померанцевой? Ты забыл, что мы в Турции, в Константинополе. Ведь здесь вино и водка запрещены по закону. И наконец, с пашой…

Николай Иванович почесал затылок.

– Да… И я-то тоже… Забыл… – сказал он улыбнувшись. – Ну, напишу, что выпили с пашой по чашке кофею и выкурили по трубке. Пусть Федор Васильич рассказывает там всем нашим.

У другого окна две английские леди, одетые в клетчатые триковые платья с необычайно узкими юбками и огромными буфами на рукавах, чопорно кушали вилками с тарелки очищенную и нарезанную на кусочки грушу и лениво переговаривались с пожилым кавалером, очень смахивающим на орангутанга во фраке. Англичанин, спутник супругов по вагону, уничтожил большое яблоко и принялся его запивать прохладительным питьем с вареньем, перепробовав содержимое всех графинов.

Проводник Адольф Нюренберг вертелся тут же.

– Афанасий Иваныч, долго еще султан пробудет в мечети? – спросила его Глафира Семеновна.

– О, наш султан аккуратен и более