В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь - Николай Александрович Лейкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Припечатал… – шепнул он торжественно жене, вернувшись к окну. – И тебя подмахнул. Теперь наша подпись и в Константинополе у султана, и в Риме у папы в Ватикане, и на Везувии, и на Монблане, и в Париже на Эйфелевой башне, и…
– Ну, довольно, довольно… Смотри в окно… Вон уж песком посыпают, стало быть, скоро поедет султан, – перебила его Глафира Семеновна.
Действительно, на площадку перед решетчатой железной оградой мечети приехали двухколесные арбы с красным песком и рабочие в куртках и фесках, повязанных по лбу пестрыми грязными платками, усердно принялись посыпать площадку. Несколько полицейских заптиев, одетых в мундиры с иголочки, торопили их, крича на своем гортанном наречии, махали руками и, как только какая-нибудь арба опорожнивалась, тотчас же угоняли ее прочь. Пропустили несколько арб в ограду мечети, и там началась посыпка песком. Около супругов опять появился Нюренберг и шепнул:
– Я забыл сказать… Если при вас есть бинокль, не вынимайте его и не смотрите в него. Здесь этого делать нельзя… Падишах не любит и запретил.
– Да при нас и бинокля-то нет, – отвечала Глафира Семеновна.
– Но я к тому, что все именитого иностранцы приезжают сюда с бинокль, и мы предупреждаем всегда, чтобы в бинокль не смотрели. Золотого вашего разменял и даю бакшиш направо, бакшиш налево… Вот, говорю, от его превосходительства господина русского генерала. Все благодарны до горла, – прибавил Нюренберг.
– Ах, зачем вы это, Афанасий Иванович! – проговорила испуганно Глафира Семеновна. – Ну какие мы генералы! После всего этого еще может выйти какая-нибудь история. Пожалуйста, не называйте нас генералами.
– Ничего, ничего… Так лучше. Я опытного человек и знаю, что в этого слова есть большого эффект.
Супруги Ивановы смотрели в окно и любовались красивой белой, как бы ажурной мечетью, вырисовывающейся на голубом ясном небе. В ограде ее бродили и стояли группами генералы и высшие сановники в ожидании приезда падишаха. Съезд еще продолжался. К воротам ограды то и дело подъезжали роскошные экипажи, и из них выходили старики военные, в залитых золотом или серебром мундирах. Подъезжало и подходило духовенство в халатах и белых чалмах с прослойкой из зеленой материи и, войдя в ворота ограды, следовало в мечеть, направляясь к правому крыльцу ее. Мечеть имела два крыльца, или, иначе, две лестницы, в десять – двенадцать белых ступеней, ведущих ко входу. По правой лестнице взбиралось духовенство, и ступени ее были ничем не покрыты, тогда как левая лестница, предназначавшаяся для султана, была сплошь застлана ковром, и прислуга мечети со щетками и метелками в руках тщательно чистила ковер, ползая на коленях.
Приехали два больших фургона, запряженные каждый парой великолепных лошадей, и проследовали в ограду, а затем к левому крыльцу мечети.
– Дворцовые ковры от султана привезли, чтобы застлать им место падишаха в мечети, – шепнул супругам Нюренберг. – Всякий раз из дворца привозят. Наш падишах не любит не на своего собственного ковров молиться.
Действительно, придворные служители, сопровождавшие фургоны, начали вытаскивать из них свертки ковров и проносить в мечеть.
– И в мечеть Ая-София их всегда возят из дворца, когда падишах там бывает. Там есть своего собственного дорогие ковры, которого стоят, может быть, каждого пять, шесть, десять тысяч, но султан молится только на своего ковры, – прибавил Нюренберг шепотом.
Султанское угощение
К воротам ограды прискакали всадники-мальчики в офицерских мундирах. Их было пять-шесть, возрастом от тринадцати до пятнадцати лет. Они тотчас же спешились, передав лошадей конюхам, и вошли в ограду.
– Дети султана, должно быть? – спросила Глафира Семеновна у Нюренберга.
– Тут только один сын султана, а другие – дети от разного паши и шамбелен.
К мальчикам тотчас же подошли старики военные и разместили их в две шеренги у входа.
Но вот к воротам ограды, спеша и волнуясь, подошла толпа халатников в белых чалмах с зеленой прослойкой. Их было человек до ста. Лица их были красны и потны. Остановившись у ворот, они утирались рукавами халатов. Очевидно, они шли издалека.
– Духовенство? – спросил Николай Иванович, привыкший уже их отличать по зеленой вставке в белых чалмах.
Нюренберг замялся.
– Должно быть, что это разного маленького мусульманского попы и дьячки, – отвечал он, подозвал к себе слугу в черном сюртуке и феске, расставлявшего на столе подносы с графинами прохладительного питья, стаканами и вазочками варенья, и заговорил с ним по-турецки, указывая на стоящую перед воротами толпу. – Тут есть и попы и разного другого люди. Они из провинции… Это караван. Они отправляются в Мекку на поклонение гробу Магомета, – сказал он наконец, получив объяснение от слуги. – В Константинополе они проездом. Тут есть у них сборного пункт.
Два полицейских заптия подошли к толпе халатников, переговорили с ней и велели привратникам пропустить их в ограду. Халатников впустили, провели к левой лестнице, против которой они тотчас же встали на колени и по-турецки сели себе на пятки, принявшись молиться.
Раздался стук подков. На площадке перед оградой зашевелились. Полицейские махали руками по направлению к воротам. Ворота, бывшие распахнутыми только в одну половину, растворились настежь. Показалась двухместная карета, запряженная четверкой великолепных коней с форейтором и конвоируемая двумя чернолицыми всадниками в маленьких чалмах. Карета въехала в ограду мечети, обогнула толпу сановников, расположившихся у въезда, и остановилась слева в некотором отдалении от султанского подъезда с ковром.
– Дама, дама какая-то в карете и с девочкой. Я видела в окно. И только чуть-чуть прикрыта вуалью, немолодая уже дама, – сказала мужу Глафира Семеновна.
Нюренберг тотчас же наклонился к супругам и тихо сказал:
– Султанского приехала посмотреть на парад своего мужа и повелитель.
Минуты через две показалась вторая такая же карета, тоже четверкой и тоже конвоируемая такими же всадниками, как и первая карета. Она таким же порядком въехала во двор мечети и остановилась впереди первой кареты.
– Тоже жена? – спросил Нюренберга Николай Иванович, увидав в окне кареты даму, закутанную с подбородка до носа белой тюлевой дымкой.
– Жена, – кивнул тот. – Это другая жена.
– И неужели все султанские жены сюда приедут? – задала вопрос Глафира Семеновна. – Ведь, говорят, у него их сто…
– Пфуй! Что вы говорите, мадам! – отрицательно потряс головой Нюренберг. – Настоящего жена у султана только два, а остального дамы – это все так… А потом разного фрейлин, разного певицы, музыкантши, прислуга.
– Все-таки же они женами называются?
– Гаремного дамы и девицы – вот как они называются.
Между тем у