Сокровенная Россия: от Ладоги до Сахалина - Анджей Анджеевич Иконников-Галицкий

котором с трех сторон прорезаны фигурные арки. Сверху на здание как будто надета крышка: уплощенная кровля с сильно выступающим во все стороны карнизом. Широкие окна, прямоугольные и фигурные, изумляют небывалой расстекловкой – то в виде кривых и дуг, то в виде клонящихся под ветром крон деревьев. Стены облицованы светлым глазурованным кирпичом, а поверху идет широкий мозаичный фриз с изображениями изысканных цветов – ирисов, очень любимых мастерами модерна. В создании фриза участвовал мозаичист Владимир Фролов – тот самый, который несколько лет спустя создаст мозаики храма Воскресения Христова на Крови в Петербурге, а в советское время украсит мозаичными панно станции московского метро.

Во внешнем облике здания преобладает геометрическая бесхитростность, предвосхищающая функциональную простоту грядущего конструктивизма – стиля 1920-х годов, эпохи начинающейся научно-технической революции. Зато внутри…

Внутри особняк совершенно нереален, как сон или мечта. Кажется, что здесь нет ни одной прямой линии, ни одного прямого угла. Более того, кажется, что нет здесь отдельно стен, потолков, лестниц, а есть единое, пульсирующее, перетекающее из объема в объем пространство. Парадная лестница свивается в спираль, ее перила мраморным потоком скатываются вниз, как окаменевшая пена, как ледяной огонь. Светильник – не то медуза, не то сталагмит. Колонна с капителью из змей. Дугообразные дверные проемы. Вырастающий из стены рельефный камин…

Дом – живое дыхание, в котором хочется жить.

Дом Елисеевых на Невском проспекте в Петербурге

Среди полутора сотен домов, составляющих неповторимую перспективу главной улицы Петербурга, этот – самый необычный. Облицованные красным гранитом стены – не стены, а столпы. К столпам примкнуты постаменты на кронштейнах. С их высоты гордо взирают на Невский проспект и на Малую Садовую улицу Промышленность, Торговля, Искусство и Наука – огромные аллегорические статуи работы российско-эстонского скульптора Амандуса Адамсона. Наверху, над столпами, – четыре башнеобразные стелы, украшенные львиными масками в лаврах и увенчанные сферическими фигурами, очень напоминающими царскую державу.

Но самое главное – огромное пространство посередине фасада, выходящего на Невский проспект. Как назвать это пространство? Арка? Окно? Гигантский застекленный проем в две трети высоты и в три четверти ширины здания, криволинейно скругленный наверху, разделенный тонкими металлическими колонками на девять узких секций и оттого кажущийся еще более высоким.

Дом Елисеевых

Добавим к этому пестрые витражи, добавим металлический декор в виде вьющейся лозы, листьев, шишек, лилий, гирлянд да еще рассеянно-высокомерный лик длинноволосой девы со змеей на шее, глядящий вниз с самой верхней точки арочного свода… Да, здание необычное. Чем-то оно напоминает арфу (верхний этаж – дека, колонки – струны), изготовленную для бога или гиганта. И этим музыкальным тоном неожиданно перекликается со зданием Александринского театра, расположенным напротив, в глубине площади Островского, бывшей Театральной.

Необычный дом петербуржцы по старинке называют Елисеевским магазином. Полное название – дом торгового товарищества «Братья Елисеевы». Построен в 1902–1903 годах архитектором Гавриилом Барановским. Это был семейный архитектор знаменитого клана богачей Елисеевых, женатый на дочери главы товарищества, Григория Григорьевича. Для Елисеевых Барановский построил с десяток домов в Петербурге и Москве – и все они заурядные, обыкновенные, хотя и не без помпезности. А тут – вдохновенное творение!

Во всем дышит конструктивная смелость архитектуры модерна. Огромный арочный проем находит подтверждение своему вольному изгибу в масштабах внутренних помещений. Торговый зал на первом этаже сделан во всю площадь здания и перекрыт единым сводом, без дополнительных опор. Так же просторны другие этажи, на которых изначально помещались банковский зал, театр и ресторан. Здесь применена характерная для модерна каркасная конструкция: железные детали, образующие свод, опираются на мощные пилоны. Стена становится как бы и не нужна; ее место занимает простор – воздух, расцвеченный витражами.

Я, помнится, в детские годы любил бывать в Елисеевском магазине. Там было просторно, прилавки загадочно темнели резным деревом, старинные светильники множеством своих разветвлений напоминали сказочные растения. От этого и скудный советский товарный ассортимент казался заманчивым, привлекательным.

Потом магазин – гастроном № 1 – закрылся. Теперь открылся вновь, в издании «для богатых». А рядом, на углу соседнего здания по Малой Садовой улице, примостился черный чугунный кот. Его прозвали Елисеем. Он уже успел стать популярным: его фотографируют, ему бросают монетки.

Ярославский вокзал в Москве и Царскосельский (Витебский) вокзал в Петербурге

К началу XX века Россия выходит на первое место в мире по масштабам железнодорожного строительства. Прокладываются тысячи верст путей, возводятся сотни станционных зданий. Вокзалы становятся парадными воротами городов. Новейшие достижения строительной техники соединяются в их архитектуре с изысками художественного вкуса; строгая функциональность дает импульс творческому полету.

В одном и том же 1904 году после радикальной перестройки открылись Ярославский вокзал в Москве и Царскосельский (ныне Витебский) в Петербурге. Близнецы и антиподы.

Ярославский вокзал поражает свободой компоновки форм, свободой вообще. Кажется, что Федор Шехтель слепил его из глины или из песка, как дети в песочнице лепят. Как будто для него не существовало законов сопротивления материалов и тяжести многовековых архитектурных традиций. При всем том план здания разумен и прост. Со стороны Каланчевской площади его фасад составлен из простых объемов. Плотный, широкоплечий корпус с арочным проемом-входом, как Илья-богатырь, стоит, опираясь на два башнеобразных выступа по бокам. На его главе – фантастическая шапка-кровля трапециевидной формы, увенчанная ажурной решеткой. Налево, если стоять лицом к вокзалу, тянется двухэтажный параллелепипед с майоликовым фризом поверху. На углу к нему примыкает островерхая башня. Ей вторит башнеобразный ризалит под высокой кровлей на противоположном углу.

Образ здания построен на контрастах. Одни углы скруглены, другие скошены; выступы стен нависают, в других местах, наоборот, сужаются кверху. Светло-коричневый, легкий тон облицовочного кирпича спорит с тяжестью серогранитного цоколя и с ослепительной белизной штукатурного верха выступающих объемов. Все здание – воплощенная пластика. Оно рождает ощущение веса, но не тяжести. Кажется, его можно взять и, поднатужившись, поднять в воздух.

Интерьер Ярославского вокзала, волшебно проработанный Шехтелем и его коллегами, украшенный живописью Константина Коровина и Павла Кузнецова, увы, не сохранился. Такая же судьба постигла интерьеры других вокзалов Москвы и Петербурга. Всех, за исключением одного – Витебского. В его залах, переходах и вестибюлях завиток модерна царствует до сих пор, переплетаясь с деловой ажурностью металлических конструкций.

Царскосельский вокзал – старейший в России, обрел свой нынешний облик под руководством академика архитектуры С. А. Бржозовского и гражданского инженера С. И. Минаша. В нем нет вдохновенной шехтелевской смелости, зато есть прекрасная ясность, асимметричная гармония и уверенный размах.

Царскосельский (Витебский)