Жуть - Алексей Жарков

— Как ты это делаешь? — спросила девушка. — Как извлекаешь послания?

— Я не знаю, — Клонье сглотнул. — Дар ли это. Или что-то ещё. Я просто вижу оставленные мёртвыми конверты, которые не видят остальные, только другие извлекающие, и когда беру их — вытягиваю в нашу реальность, в мир живых.

— Ты уверен, что этот мир только ваш? И много ли тут истинно живых?

Шевелились только губы проводницы, глаза помутнели и стали неподвижными. Клонье стало не по себе: с ним говорил призрак, завладевший телом. Скоро начнёт меняться лицо, продавливаться личина бесплотного кукловода.

Он попытался успокоиться. Как поведёт себя призрак, предугадать невозможно, плохие ли добрые намерения — впрочем, выбора не было. Но он мог получить ответы, сколь смешными и никчемными они не казались перед монументом песочных часов, сквозь узкое отверстие которых просачиваются последние песчинки…

— Номер вагона и купе ведь не имеют значения, так? Куда бы я ни сел — увижу Послание?

Девушка — то, что владело ей — кивнула.

— Место не имеет значение. Мы пишем прогноз и кидаем в почтовый ящик одной из Станций.

— Зачем вы предупреждаете нас о том, когда Пустошь проглотит поезд?

Пожатие худыми плечами.

— Мы не предупреждаем. Ты не понял. Мы прогнозируем и сообщаем о вероятности частичного наложения мира живых и мёртвых, но сообщаем не вам. Эти письма не для людей…

— А для кого?

— Какая разница… Но такие, как ты, видите и способны снять копию, протащить её в мир живых. Что вам это дает? И зачем нужны чистильщики?

— Вы не знаете?

— Я нет. Не общалась с душами чистильщиков.

Ни малейшего движения, застывшее желе глаз. Клонье, желающий проверить внезапную догадку, повёл рукой с пистолетом перед восковым лицом, черты которого начинали метаморфировать: скулы, губы, разрез глаз, нос… едва заметные изменения.

Реакции не было.

— Ты меня не видишь?

— Сейчас, в этом теле, нет. Пока нет. Но чувствую присутствие.

— Чистильщик, его зовут Орт… — Клонье задумался, воскрешая образ маленького человечка. Он иногда представлял его карликом, в которого обратился Вишну, сражаясь с Бали. С чем (кем) сражался Орт? Ни с кем — фанатики просто верят в своё дело. — Чистильщик и извлекающий — команда. Каждый рейс, идущий через Пустошь, не обходится без этого дуэта. Один — извлекает, другой…

— Убивает, — шевельнулись губы, которые уже мало походили на тонкие губы проводницы: исчезла небольшая асимметрия, изменился контур, появилась припухлость.

Клонье вздохнул.

— Убивает. Если в Послании говорится о Станции…

— Станции Прибытия. Она — потухший очаг, который порой оживает и какое-то время тлеет. Она одна из конечных станций для мёртвых, а иногда и живых…

— Иногда — живых, — кивнул извлекающий. — Временами поезд останавливается — его останавливают — в Пустоши. И Станция становится последней остановкой. Об этом говорится в посланиях вроде сегодняшнего, теми или иными фразами. Я прав?

— В общих чертах. Но поезд не останавливают, он умирает, проникая в разрыв. Мир мёртвых не щадит механизмы.

— Пусть так. И если это предсказано в письме — чистильщик убивает всех живых, а потом себя. Они веруют, что избавляют их от ужаса и страданий. От ада, который предначертан не всем, но который не отпустит даже чистую душу, попади она на призрачную станцию.

«Я дарую им покой, а не полужизнь зомби! Я спасаю их души!» — раздались в голове слова Орта.

— Homines bonae voluntatis25, — смешок, никак не затронувший мимику лица. — А ты веришь?

Хрящи носа девушки сузились, сам нос заметно утончился. Что-то в этих изменениях смущало мужчину. Пугало…

— Не знаю… В рай нет. Но ведь на поезд иногда кидаются мёртвые. Зомби.

— Кидаются? Ты видел это своими глазами? Они ремонтируют пути… Или люди думают, что металл и дерево вечны?

— Чёрт, — выдохнул Клонье. — Это правда?

— Хочешь, чтобы я поклялась? — в голове звучал смех, давящий на глаза, холодящий разум.

Какое-то время никто не говорил.

— Что происходит, если в конверте нет упоминаний о Станции? — первым нарушила тишину женщина-призрак.

Клонье посмотрел ей в лицо, и что-то оборвалось в нём.

Он выдохнул ответ:

— Ничего. Мы просто едем через Пустошь. Временная отсрочка до следующего рейса.

Он уже не слышал собственных слов.

Перед ним было лицо… Лизы.

Опустившись на колени в котельном отделении вагона №4, Орт прочитал молитву. Бесшумно работал электрический отопительный котёл, окошечки табло над бойлером мерцали цифрами и графиками режима отопления. У продольной стены на спине лежал мужчина, он был мёртв. Опущенные веки с обгорелыми ресницами, пулевое отверстие с чёрной окантовкой на щеке.

С этим вагоном было покончено. Никто не попытался укрыться в других вагонах, сочтя лучшей защитой запертые двери. Все, кроме этого бедолаги, прятавшегося в котельной. Чистильщик хладнокровно расстреливал пассажиров, предварительно вскрывая пулей защелки дверей. И он молился за те души, которые достойны небес. Молился, пока приглушенное эхо выстрелов ещё витало в воздухе, а тело отпускало человеческую память в неизвестный полёт. В одном из купе он задержался непозволительно долго — и опять молился, уже вслух, со слезами на глазах. Старая молитва, которую он слышал от матери, когда ещё небо бороздили самолеты, а города мёртвых оставались мифами и страшными историями. В том купе помимо морщинистого старика в инвалидной коляске и молодой светловолосой женщины чистильщик убил двух близняшек. Убил… спас, не допустил, чтобы их маленькие ножки ступили на холодный растрескавшийся асфальт Станции. Господи, что за люди берут с собой детей через Пустошь?! Вероятность материального проникновения в мир мёртвых очень мала (процент авиакатастроф когда-то был и то выше), но дети… достаточно неосторожного взгляда на призрачную станцию или кроваво-красных ворон, клюющих что-то возле погребальных костров, достаточно голосов, зазывающих, плачущих, смеющихся…

В тамбуре он отметил подсохшую кровь: подтеки на стенах и лужа на полу около двери. Клонье серьёзно ранен. Орт испытал необъяснимую злость на извлекающего: зачем этот человечек цепляется за жизнь? почему предал свою миссию? ему нужен ад?

Немного смущенный нехарактерными ему эмоциями, он продолжал копаться в памяти и собственных чувствах. Девка Клонье исчезла в одном из рейсов, как и сам рейс. Это версия для большинства — обычное дело, людям не надо знать о применении химического оружия, тайных заговорах, причинах смерти президентов, разрывах ткани бытия, чистильщиках и зомби. Всего не скрыть, но пусть посредником между пониманием и правдой будут лишь глаза, прикованные к ночи за окном вагона, несущегося сквозь Пустошь. Что они увидят? Миражи, необъяснимое. А страхи размоют эти картинки, расщепят мёртвые голоса, воздвигнут барьеры. Либо они умрут. Либо сойдут с ума. Либо им не поверят.

Да, все слышали о Станциях-призраках, некоторые видели… что с того?

Слухи и легенды жили и будут жить. Вот что бессмертно, пусть и мутирует содержанием.

Итак, девка Клонье исчезла. Но Клонье знал правду. Его способности извлекающего проявились ещё в пятнадцать лет: после смерти сестрички, захлебнувшейся в ванне, в течение недели он находил в её комнате записки… на мокрых клочках бумаги детским почерком малышки (боже, эти пухленькие «а» и похожие на пружинку «е») были просьбы забрать её обратно… эти записки свели мать Клонье с ума. А за ним пришли. Отдел забрал одаренного ребёнка. Без малого двадцать лет спустя он стал извлекающим на рейсах через Пустошь. И — о, да… — Клонье знал, как погибла его любовь. От руки чистильщика: послание известило о станции, и коллега Орта — Дант — поднял пистолеты. Лиза (Орт помнил и имя) ехала к умирающей матери и, вроде, это была её первая поездка через мёртвые земли… до этого Клонье удавалось оградить девушку от подобных путешествий…

Да, Орт знал обо всем этом. И он изначально не доверял Клонье, слишком явной была боль и пустота в глазах извлекающего. Пусть они и прошли с ним почти с десяток рейсов. Холостых рейсов.

Орт миновал фартук и тамбур следующего вагона. Бесшумно двинулся вперёд. В самом начале коридора одна