Сцены частной и общественной жизни животных - Коллектив авторов

Нашему правому флангу противостоял левый фланг противника, которым командовал свирепый полководец из семейства Жесткокрылых – Скарабей Геракл, а его приказам повиновались грозные фаланги: Голиафы, Дровосеки, Майские Жуки, Комары, Бомбардиры и Щелкуны[505]. Что могли сделать легкие войска принца Шмеля против этой непробиваемой пехоты?

Нашему левому флангу противостоял отряд Земляных Пчел, умеющих точить, рубить и тесать, и когорта Жуков-Носорогов, у которых всего один рог и которым, следовательно, сама природа заповедала повиноваться приказам Жука-Рогача, у которого рогов целых два.

Хороший ливень мог бы обеспечить триумф хороших принципов

Центр же сражался с несметными полчищами Мух, Тлей, Молей и насекомых о двухстах сорока ножках.

Принц Шмель надеялся, что Скарабей Геракл первым пойдет в атаку и его тяжелые войска пересекут дистанцию, разделяющую две армии; но Скарабей Геракл, которому один Трутень-предатель открыл замыслы нашего принца, приказал своим войскам сомкнуть ряды, сложить крылья и оставаться на месте, ибо если ты не идешь к противнику, противник сам придет к тебе.

Знамена развевались по ветру, доспехи насекомых, выстроенных в боевом порядке, сверкали на солнце. Цикады, которых справедливо превозносят за музыкальность, разместились на крайних оконечностях обоих лагерей, на остриях громоотводов, и изо всех сил дули в маленькие луковые флейты, разжигая этой воинственной музыкой пыл наших войск. Время от времени Жуки-Рогачи, поднаторевшие в делах такого рода, с превеликой точностью сбрасывали с воздуха семена бальзамина, и сеяли страх и горе в наших рядах.

Вражеская армия не трогалась с места.

Нашими бравыми воинами начало овладевать нетерпение. «Поспешим, – говорили нам Поденки, которые успели поседеть в строю, – жизнь коротка». Вскоре терпение их иссякло, и они, не обращая внимания ни на угрозы, ни на мольбы сеньора Шмеля, первыми бросились на врага и тем обратили против самих себя хитроумный план, задуманный их командующим, ибо вся армия последовала за ними. Каждый покинул свое место в строю и устремился вперед что было сил, отчего наши домчались до врага, совсем запыхавшись и в совершенном беспорядке, враги же внезапно расступились и явили нашим взорам грозные жерла пушек совершенно новой конструкции. Пушки эти, выстроенные в два ряда, были такие маленькие, что их едва можно было разглядеть, и мы не знаем, как удалось их изготовить. Вид они имели прелестный, но погубили очень много народа. В течение четверти часа они расстреливали наше войско. Затем в ход пошло холодное оружие. Невозможно даже вообразить, как страшны и жестоки насекомоубийственные схватки. В лапках озверевших бойцов все становилось орудиями уничтожения. Листья кипариса оборачивались смертоносными копьями, любая сухая травинка превращалась в палицу, и повсюду слышался стук от столкновения панцирей и треск раздавленной чешуи.

Мои начальники как раз заканчивали фразу, когда входная дверь разлетелась на куски: в нее постучал Слон

Сломанные крылья, разъятые члены, горки мертвых и умирающих, море крови – вот ужасное зрелище, какое представляло из себя поле этого боя, а вернее сказать, бойни.

Между тем Цветы, которым теплица стала темницей, взирали снизу на то, что происходило у них над головами, и недоумевали при виде этих чудовищных зверств.

Первым пал правый фланг. Командир полка Майских Жуков, один из храбрейших офицеров, оступился, пытаясь вывести один взвод из окружения, и свалился на спину, а для Майского Жука ничего хуже быть не может. Неприятельский Шершень не погнушался воспользоваться слабостью беззащитного противника и пронзил его своим жалом.

При виде этого несчастья полк, которым командовал злосчастный Майский Жук, обратился в бегство. Принц Шмель попытался остановить беглецов, но в том не успел. Наступило наше Ватерлоо! В отчаянии, не желая пережить поражение, главнокомандующий ринулся в самую гущу сражения и нашел там то, что искал, – смерть храбрых! Выказав чудеса отваги, он пал, пронзенный двадцатью двумя ударами. Известие об этой смерти мгновенно разнеслось повсюду, и вскоре разгром сделался совершенно несомненным.

Победители не теряли времени; они тотчас отправились освобождать сухопутное войско, которое, за неимением лучшего, по-прежнему оставалось запертым во дворе амфитеатра.

Мы с прискорбием сообщаем, что принц Лео был вынужден отступить.

Воздушная и сухопутная армии восставших смогли воссоединиться. Они идут на нас – шум все ближе – крики все отчетливее – кажется, можно расслышать рев Буйвола и шаги Слона. Принц Лео убит; те из наших друзей, кто не умер, нас покидают. Хотите узнать, что такое верность в политике, – спросите об этом у свергаемого правительства. Там, где правит дух партий, все становится оружием. В бюро претензий не протолкнуться; момент выбран как нельзя лучше! Бунт уже возле наших дверей – под нашими окнами – повсюду. Бунт! но бунт ли это? или, быть может, это революция?

Мы продолжаем извещать наших читателей о том, что происходит, хотя жизнь наша под угрозой.

К несчастью, погода стоит превосходная. Неужели солнце – заклятый враг всех законных правительств? Отчего сегодня не льет дождь? Хороший ливень мог бы обеспечить триумф хороших принципов[506].

Кто знает, кому мы будем повиноваться завтра? кто может это знать?..

Заметка приказчика

Зная, как тревожились мои начальники о том, чтобы читатели не остались в хвосте и располагали всеми необходимыми сведениями, я беру на себя смелость продолжать их записи. Я брошу их, только если меня бросят в тюрьму.

Мои начальники как раз заканчивали фразу, когда входная дверь разлетелась на куски: в нее постучал Слон. Перо выпало из когтей господина Попугая, глаза его закрылись, точно он подумывал об отходе ко сну, хотя он об этом и не думал.

Господин Павиан бросился к окну.

– Что вы там видите? – спросил Петух.

– Вижу кругом сплошные мятежи, сплошные сборища, сплошные заговоры, – отвечал Павиан; лапы у него опустились, а на морде было написано, что он во всем разуверился и не прочь улизнуть.

– Тысяча гребней! мы не отступим перед врагом! – кричал бравый господин Петух, дрожавший исключительно от гнева.

– А перед кем же, черт подери, мы отступим, если не перед врагом? – возразил Павиан, в отчаянии вырывая клочья из бороды и уродуя свою физиономию.

– Как! – завопил Петух, прыгнув ему на шею, – неужели вы опуститесь до того, чтобы подать в отставку?

– Вне всякого сомнения, – отвечал Павиан, сделавшийся белее бумаги, – отказывать в том, чего требуют все, – значит разворошить Осиное гнездо. Если меня принудят, я сделаю все, что потребуется; я…

Но договорить ему не пришлось. Дверь кабинета резко отворилась. Открыл ее Слон, а вошел в нее Лис[507].

– Арестуйте этих господ, – сказал он сопровождавшим его Бульдогам, указывая на трех главных редакторов. Попугай в эту минуту был в камине, Павиан под креслом, а господин Петух в ярости; никогда еще его гребень не был таким алым. Их арестовали.

– А ты что здесь делаешь? – спросил Лис у меня.

– Все, чего пожелает Ваша Светлость, – отвечал я дрожа.

– Ну что ж, негодник! продолжай, – сказал он.

И вот я продолжаю.

Следом за Лисом вошло очень много народу. И каждый, входя, кричал: «Да здравствует Его Светлость Лис!» И каждый был прав, потому что свет не видывал такого просвещенного государя.

«Друзья мои, – сказал Лис, – в этом кабинете ничего не переменилось, в нем лишь стало одним Животным больше»[508].

Гром лапоплесканий заглушил эти прекрасные слова.

После этого Лис взял перо Павиана, отточил его ножиком Павиана, уселся в кресло Павиана за письменный стол Павиана и чернилами все того же Павиана начертал следующие прокламации:

Прокламация первая

Обитатели Ботанического сада! господа Петух, Павиан и Попугай вышли в отставку, а потому причин для беспорядков больше нет.

– Прочтите и подпишите, – сказал он Петуху, Павиану и Попугаю.

Двое последних поставили свои подписи, а господин Петух отказался.

– Не стану позориться, – сказал он.

– Увидим, – отвечал Лис.

Он взял перо и начертал вторую прокламацию, на которую, судя по всему, возлагал куда больше надежды.

Закончив, он предложил мне прочесть написанное вслух. И я прочел:

Прокламация вторая

Обитатели Ботанического сада!

Пока вы спали, совершалось предательство!!

Но мои друзья не дремали.

Долгое время мы склоняли голову под ярмом, не ропща; настало время распрямиться.