Сцены частной и общественной жизни животных - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что такое права? – отвечал ему старый Ворон, уже известный нашим читателям, – summum jus, summa injuria[482]; если вы все до одного желаете говорить и писать, вам не хватит всех фолиантов мира, согласись даже каждый из вас написать не страницу, не строку, не слово, не букву, а самую маленькую запятую или еще меньше.
Это совершенно разумное замечание было, естественно, сочтено абсурдным.
– Оставьте, – сказал Жук-Рогач, – или скажите сразу, что Бог Скарабеев не создал столько земли, неба, света, древесных листьев и даже листов бумаги, чтобы хватило каждому. Если каждый имеет право писать, значит, он может писать сколько ему вздумается.
О безумство! куда ни глянь, ты царишь повсюду!
* * *Увы! наши мирные долины охватила гражданская война; Насекомые заразили мятежным духом Птиц, а Птицы – Четвероногих. Все бьют тревогу. Пришлось закрыть двери клеток, что особенно неприятно Животным, которые любят сидеть на пороге и приглядывать за тем, что происходит в соседних клетках. Впрочем, не стоит волноваться, мы помним о нашей святой миссии и сумеем исполнить ее до конца. Гуси продолжают охранять Капитолий[483].
* * *Мы обратились к недовольным с новым воззванием; между тем мы узнали, что французские Кошки решительно выступили против нас. Долгое время их отношение к бунту оставалось неясным; у французских Кошек разница между «да» и «нет» так мала, что мышка не проскочит. Кошек этих сбила с толку одна из их товарок, которая не простила нам включения во французскую книгу рассказа Кошки из Англии. Если то, что нам донесли, правда, эта Кошачья дама вынудила своего добропорядочного мужа, который всегда слыл среди Котов своего квартала образцом кристальной честности, возглавить недовольных из семейства Кошачьих. Говорят, что сама она ходит по домам, возбуждает умеренных и мяукает вместе с бешеными, распевая нечто вроде Марсельезы, и даже не делает вида, что лапки у нее бархатные и мирные. Обращается она не только к Котам, но и к Кошкам, своим сестрам, которых призывает последовать своему примеру. «Вам кажется, что вашему полу не пристало заниматься политикой, – говорит она, – воззовите же к вашим мужьям, к вашим братьям, к вашим друзьям, к вашим женихам! не отвлекайтесь на прогулки по крышам соседних домов и теплиц… Ничего не жалейте, ничего не бойтесь, пусть вас гоняют и пинают, не страшно!..»
Для заговорщика, Ваша Светлость, вы чересчур толсты
* * *Давно было сказано: дурные примеры заразительны и подают их те, кто стоит наверху. Мятежники были всего лишь орудиями в руках особ куда более значительных. Кто бы мог подумать? Слон, один из самых почтенных и почитаемых Животных в Ботаническом саду, не побоялся скомпрометировать свое достоинство причастностью к подобному комплоту. – Для заговорщика, Ваша Светлость, вы чересчур толсты. Неужели Вы не видите, Ваше Толстейшество, что за Вашей спиной прячется Лис и что именно в его лапах сосредоточены все нити заговора?
Животные! зарубите себе на носу: судить о Лисе по его речам – все равно что судить о Коне по его уздечке.
* * *В добрый час: мятежники открыли свои карты и сожгли свои корабли; их бунт можно назвать образцовым: по глупости своей злодеи сами доставляют нам доказательства своих злодеяний, за которые им рано или поздно придется держать ответ. В ответ на нашу газету мятежники стали выпускать свою собственную. Но что это за газета! наша вполовину больше.
Мы заимствуем из первого номера анархического листка «Свободная газета» (а наша, выходит, не свободная?) следующее сообщение, посвящающее нас в самые тайные планы заговорщиков. Читатели наши с присущим им здравомыслием по заслугам оценят отвратительные теории этих нарушителей общественного спокойствия. Мы не изменили ни одного слова в этом любопытном документе, на который оставляем за собой право ответить.
Свободная газета Орган звериной реформы[484]Друзья свободы собрались вчера в Кабинете естественной истории. Именно в этих просторных залах, среди чучел, состоялось их подготовительное собрание.
Стояла глубокая ночь. По сигналу заговорщики вошли в залу один за другим и, кивнув друг другу без слов, молча расселись в мрачных галереях подле хладных останков их предков, которые можно было принять за уснувшие призраки.
Казалось, что в тишине эти обширные катакомбы превратились в пустыню. Все пришедшие сидели так неподвижно, что невозможно было отличить мертвых от живых.
Тут, каждый со своей стороны, словно движимые невидимой силой, внезапно явились Слон, Орел, Буйвол и Бизон. Тот, кто не знает, что любовь к свободе способна двигать горами, не сумел бы объяснить присутствие этих благородных животных в здешних галереях.
Убедившись, что все в сборе, слово взял Бизон.
– Братья, – сказал оратор, оглядев всех собравшихся одного за другим, – мы еще не произнесли ни слова, однако всем нам ясно, почему мы здесь.
Скажем же это прямо, раз мы думаем об этом с гордостью: мы здесь, чтобы принять участие в заговоре, чтобы переделать то, что мы сделали неправильно год назад, и постараться сделать это лучше; чтобы свергнуть, сбросить вниз тех, кого мы вознесли высоко; говоря проще, чтобы побудить звериную нацию отозвать редакторов с их постов.
Заявляю решительно: у нас не осталось иного выхода, кроме увольнения редакторов… Да здравствует увольнение!
Гром лапоплесканий.
Братья, нужно, чтобы слова отвечали мыслям, и потому, как ни горестно вам это слушать, а мне говорить, я все-таки скажу, а вы услышите: все существующее должно быть разрушено, а лучше бы ему вовсе не существовать!.. Какой прок был нам от всего, что нас заставили сделать? Книга вышла, и что изменилось?
Общий крик: «Ничего! ничего!»
Отчего это поприще, на которое должен был вступить каждый, от самого ничтожного до самого великого, отчего оно открылось только для горстки разрозненных плакальщиков? только оттого, что кому-то захотелось отлучить от национальной трибуны страдающее большинство. Бывшие редакторы работали только на себя. Они думали только о себе – и когда убедились, что вознеслись высоко, сказали себе: Все идет прекрасно.
Что проку нам от их возвышения? Разве перестала наша жизнь быть юдолью печали?
Олень, Лось и Теленок: «Нет! нет!»
Братья, эти редакторы заглушили тех великодушных Животных, которые поднимали свой голос в пользу зверитарной реформы![485]
Никакой пощады этим предателям, которые за ласки сторожа, за жалкую дополнительную порцию недозрелых яблок, ореховой скорлупы и сухих хлебных корок предали священное дело звериной эмансипации!
Братья, наше социальное возрождение[486] не продвинулось ни на шаг после той бессмертной ночи, когда родилась на свет наша свобода и была встречена лапоплесканиями всего мира.
Братья! наши главные редакторы предали свой мандат! они нас продали! продали Людям!
Все: «Так и есть! так и есть! Нас продали!»
Продали Людям!!! Впрочем, оставим Людей; сегодня Люди – не главные наши противники. Настоящие и самые опасные наши враги – это наши редакторы!
Никакой пощады этим предателям, которые за ласки сторожа, за жалкую дополнительную порцию недозрелых яблок, ореховой скорлупы и сухих хлебных корок предали священное дело звериной эмансипации! Кому обязаны мы тем, что находимся там, где находимся? куда возвратимся мы нынче ночью? В вольные пустыни или в тесные темницы?
Тигр, мрачно: «Да уж не в вольные пустыни!»
Все, хором: «Увы! увы! увы!»
Послужат ли нам крышей облака, а подушкой земля? Нет. Мы уляжемся спать на влажной тюремной соломе.
«Увы! увы!»
Там мы сгнием… Там мы умрем… Истину говорю вам[487], все мы умрем в оковах. А чем вознаградят нас, когда мы испустим дух? Когда нас обглодают до костей?
Хор: «О горе! о горе!»
Тут оратор воскликнул, обернувшись к скелетам десяти тысяч поколений Животных:
«Останки наших отцов! вы, жившие на Земле, ответьте, скорбные души, неужели Творец создал вас ради того, чтобы вы умерли в этих стенах?
Для того ли рождается на свет Животное, чтобы его превратили в чучело и заключили под стекло на потребу зевакам, или же для того, чтобы оно, пройдя до конца свой земной путь, возвратилось в лоно земли, своей матери, согласно законам природы?
Неужели все мы, дикие уроженцы равнин или гор, обречены жить с веревкой на шее, меж четырех стен, и получать в определенный час обед из буфетной?
Братья, жалобы не утешают скорбящее сердце: к чему же стенать? Кто слышит наши стенания?
Братья, разве отказались вы от намерения сбросить иго Человека? Разве позволите вы предателям остановить вас на полпути?
