Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы - Александр Твардовский

Он научно обоснован, —

Не на трех стоит китах.

Где тут пекло, дым иль копоть

И тому подобный бред?

– Все же, знаешь, сильно топят, —

Вставил Теркин, – мочи нет.

– Да не топят, зря не сетуй,

Так сдается иногда,

Кто по-зимнему одетый

Транспортирован сюда.

Здесь ни холодно, ни жарко —

Ни полена дров, учти.

Точно так же – райских парков

Даже званья не найти.

С басней старой все несходно —

Где тут кущи и сады?

– А нельзя ль простой, природной

Где-нибудь глотнуть воды?

– Забываешь, Теркин, где ты,

Попадаешь в ложный след:

Потому воды и нету,

Что, понятно, спросу нет.

Недалек тот свет соседний,

Там, у них, на старый лад —

Все пустые эти бредни:

Свежесть струй и адский чад.

И запомни, повторяю:

Наш тот свет в натуре дан:

Тут ни ада нет, ни рая,

Тут – наука,

Там – дурман…

Там у них устои шатки,

Здесь фундамент нерушим.

Есть, конечно, недостатки, —

Но зато тебе – режим.

Там, во-первых, дисциплина

Против нашенской слаба.

И, пожалуйста, картина:

Тут – колонна,

Там – толпа.

Наш тот свет организован

С полной четкостью во всем:

Распланирован по зонам,

По отделам разнесен.

Упорядочен отменно —

Из конца пройди в конец.

Посмотри:

Отдел военный,

Он, понятно, образец.

Врать привычки не имею,

Ну а ежели соврал,

Так на местности виднее, —

Поднимайся, генерал…

И в своем строю лежачем

Им предстал сплошной грядой

Тот Отдел, что обозначен

Был армейскою звездой.

Лица воинов спокойны,

Точно видят в вечном сне,

Что, какие были войны,

Все вместились в их войне.

Отгремел их край передний,

Мнится им в безгласной мгле,

Что была она последней,

Эта битва на земле;

Что иные поколенья

Всех пребудущих годов

Не пойдут на пополненье

Скорбной славы их рядов…

– Четкость линий и дистанций,

Интервалов чистота…

А возьми

Отдел гражданский —

Нет уж, выправка не та.

Разнобой не скрыть известный —

Тот иль этот пост и вес:

Кто с каким сюда оркестром

Был направлен или без…

Кто с профкомовской путевкой,

Кто при свечке и кресте.

Строевая подготовка

Не на той уж высоте…

Теркин будто бы рассеян, —

Он еще и до войны

Дань свою отдал музеям

Под командой старшины.

Там соха иль самопрялка,

Шлемы, кости, древний кнут, —

Выходного было жалко,

Но иное дело тут.

Тут уж верно – случай редкий

Все увидеть самому.

Жаль, что данные разведки

Не доложишь никому.

Так, дивясь иль брови хмуря,

Любознательный солдат

Созерцал во всей натуре

Тот порядок и уклад.

Ни покоя, мыслит Теркин,

Ни веселья не дано.

Разобрались на четверки

И гоняют в домино.

Вот где самая отрада —

Уж за стол как сел, так сел,

Разговаривать не надо,

Думать незачем совсем.

Разгоняют скукой скуку —

Но таков уже тот свет:

Как ни бьют —

Не слышно стуку,

Как ни курят —

Дыму нет.

Ах, друзья мои и братья,

Кто в живых до сей поры,

Дорогих часов не тратьте

Для загробной той игры.

Ради жизни скоротечной

Отложите тот «забой»:

Для него нам отпуск вечный

Обеспечен сам собой…

Миновал костяшки эти,

Рядом – тоже не добро:

Заседает на том свете

Преисподнее бюро.

Здесь уж те сошлись, должно быть,

Что не в силах побороть

Заседаний вкус особый,

Им в живых изъевший плоть.

Им ни отдыха, ни хлеба, —

Как усядутся рядком,

Ни к чему земля и небо —

Дайте стены с потолком.

Им что вёдро, что ненастье,

Отмеряй за часом час.

Целиком под стать их страсти

Вечный времени запас.

Вот с величьем натуральным

Над бумагами склонясь,

Видно, делом персональным

Занялися – то-то сласть.

Тут ни шутки, ни улыбки —

Мнимой скорби общий тон.

Признает мертвец ошибки

И, конечно, врет при том.

Врет не просто скуки ради,

Ходит краем, зная край.

Как послушаешь – к награде

Прямо с ходу представляй.

Но позволь, позволь, голубчик,

Так уж дело повелось,

Дай копнуть тебя поглубже,

Просветить тебя насквозь.

Не мозги, так грыжу вправить,

Чтобы взмокнул от жары,

И в конце на вид поставить

По условиям игры…

Стой-постой!

Видать персону.

Необычный индивид

Сам себе по телефону

На два голоса звонит.

Перед мнимой секретаршей

Тем усердней мечет лесть,

Что его начальник старший —

Это лично он и есть.

И упившись этим тоном,

Вдруг он, голос изменив,

Сам с собою – подчиненным —

Наставительно учтив.

Полон власти несравнимой,

Обращенной вниз, к нулю,

И от той игры любимой

Мякнет он, как во хмелю…

Отвернувшись от болвана

С гордой истовостью лиц,

Обсудить проект романа

Члены некие сошлись.

Этим членам все известно,

Что́ в романе быть должно

И чему какое место

Наперед отведено.

Изложив свои наметки,

Утверждают по томам.

Нет – чтоб сразу выпить водки,

Закусить —

И по домам.

Дальше – в жесткой обороне

Очертил запретный круг

Кандидат потусторонних

Или доктор прахнаук.

В предуказанном порядке

Книжки в дело введены,

В них закладками цитатки

Для него застолблены.

Вперемежку их из книжек

На живую нитку нижет,

И с нее свисают вниз

Мертвых тысячи страниц…

За картиною картина,

Хлопцы дальше держат путь.

Что-то вслух бубнит мужчина,

Стоя в ящике по грудь.

В некий текст глаза упрятал,

Не поднимет от листа.

Надпись:

«Пламенный оратор» —

И мочалка изо рта.

Не любил и в жизни бренной

Мой герой таких речей.

Будь ты штатский иль военный,

Дай тому, кто побойчей.

Нет, такого нет порядка,

Речь он держит лично сам.

А случись, пройдет не гладко,

Так не он ее писал.

Все же там, в краю забвенья,

Свой особый есть резон:

Эти длительные чтенья

Укрепляют вечный сон…

Вечный сон.

Закон природы.

Видя это все вокруг,

Своего экскурсовода

Теркин спрашивает вдруг:

– А какая здесь работа,

Чем он занят, наш тот свет?

То ли, се ли – должен кто-то

Делать что-то?

– То-то – нет.

В том-то вся и закавыка

И особый наш уклад,

Что от мала до велика

Все у нас

Руководят.

– Как же так – без производства, —

Возражает новичок, —

Чтобы только руководство?

– Нет, не только.

И учет.

В том-то, брат, и суть вопроса,

Что темна для простаков:

Тут ни пашни, ни покоса,

Ни заводов, ни станков.

Нам бы это все мешало —

Уголь, сталь, зерно, стада…

– Ах, вот так! Тогда, пожалуй,

Ничего. А то беда.

Это вроде как машина

Скорой помощи идет:

Сама режет, сама давит,

Сама помощь подает.

– Ты, однако, шутки эти

Про себя, солдат, оставь.

– Шутки!

Сутки на том свете —

Даже к месту не пристал.

Никому бы не мешая,

Без бомбежки да в тепле

Мне поспать нужда большая

С недосыпу на земле.

– Вот чудак, ужели трудно

Уяснить простой закон:

Так ли, сяк ли – беспробудный

Ты уже вкушаешь сон.

Что тебе привычки тела?

Что там койка и постель?..

– Но зачем тогда отделы,

И начальства корпус целый,

И другая канитель?

Тот взглянул на друга хмуро,

Головой повел:

– Нельзя.

– Почему?

– Номенклатура. —

И примолкнули друзья.

Теркин сбился, огорошен,

Точно словом нехорошим.

Все же дальше тянет нить,

Развивая тему:

– Ну, хотя бы сократить

Данную Систему?

Поубавить бы чуток,

Без беды при этом…

– Ничего нельзя, дружок.

Пробовали.

Где там!

Кадры наши, не забудь,

Хоть они лишь тени,

Кадры заняты отнюдь

Не в одной Системе.

Тут к вопросу подойти —

Штука не простая:

Кто в Системе,

Кто в Сети —

Тоже Сеть густая.

Да помимо той Сети,

В целом необъятной,

Сколько в Органах – сочти!

– В Органах – понятно.

– Да по всяческим Столам

Список бесконечный,

В Комитете по делам

Перестройки Вечной…

Ну-ка, вдумайся, солдат,

Да прикинь, попробуй:

Чтоб убавить этот штат —

Нужен штат особый.

Невозможно упредить,

Где начет, где вычет.

Словом, чтобы сократить,

Нужно увеличить…

Теркин по́д локоть дружка

Тронул осторожно:

 – А какая все тоска,

Просто невозможно.

Ни заботы, ни труда,

А тоска – нет мочи.

Ночь-то – да. А день куда?

– Тут ни дня, ни ночи.

Позабудь, само собой,

О зиме и лете.

– Так, похоже, мы с тобой

На другой планете?

– Нет, брат. Видишь ли, тот свет —

Данный мир забвенный,

Расположен вне планет

И самой Вселенной.

Дислокации иной —

Ясно?

– Как не ясно:

То ли дело под луной

Даже полк запа́сный.

Там – хоть норма голодна́

И гоняют лихо,

Но покамест есть война —

Виды есть на выход.

– Пообвыкнешь, новичок,

Будет все терпимо:

Как-никак – оклад, паек

И табак без дыма…

Теркин слышит, не поймет —